Не драматизируй что значит: Недопустимое название — Викисловарь

Содержание

Как правильно пишется слово не драматизируй? – Правица

Правильный вариант написания: не драматизируй
Именно такой вариант зафиксирован в орфографическом словаре.

Правило написания глагола с частицей «не»

Иногда путаница возникает при написании с «не» разных частей речи, когда имя существительное или прилагательное пишутся слитно, а глаголы и причастия пишутся раздельно:

Незнание закона не освобождает от ответственности. Незнайка на Луне. НО: Не знаю, что сказать. Не зная, где искать.
Незначительный проступок может испортить репутацию. НО: Не значит ничего.
Незабытый подвиг дедов остается в нашей памяти. НО: Не забыть былые времена. Не забывая о былом.

Поэтому первым делом определим часть речи. В нашем случае — это глагол (означает действие и отвечает на вопросы: «что делать?», «что сделать?»). Теперь обратимся к правилам, регламентирующим написание глаголов с частицей «не»:

Частица «не» с глаголами и глагольными формами пишется раздельно: не читать, не знать, не понимать, не увидеть.
Без «не» не употребляются глаголы: ненавидеть, негодовать, невзлюбить, несдобровать, нездоровиться, невзвидеть (свет), неводить (от слова невод, но не водить в значении вести), неметь, неволить, недужить, нежить(ся), неймётся и их словоформы. В данных словах глагол без «не» теряет смысл.
Слитно пишутся глаголы с приставкой «недо» в значении частичного, неполного действия: недоделать, недовесить, недооценивать. Будьте внимательны с глаголами, начинающимися на «до», в таких случаях возможно и слитное, и раздельное написание с «не». Например: Почему бы не допить чашу до дна? — Недоедали, недопивали, всё детям отдавали.

Таким образом, «не драматизируй» является единственным правильным вариантом в русском языке, иные способы написания данной фразы — неверны.

Примеры использования и цитаты с «не драматизируй»

Умевший, не сгибая выи Пред обаянием венца, Царю быть другом до конца И верноподданным России… * См. Карамзин. 30 ноября — 1 декабря 1866 Ф.И.Тютчев. Полное собрание стихотворений. Ленинград, «Советский писатель»…

«На юбилей Н. М. Карамзина» — Тютчев Фёдор

Нет! гигант грозе не внемлет; Не страшится он врага. Гордо голову подъемлет, Вздулись верви и бока, И бегун морей высокий Волнорежущую грудь Пялит в волны и широкий Прорезает в море путь. Восшумел Борей сердитый…

«Аквилон» — Козьма Прутков

Не только есть — куды! — Не выпьет и ковша воды!.. Нет, право, с ним наш брат не … Совсем не кормит, только гладит». Меж тем ночная тень мрачней кругом легла.

«Звезда и брюхо» — Козьма Прутков

Драматизируй это — Анна Эгида — LiveJournal

— Нужно все драматизировать. Придумайте мне ситуации.
Я слышала эти слова каждый день на протяжении полугода, и только сейчас их смысл дошел до моего сознания. Я улыбнулась, так сложно найти свое место. И вдруг.
И вдруг осознать, что ты не просто на месте, ты там, где нужно.
Мне все время выводят в укор, что я преувеличиваю или драматизирую.
Но это так, так оно и есть. Именно этим я отличаюсь от всех остальных, умение, подчеркнуть живое.
Чудо рождается в момент, когда ты собираешь самые простые вещи и переосмысливаешь их.
Чтобы задать новый тон эмоциям ты драматизируешь ситуацию. НО!
Всегда, ты имеешь дело только с живым исходным материалом.
То, что профессионалы называют инсайтами. Я просто зову наблюдениями.

Драматизация нужна, чтобы оголить какие-то моменты, сделать их острее и заметнее для зрителя.
Так я написала свой диплом в училище, выбрав для темы сюжет за окном. Его видят все на протяжении 5 лет обучения, я же создала из нее неожиданную историю то ли печали, то ли грусти, то ли ожидания. Эмоции там можно прочитать разные.
В ее основу легло острое переживание моей группы об окончании обучения в училище. Каждый переживал за будущее, и пол года в группе царила напряженная обстановка. Это гнетущие ожидание и нарождение, предчувствие нового и выразилось в работе. Предчувствие весны, едва рассвет, задний двор, и такая спертость. Нет вернее зритель заперт, он может видеть только фрагмент двора, никакой перспективы.

Это и была драматизация.
Тут был и инсайт, и много других составляющих.

Именно драматизация оживляет мои города. Очень простые наблюдения, ты утрируешь цветом и ритмом. И они становятся очевидны.
И если в рисунке, в мастер-классах — эта моя черта уместна. То в личных отношениях ее редко терпят. Но это непрерывное продолжение меня. Его не спрячешь, не укроешь пуховым одеялом. Отсюда рождается чувство дискомфорта.

А там, как в присказке: » Я не пятак, чтобы всем нравится!»
И остаются только те, кто способен ужиться с таким прекрасным качеством.

22 Часть, Смертные — фанфик по фэндому «Bangtan Boys (BTS)»

— Спасибо, что пришли. Мне нужно кое-что вам рассказать, — прокашлялся Юнги и оглядел собравшихся в комнате родных людей. Чонгук замер с бутербродом за щеками, который ему приготовила старшая Мин. Тэхён бросил грустный взгляд на родителей и вздохнул. — Что такое? — ради приличия сделал заинтересованное лицо отец Юнги, будто не знал, что тот хочет им всем сказать. Намджун сразу же отвернулся к окну. Мин почувствовал странную реакцию на собственные слова, но все же продолжил. — Мы с Джином решили снова сойтись. Я очень надеюсь, что вы нас поддержите в этом решении. Миссис и мистер Ким, Тэхён. Я понимаю, что вам может быть неприятно такое развитие событий. Ведь из-за этого ваш сын и брат ушел от вас так рано. — Он не ушел, а переродился, не драматизируй, — поправил ТэТэ. — Я не драматизирую, а говорю как есть. Что на это скажете? — Юнги с надеждой оглядел всех присутствующих и заметил скептические взгляды. — Что? — Ты действительно спрашиваешь об этом, когда уже столько времени пропадаешь с Джином? Серьезно? — фыркнула магичка. — Мы не против, как и говорили раньше. Если вы оба так решили для себя, то пусть так и будет, — улыбнулась миссис Ким. — Мы не для того потратили столько сил на его поиски, чтобы ты сейчас просил благословения, — цыкнул Джун. Юнги помолчал с половину минуты, а затем сглотнул и продолжил: — Понятно. Спасибо… Так вот, мы подумали и решили, что и дальше так свободно встречаться в подпространстве скорее всего нам не позволят, а магия в последнее время долго не задерживается внутри, так что я не могу перемещаться в мир смертных, — Юнги почесал затылок и задумался. — Я хочу поискать решение этой проблемы, поэтому прошу помощи в поисках стабилизации магии. Вы не знаете, откуда начать? — А если магия стабилизируется, что будешь делать? — поинтересовался Тэхён. — Как что? Буду перемещаться в смертный мир. А потом, когда Джин состарится и уйдет, я тоже уйду, только тут. Все просто. Намджун поджал губы и снова отвернулся к окну. — То есть ты не собираешь искать вариант, как остаться в одном круге перерождения в месте с Джином? Вас уже связала Природа-Мать, будет обидно терять подобное, — спокойно спросил мистер Ким и требовательно посмотрел на Юнги. — Конечно я бы хотел быть вместе с ним в каждом новом цикле! Но вдруг он не захочет со мной связываться и после… Мин замолчал, когда в прямо в лицо прилетела мокрая тряпка. — Лучше бы тебе запастись лечебными мазями, — прищурился Тэхён. — Почему? — рефлекторно спросил маг, с трудом собрав воду с воздуха и очистив ей лицо. — Потому что на месте Джинни, я бы тебя покалечил после таких слов. И я не шучу, — Тэхён сощурился еще сильнее и начал заводиться. — Я не понимаю, вы вроде начали все снова и связь у вас есть, и даже Природа-Мать ломает для вас законы природы, чтобы просто у вас была возможность продолжать быть вместе. А ты, ты… Тут младший Ким заметил движение справа, а затем на голову аккуратно опустилась чья-то рука. — Эй, чего завелся? Тебе после этого может быть плохо. Ты знаешь Юнги много лет, он просто вот такой, — Намджун слегка фыркнул и погладил успокаивающе Тэхёна по голове. Чета Ким понимающе переглянулись, а Мины удивленно подняли брови. Лишь Чонгук не заметил ничего подозрительного. — Это какой я «такой»? — как ребенок насупился Юнги. — Проехали, — отмахнулся Джун и с небольшой заминкой вернулся на прежнее место. Тэхён присмирел. — И когда Джин согласится, что потом? Пойдешь на перерождение в смертный мир? — Ну уж нет, — отрезал Юнги. — Если я уйду таким образом, то стану младенцем без памяти. А я хочу состариться вместе с Джином. И я не видел ритуалов для магов из нашего мира, которые бы позволили влиться в смертный круг. Так что думаю у меня нет вариантов, кроме как восстановить магию и так перемещаться к нему. Конечно, наши встречи вряд ли продлятся долго за один раз, потому что я постоянно чувствую давление со стороны смертного мира. Но я чувствую, что это просто предупреждающее давление, чтоб не забывался и не пренебрегал гостеприимством. Так что хоть таким образом, но все же… Все снова помолчали и почему-то посмотрели на Намджуна. Тот на пару секунд отвернулся к окну, сделал пару глубоких вдохов и выдохов, и наконец сказал: — На самом деле у нашего народа есть и ритуал для смены цикла и вообще много чего интересного. Просто об этом мало кто знает. И для твоего случая есть решение, — Джун махнул рукой и рядом материализовалась тетрадь. — Эту информацию мы все долго искали. Посмотри. Юнги нерешительно взял тетрадь и начал листать. — Это… Это твой почерк? Но откуда ты это все достал? Как узнал, что мне это понадобится. И что значит, «все»? — То и значит, что все находящиеся в этом помещении помогали в решении этого вопроса. Тебе осталось только все выполнить, — ответил Намджун. Юнги замер. Он начал обдумывать это и что-то постепенно складывалось в голове. — Вы… Когда все это началось? Я чувствовал и раньше, будто вы уже точно знаете, что произойдет, будто заранее прощаетесь. Но откуда вы все знали точно как все сложится? Намджун, что ты сделал? Для жителей нашего мира будущее можно узнать только одним способом. Мин прищурился и остановил требовательный взгляд на Джуне. Тот сразу отвернулся и упрямо выдвинул подбородок. — Нет… Ты этого не сделал… — неверяще прошептал Мин. Внутри в один миг что-то обрушилось. Он отложил тетрадь на стол, решительно схватил друга за запястье и потащил в сторону выхода из дома. Тот не стал сопротивляться, а просто сразу же перенес их к изрядно разросшемуся дереву. Но Мин не обратил на это внимание. Он все продолжал сжимать руку друга. — Намджун, скажи мне, что ты не заключал сделку с пожирателем памяти. — Я не рассчитывал, что ты узнаешь об этом. Без этого знания тебе было бы легче уйти, — Ким вздохнул и попытался не морщиться от боли в запястье. — Какие ты отдал воспоминания, Джун? Зачем ты заплатил такую цену? Я не стоил того, чтобы… — Остановись, — Джун сразу же перебил нервного друга. — И не драматизируй. Это всего лишь воспоминания. Их у меня куча накопилась за тысячелетие. Зато я увидел твое будущее взамен. Считаю, что это довольно выгодная сделка. Мин вздрогнул от спокойствия, которое витало вокруг друга. — Наджун. Ты еще помнишь ее? — Нет. Я отдал все оставшиеся воспоминания. Но перед сделками я всегда записывал все самое главное, так что… — Нет… Джун, как же ты теперь будешь? Как ты можешь разбрасываться такими вещами? Я все время боялся, что ты в какой-то момент устанешь от жизни и уйдешь. Мне казалось, что только воспоминания о ней тебя держали. А сейчас что? Как ты… — У Юнги от страха, что друг потеряет смысл существования, навернулись слезы. — Юнги, я же тебе говорил, что не ушел я только благодаря твоим родителям, которые когда-то просили присмотреть за тобой. Я понял позже, что на самом деле они так решили дать мне хоть какой-то якорь. И это сработало. Когда я почувствовал, что ты угасаешь, что не выдержишь долго, я решил убедиться, что варианты хорошего исхода существуют. К тому времени у меня хоть и остались самые счастливые воспоминания о ней, они были разрозненными и не приносили мне былой боли и радости. Так что я пожертвовал тем, чем считал нужным. Признаюсь, что я планировал исчезнуть вслед за тобой, но я кое-кому задолжал пару обещаний, так что уход откладывается на неопределенный срок. Тем более Чонгук еще миры не повидал. Будет жалко, если он останется без личного транспортера, — Намджун под конец фыркнул и посмотрел в сторону дома. Ему стало легче от того, что он наконец выговорился. Да и Мин немного расслабился. Юнги разжал пальцы и неловко схватился за штанины. Он достаточно долго обдумывал слова друга, пока тот терпеливо стоял рядом. А затем Мин просто накинулся на Намджуна и обвил руками его шею. — Спасибо… За все наши годы, за твое терпение и жертвы. Я не смогу расплатиться за все ни в этой, ни в следующих жизнях. Джун аж прослезился немного. Он только недавно смирился с тем, что лучший друг его скоро покинет, а теперь снова вот такой эмоциональный момент. — Просто будь уже счастлив и не делай глупостей. Больше мне ничего не нужно. Парни еще постояли так, а Юнги почувствовал нежное прикосновение листьев дерева к щеке. От этого он немного успокоился и улыбнулся. — Ну все, —Джун похлопал его по спине. — Отлипай давай и пойдем обратно. Нам нужно тебе рассказать обо всем.

***

— Намджун всегда был слишком умным и предусмотрительным. Я соскучился, — Джин невольно вспомнил уютную атмосферу в доме однофамильца. — Напугать друга перспективой потери магии, это конечно был самый разумный ход, да, — незлобно фыркнул Юнги. — Не бурчи. Ты же сам сказал, что он нашел рецепт антимагического зелья, чтобы ты побыстрее воссоединился со мной и не терял то небольшое время, которое у нас есть в этом цикле. Скажи ему от меня спасибо. — Ладно, но я до сих пор не понимаю, как им всем дружно удавалось мне подмешивать его незаметно? — Просто ты не ожидал подвоха, вот и все, — улыбнулся Джин и сильнее сжал бока парня. — Итак. Какой следующий шаг? — Ну во-первых, я должен тебя спросить, не против ли ты меня приютить, пока мы что-то не решим с документами? — Юнги почесал голову и вопросительно уставился на Кима. — Не понял, а когда документы будут готовы, что, сбежишь от меня? Мне казалось, мы этот этап прошли, — спросил Джин с небольшим сарказмом. Юнги цыкнул, но покраснел. — Этот мир тебя испортил. Никогда бы не подумал, что мой беззлобный Джини превратится в ходячую язву. — Ну что ты. На данный момент я язва лежачая, — Ким назло активно поерзал и сильнее вцепился пальцами в футболку, а Юнги вздрогнул от неожиданности. — Ладно, вернемся к нашему вопросу. То есть ты не против совместного проживания и перерождения в качестве соулмейтов и дальше? Джин закатил глаза. Никогда Ким не думал, что от страха сделать что-то не так его дерзкий Юнги когда-то станет таким дотошным и осторожным. — Повторяю в третий раз. Если бы я был против, то ты бы даже на порог моего сознания не попал, а смертный мир, почувствовав мое нежелание, тебя бы стер в порошок. Но ты и так знаешь, раз осмелился переместиться сюда. — Э… Я думал он просто предупреждает, чтобы глупости не делал, — протянул Юнги, начиная вспоминать, сделал ли он за последние визиты что-то не так. Вроде ничего криминального. — Оу… Ну, хоть нотка авантюризма в тебе осталась, — хмыкнул Джин. — Тебе повезло, что есть это место. А то кто его знает… — Как-то ты не утешаешь, — Юнги легонько тыкнул парня в бок, но тот сразу же взвизгнул. Как и ожидалось. — И твои слабые места остались такими же. Джин пихнул его ногой в отместку, но затем забил и снова повалился на Юнги. — Итак, когда вы до конца все спланируете, ты перенесешься сюда и мы будем снова жить вместе. А после смерти судьба нас сведет снова. Это все? — Если не считать момент с документами, моим будущим занятием и прочим. Как-то не хочется сидеть на твоей шее, — Мин нахмурился, всерьез задумавшись о том, как ему искать работу без магии. — Ой, да перестань. С документами разберемся как-нибудь, потом поучишься где-нибудь и все. Точно найдешь занятие по душе. За столько лет накопилось много знаний, — отмахнулся Джин. — Но я бы добавил еще одну проблемку в копилочку, — Джин немного замялся. — Какую? Меня до сих пор недолюбливают твои друзья? — Нет, с ними все в порядке. Кхм… Просто нужно решать вопрос с родителями. Можно конечно все это не афишировать, но я не могу так с ними поступить. Я обещал отцу, что скоро обо всем расскажу. Только вот я не знаю, как все преподнести, — Ким вздохнул и вспомнил вчерашний разговор с отцом. Тот снова спрашивал, когда он соизволит явиться. — Скажи прямо, что тут сложного? — пожал Мин плечами. — Или тут с этим какие-то заморочки? — Есть такое. Кто же знал, что закрытие мира приведет к небольшому отторжению к парам одного пола. Хотя сейчас, похоже, это уже не такая большая проблема. Но я не могу сказать, что это не проблема для моих родителей, — Ким снова вздохнул. — Ладно, все равно все это откладывать не стоит. Пойду к ним сегодня вечером. — Сколько у нас еще есть времени? — Около получаса. Мин вздохнул, устроил их удобно на созданной кровати и закрыл глаза.

***

Джин немного нервно сглотнул и наконец открыл дверь. — Мам, пап! Я дома! В прихожей витали умопомрачительные запахи его любимых блюд, отчего у Кима потекли слюнки, а переживание отошло на задний план. — Привет, Сокджини! У меня руки заняты, так что пока найди отца для начала! — послышался голос матери со стороны кухни. Никого из работников дома сегодня явно не наблюдалось. Ким для начала заглянул в свою старую комнату, чтобы переодеться в домашнюю одежду, умылся, а затем все же поприветствовал отца в его кабинете. За столом витала довольно непринужденная атмосфера. Но Джин все же решился ее разрушить. — Итак, я должен вам рассказать кое-что о себе и то, как я собираюсь жить дальше. Чета Ким недоуменно подняли брови от столь прямого заявления сына. — То есть, несмотря на наше отношение к твоим новостям, ты будешь делать по-своему? — спросила женщина, ожидая увидеть хоть тень смущения на лице родного сына, но тот лишь спокойно кивнул. — Хоть это звучит грубо и неблагодарно, но так и есть. — И что же такого ты нам хочешь сказать? — прищурился мистер Ким. Джин выдохнул, не собираясь тянуть: — Я собираюсь прожить остаток жизни со своим любимым человеком, который является мужчиной. За столом повисла тишина. Джин понимал, что даже если все пойдет под откос, он не откажется от своих слов. Его чувства к Мину имели слишком глубокие корни. — Я… На самом деле я рассчитывал на то, что мне тогда послышалось. Мы оба на это рассчитывали, — разочарованно выдохнул отец, спустя какое-то время. — Хоть я и просил тебя поговорить с нами об этом, но кажется, я все же не готов пока это принять. — Лучше бы я продолжала думать о будущей невестке и внуках, — поджала губы женщина. — Конечно, мы не станем любить тебя меньше, но… — Не думаю, что тешить себя иллюзиями, лучший выход, — пожал плечами Ким. — Я лишь хочу, чтобы вы не строили какие-то планы на мою личную жизнь и не пытались влиять на мое мировоззрение. Я очень надеюсь, что по другим поводам у нас не будет разногласий. В комнате снова повисла тишина. — Почему ты так спокоен? Неужели тебя не волнует наше отношение ко всему этому? — расстроенно спросила миссис Ким, не заметив и следа раскаяния на лице любимого сына. — Конечно меня это волнует, — Джин аккуратно сжал ладонь матери на пару секунд и отпустил. — Но в то же время я уже все для себя решил, да и вообще, в подобном положении вещей нет ничего особенного и я уверен, что вы это примете в той или иной степени. — Не слишком ли твое заявление импульсивно, Сокджин? Тебе не кажется, что подобные новости нужно подавать дозированно, а не вываливать сразу, — старший Ким сжал переносицу и зажмурился. — Ты сам просил поговорить с вами, — Джин пожал плечами и сделал небольшой глоток воды. — Мы с Юнги слишком много пережили и наконец все наладилось окончательно. Поэтому я хочу, чтобы в моем окружении не было никаких препятствий для нашей дальнейшей жизни. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на никому не нужные обиды или интриги. Поэтому я говорю все прямо, чтобы у вас было время привыкнуть. Я вас люблю, поэтому хочу как можно меньше конфликтов. Джин поколебался и все же встал из-за стола и сделал пару церемониальных поклонов. — Нам надо подумать, — в конце концов устало выдохнула миссис Ким и встала из-за стола. — Я в комнату. Женщина вышла из кухни, а мистер Ким помолчал еще какое-то время и тоже поднялся. — Раз ты все уже решил, то и говорить нечего, — в конце концов сказал он и ушел вслед за женой. Сокджин выдохнул и поднялся с колен. Он окинул взглядом опустевшую комнату и принялся убирать. Затем переоделся и уехал к себе.

Тусовка в режиме онлайн: Как отпраздновали День молодежи

Не драматизируй, пес

Площадкой для активностей стала страничка управления Вконтакте. Чтобы подогреть интерес, всех участников сразу одарили масками «Как я проведу лето» и стикерпаками. Персонаж стикеров «Красный пес» обещает стать незаменимым атрибутом общения ребят: он отлично передает молодежные сообщения, понятные только местным. Например, больше незачем писать «Встретимся возле театра драмы»: просто отправь стикер пса с подписью «Не драматизируй!». Для разогрева ребята зарубились в квест «На районе». В прямом эфире участники получили задания, связанные с Краснодаром, его районами и локациями. Например, догадайтесь по картинкам, какой зашифрован район. На финишной прямой трех знатоков города ждали новенькие музыкальные колонки.

– Я был на работе, когда мне пришло уведомление в телефоне, что Молодежка проводит онлайн-викторину, – рассказывает Алексей Игнатенко, один из победителей онлайн-викторины. –
Решил зайти посмотреть и поучаствовать, если будет интересно. Оказалось очень увлекательно, да еще и азартно, так как у меня был серьезный конкурент, хорошо знающий не только город, но и современную музыку. Приятно было не только проверить свою базу знаний о районах города, но и одновременно заполнить ее пробелы. Для меня участвовать в конкурсах с репостами и случайным выбором победителя скучно, а в таких викторинах всегда есть душа.

Удачная пародия

Главным событием праздника стала игра «Сбивки со звездами». Специальные гости, талантливые краснодарские ребята, придумывали задания для аудитории. Ведущий программы «Молодежь.Инфо», кавээнщик и шоумен Эдуард Хачатурян, предложил сделать пародию на него или передачу в целом. Музыкант Сергей Касо включал популярные песни и просил угадать, какой тренд исполняют пользователи Инстаграм под эту музыку. Педагог Центра танца и театра «СТ-11» Ольга Москат дала задание повторить танцевальную связку. Самым оригинальным и шустрым достались крутые призы.

– Мне попалась запись, где нужно было угадать, какой тренд в Тик-ток снимают под эту песню, – поделился впечатлениями Дмитрий Мельник, победитель задания от Эдуарда Хачатуряна. – Я сразу же вспомнил, потому что частенько сам снимаю ролики, и выиграл фирменную панаму от Levi’s. Меня так раззадорила победа, что я решил попытать счастья в конкурсе от Эдуарда. Я открыл последний выпуск его программы, и в голову сразу пришли идеи, как смешно и необычно обыграть пародию на ведущего. Ведь личность он харизматичная и эмоциональная, есть за что зацепиться.

Спустя час после публикации заданий я наконец загрузил свой ролик в комментарии, но все равно, на удивление, оказался первым участником. В общем, в тот день сорвал куш.

Прямая речь

Юлия Супрунова, заместитель начальника отдела реализации молодежных программ управления по делам молодежи Краснодара:

– В этом году День молодежи состоялся Вконтакте из-за сложной эпидемиологической обстановки. Однако это не испортило впечатления от праздника. Молодежь Краснодара всегда полна инициатив, огромного заряда энергии и хорошего настроения, поэтому даже в режиме онлайн ребята проявляют себя активно. Мы надеемся, что к Международному дню молодежи, который празднуется в августе, у нас будет возможность еще раз поздравить наших ребят, но уже в формате очного события. Возможно, фестиваля.

Земфира — Прогулка — текст, клип, факты, слушать

«Прогулка» – песня Земфиры, студийная версия которой опубликована на альбоме «Вендетта». Композиция стала вторым синглом с этой работы, выпущенной после трека «Небомореоблака» и перед треком «Блюз». Зефмира называла произведение позитивным, однако не отражающим настроение пластинки, на которой она опубликована.

Земфира – Прогулка – слушать

Интересные факты

В какой-то степени рассматриваемая композиция стала смелым экспериментом в контексте творчества Земфиры. «Прогулка» – это танцевальная электронная композиция, при создании аранжировки которой не использовались живые инструменты. Программировал трек Игорь Вдовин, петербургский композитор, музыкант и певец (среди прочего в 2012 году вместе с музыкантами группы «Кино» он делал аранжировку к песне Виктора Цоя «Атаман»).

Сотрудничество Земфиры и Игоря Вдовина началось во время работы над саундтреком к фильму Ренаты Литвиновой «Богиня: как я полюбила». Тогда они вместе сделали аранжировку к композиции «Любовь как случайная смерть». После Земфира отмечала, что по её мнению, Вдовин лучше работает сольно, тем не менее, всё-таки предложила ему принять участие в создании собственной номерной пластинки.

Интересно, что «Русское радио», куда Земфира отнесла песню «Прогулка», предложив взять её в ротацию, в эфире исполнительнице отказало. Сотрудники радиостанции посчитали композицию слишком модной и сослались на то, что их основная аудитория – жители российской глубинки – просто не поймёт эту песню. Тем не менее, произведение стало одним из самых популярных в творчестве Земфиры.

Официальный клип

В августе 2004 года режиссёр Рената Литвинова сняла клип Земфиры на рассматриваемую песню. Однако, его премьера состоялась лишь в декабре, когда трек поступил в ротацию радиостанций. Видео надолго прописалось в эфире музыкальных телеканалов и пользовалось большой популярностью среди поклонников певицы.

В 2005 году музыкальный журнал FUZZ номинировал ролик на соискание собственной премии в категории «Лучшее видео». Однако, награду это видео так и не получило.

Земфира – Прогулка – текст

Я держу тебя за руку
И все расплывается,
Успокой меня заново,
Мне ужасно нравится
Как ты выглядишь в этой
Нелепой шапочке.

Предлагаю не прятать
И уж точно не прятаться.
Если верить киношникам –
Мы загружены в матрицу.
Фонари зажигаются,
Я держу тебя за руку

Случайно падали звезды
В мои пустые карманы
И оставляли надежды.
Мои колени замерзли,
Ты был счастливый и пьяный
И что-то важное между.

Я держу тебя за руку,
Чтобы вдруг не похитили
В переулках скрываются
На волгах вредители.
Телефонные будки,
В них согреемся может быть.

Эта грустная сага
Никогда не закончится,
Мне не надо и надо
Ты мое одиночество.
Я не драматизирую,
Я держу тебя за руку.

К разделу: ПЕСНИ ЗЕМФИРЫ

Другие песни автора

Нормальные люди — Такие дела

Осенью при поддержке общественного пространства «Севкабель Порт» откроется «Нормальное место» — пространство, в котором будут работать и учиться люди с особыми потребностями. Руководитель фонда «Перспективы» Екатерина Таранченко и автор «Таких дел» Яна Кучина погуляли по стройке

На «Севкабеле» играет музыка.

Повсюду вагончики с едой, крошечные кафе с хитрыми названиями, один человек берет еду и садится за столик, другой делает пару сотен шагов до набережной, скидывает обувь и идет босой по деревянной мостовой.

Смотрит на лавочку, а потом садится прямо на доски по-турецки.

На его еду жадно смотрят собаки.

На тяжелую серебряную воду Невы жадно смотрят дети. («А купаться?»)

Смех. Разговоры. Лай. Ветер. Плеск воды. Саксофон. Шаги тех, кому нечего бояться и некуда торопиться.

— У нас там будут все люди, понимаешь? Такое место. Для разных людей.

— Что значит «для разных»?

— Ну вот из ПНИ, например. Заберем туда нашу арт-мастерскую. У нас там есть художники, которых весь мир знает, их выставки проходят в Европе, а они сидят взаперти, не наслаждаются этой известностью, этой жизнью. Особенные мастерские «Простых вещей» переедут. Бездомные будут работать. ЛГБТ. Меньшинства. Фрики? Странные? Нет, не странные. Понимаешь, просто ВСЕ.

Екатерина в пространстве «Нормальное место», в котором сейчас проходит ремонт

Фото: Мария Гельман/VII Agency для ТД

Все ненормальные, да. Я понимаю, но смешно смотреть, как Катя сражается со словами.

Я помогу.

Ненормальные. Странные. Изгои. Фрики. Блаженные. Юродивые. Все, кого столетиями пытались умертвить, изгнать, изолировать.

— И что вы там будете делать?

— На первом этаже будут кафе, магазинчики с одеждой. У «Простых вещей» уже многие покупают, по городу идешь — о, наши футболки на людях. На втором этаже будут мастерские. На пару часов в день будем открывать их для всех желающих, пусть ходят и смотрят.

В Катиных мечтах люди заходят в «Нормальное место», осматриваются. Улыбаются. Садятся за столики. Перемешиваются. Живут вместе дальше, дальше, дальше, и однажды она просыпается (и мы все просыпаемся), а «норма» перестала быть прицелом, а люди перестали быть мишенью. Можно не бояться, рождаться и расти, даже если ты не такой, как загадали мама с папой.

И всем есть куда пойти учиться. И всем есть куда пойти работать. И всем есть кого любить.

— Придут и увидят, что мы не заразные.

Мы растерянно улыбаемся друг другу до тех пор, пока улыбки не гаснут. Нам бы хотелось оборвать, сказать: «Да никто так не думает, не перегибай!»

Не драматизируй.

Интерьер в пространстве «Нормальное место», в котором сейчас проходит ремонтФото: Мария Гельман/VII Agency для ТД

Катя вспоминает семью, которую выживали из квартиры соседи, потому что у них ребенок с онкологическим заболеванием. Когда сотрудники фонда пришли разговаривать, оказалось, что люди в ужасе, потому что: 1) не знают, как объяснить собственным детям, почему в этом мире бывают больные дети, рак, смерть; 2) боятся, что раком заразятся их дети. Через дверные ручки, воздух в лифте, прямой взгляд, злой помысел. Каким-то страшным образом.

Разобрались. Объяснили. Поговорили. Человек сорок узнали, что рак не передается по воздуху, человек двадцать, может быть, поверили.

Я вспоминаю, как в школе не могла раздеваться в общем гардеробе, а шла в подсобку к техничкам, чтобы оставить трость, с которой ходила на улице. Дети, дежурившие в гардеробе, не касались ее, не поднимали с пола, если она падала. Остерегались.

До мира, в котором всем есть место, еще очень много дней. Больше дней, чем костей в моем теле. Но меньше, чем живых клеток. Гуглим: в человеческом теле 30 триллионов живых клеток. Да, у клеточек есть шанс дожить.

Мы поднимаемся по лестницам в огромное заводское помещение. Индустриальный бальный зал — потолки где-то в небе, с неба до пола спускаются окна, бетонные колонны отсчитывают пространство: раз-два-три, раз-два-три.

Вальс фриков с сумасшедшими.

— Кать, а сколько там квадратных метров, в вашем месте?

— 2000.

Мы ходим по залу и наглаживаем колонны пальцами, как зверей. Из бетона пробиваются осколочки старых голубых изразцов, кусочки плитки, кровавые уголки старинного кирпича. Скоро это скроет гипсокартон (спасибо, «Леруа Мерлен»). Скоро здесь поставят перегородки, занесут мебель с склада (спасибо и тебе, ИКЕА), поставят гончарные круги, станки, швейные машинки. Скоро здесь будет место для тех, кому места прежде не находилось.

Екатерина в пространстве «Нормальное место», в котором сейчас проходит ремонт

Фото: Мария Гельман/VII Agency для ТД

Директор Данил смеется нашему ликованию. Вообще он улыбается примерно всегда.

— Туалетов будет шесть: три широких, для инвалидных колясок, три обычных. Можно было сделать один широкий и побольше обычных, да я не хочу. Такое у нас место, где все будет пополам. И писсуаров не будет! Все писают сидя, это новые нормы!

Мы хохочем.

Это будет место, где люди вернутся к людям.

Нормальное место.

Первое место работы для людей с расстройством аутистического спектра, для бывших заключенных в ПНИ, для всех, у кого есть врожденные нарушения, и тех, кого «разбил» окружающий мир. Здесь они будут учиться работать и учиться учиться, а потом уйдут в большой мир. В кафе и мастерских «Севкабеля» — в нормальных, — в других корпусах уже готовятся принять «выпускников» этого этажа.

— У нас уже работает один мальчик в кафе. У него есть классная особенность: он легко обращается к людям по имени, очень убедительно. Так, вы Коля. Вы Маша. Однажды пришла девушка с кудрями, как у Грековой, он сказал: «Привет. Вы Маша Грекова». И все рассмеялись. Знаете, все сразу принимают это как данность, как новые правила игры. И смеются, и живут легче, потому что вместе с нами «сходят с рельсов». Человеку это хорошо, человеку это полезно.

— Почему к вам придут? Ведь всяких магазинчиков с футболками много. Кафе — да еще больше. Ок, «странным» некуда больше идти, а «нормальные» почему придут?

— Им будет любопытно! Захочется увидеть, как бывает!

— Это будет модное место. Творческих людей, наших друзей, будем просить приезжать сюда, читать лекции и играть. БГ, например.

«У Елизаветы два друга: конь и тот, кто во сне».

— Творческие люди — тоже странное меньшинство?

Все смеются.

***

Я думаю о романе нобелевского лауреата Кадзуо Исигуро, в котором рассказывается об обществе, где люди приноровились выращивать своих клонов на дальних фермах. После совершеннолетия этих «искусственных» людей разбирали на органы для людей «настоящих». Ходили слухи, что тот, кто выигрывает ярмарку талантов, может получить отсрочку и прожить дольше. Главный герой цепляется за эту надежду и привозит директрисе «школы», где он рос, свои рисунки.

Это прекрасные рисунки. Но отсрочки за них не дают.

Директриса проводила эти ярмарки, чтобы понять, есть ли у этих странных людей душа.

Может быть, с ними так нельзя?

***

Шагаю по зале. Здесь будут рисовать и шить футболки с прикольными надписями. Делать посуду. Обрабатывать древесину. Наверное, дойдут и до спектаклей, и до рассказов, и до песен. И инстаграм-аккаунты будут вести как «нормальные».

— В этот раз получится, — говорит Катя. — Предыдущее место сгорело, был настоящий пожар. И мы пришли сюда. Но если потоп — мы найдем новое место. И мы откроемся.

Она подлетает к окну счастливо и легко, говорит:

— Смотри. Вот улочка под нами, мы хотим ее переименовать. Будет Нормальный переулок. А вот в этих маленьких домиках откроются бары!

Екатерина в пространстве «Нормальное место», в котором сейчас проходит ремонт

Фото: Мария Гельман/VII Agency для ТД

Я смотрю на крошечную улицу и мысленно плюсую миру еще сотню квадратных метров «нормальности». Хорошо.

Мы стоим на подоконнике, прижавшись лицами к стеклам, чуть выше всех крыш соседних зданий, и смотрим вдаль. Под ногами — будущий Нормальный переулок. За спиной — будущее «Нормальное место».

За переулком стоит другое здание, огромное. Оно перетянуто колючей проволокой.

— А что там, за колючей проволокой? — спрашиваю я.

— А кто знает, — отвечает Данил.

Дует северный ветер. Но пока мы не сдаемся пожарам и идем работать, мы у него в ладонях.

«Нормальное место» строится благодаря пожертвованиям благотворителей. Сейчас проекту очень нужны деньги на покупку недостающих строительных материалов для ремонта и оборудования для мастерских: швейных машинок, станков и так далее. Чем больше денег мы соберем, тем скорее здесь все откроется — и сотрудники смогут сами заработать на дальнейшее существование.

Сделать пожертвование

Скачайте и распечатайте квитанцию, заполните необходимые поля и оплатите ее в любом банке.

Пожертвование осуществляется на условиях

Распечатать квитанцию Контактная информация Зачем указывать телефон?

Номер вашего телефона нужен, чтобы мы могли дополнительно подтвердить вашу личность и упростить вам доступ к личному кабинету. Мы не передаем ваши контактные данные сторонним организациям и не отправляем нежелательные рассылки.

Пожалуйста, подтвердите согласие

Помочь лайком

Эсее Фредрика Бакмана о том, как он тренировал футбольную команду своей дочки

Когда мы только начали, я думал, что делаю это только ради нее. Но почему я боюсь того дня, когда моя дочь повесит свои бутсы на стенку?

Быть тренером значит смотреть на всех детей как на своих собственных.

Когда-нибудь ты поймешь, что дело было не в футболе. Это могло быть что угодно. Я просто хотел быть с тобой —и везде, куда бы ты ни пошла, и оставаться рядом, пока ты мне это позволяла.

Когда тебе было пять лет, мы с тобой поссорились. Мы ехали в машине на тренировку. Не помню точно, о чем была эта ссора. Как я уже сказал, тебе было пять лет, так что поводом могло стать что угодно. Что я взял с собой не те кукурузные крекеры — уже откусив от одного, ты обнаружила, что они не круглые, а квадратные, а ты терпеть не могла квадратные крекеры. Что я не понимаю, насколько ты ненавидишь квадратные крекеры, а значит, мне плевать на твои чувства и, наверное, плевать, даже если ты вообще типа помрешь! Если бы я действительно тебя любил, я купил бы правильные крекеры, без острых уголков. Это была одна из множества подобных ссор. Она закончилась, когда мы остановились на красный свет и ты что-то сказала, а я сказал что-то в ответ, а затем ты сказала что-то довольно грубое, а я сорвался: «Если ты собираешься ссориться со мной каждый раз, когда мы едем на тренировку, то я не понимаю, для чего я вообще стараюсь и работаю твоим тренером!»

Стало тихо. Ты посмотрела мне в глаза в зеркало заднего вида. Твой взгляд был холодным, как лед. Затем ты сказала: «Вообще-то ты не тренер. Ты просто накачиваешь мячи».

Это ранило меня намного сильнее, чем я мог бы предположить. Всю оставшуюся дорогу я хранил молчание, и ты тоже. Сегодня мы с тобой шутим, вспоминая этот эпизод, но тогда мы с тобой оба заметили, что перешли черту. После этого тебе пришлось быть аккуратнее с моим мнением о себе. Вечером, когда мы вернулись домой, ты пробормотала: «А еще ты клеишь пластырь, если кто-то поранится». Этой фразой ты обмотала мою грудь, как скотчем, и только благодаря ей я на следующий день не развалился на куски.

Не проявил ли я излишнюю обидчивость тогда, в машине? Конечно. Но в свое оправдание могу сказать, что последние несколько месяцев я потратил на работу тренером немалую часть своего свободного времени. Ну, хорошо, не тренером, а помощником тренера. Или, по меньшей мере, помощником помощника тренера. Или, по самому минимуму из минимума, я был тем, кто на родительском собрании, когда нам сообщили, что пара опытных тренеров у нас есть, но еще один опытный взрослый лишним не будет, первым поднял руку. Так что я — дополнительный взрослый. Конечно, если быть абсолютно честным, то когда мы вместе с одним из тренеров шли с этого родительского собрания, он спросил меня: «Это твой универсал?» Я ответил: «М-м-м…» И он сказал: «Отлично!» Так что самое главное — я тот парень, у которого есть достаточно большая машина, чтобы на протяжении последующих двух лет возить футбольное снаряжение. Но можете мне поверить: дождь с равной силой льет и на голову главного тренера, и на голову чувака, который ничего не понимает в футболе.

Все, что мы делаем вместе, подчиняется одному и тому же правилу, которое распространяется на всех детей и их родителей: сначала мы делаем это для тебя, а потом ты делаешь это для нас

Потому что, к сожалению, на тренировках я обнаружил, что знаю о футболе очень мало. Я был одержим этой игрой всю свою жизнь и потратил немало времени, крича в адрес незнакомых парней на экране, что они должны делать вместо того, что они, блин, пытаются делать. Но, как выяснилось, я не знаю практически ничего. Для меня это был вылитый за шиворот ушат ледяной воды, поскольку это была важная часть моей личности: до того я был одним из тех, кто «соображает» в футболе, но потом я познакомился с твоими тренерами и тут же вспомнил старый анекдот про бокс. «Я хотел стать боксером, пока не встретил парня, который очень хотел стать боксером». Когда я смотрю футбольный матч, я смотрю футбол, а твои тренеры смотрят на все. На первых же твоих тренировках один из них объяснил, как Юрген Клопп организует контрпрессинг, и до меня вдруг дошло, что я понятия не имею о том, что такое контрпрессинг. Второй тренер посмотрел на тебя и остальных пятилеток и шутливо сказал: «Вы, конечно, сразу все поняли, правда?» Никто из других девочек ничего не ответил, а ты посмотрела ему прямо в глаза и сказала: «Вообще-то я здесь только потому, что папа обещал после тренировки отвести меня есть бургеры».

Я с уважением отнесся к твоей честности. И, раз уж мы заговорили о честности, единственное, что я усвоил про контрпрессинг, были слова твоего тренера: «Суть не в том, что ты делаешь, когда ты контролируешь ситуацию; суть в том, что ты делаешь, когда теряешь контроль над ситуацией». А я подумал, что это то же самое, что стараться быть человеком в обычный будний день. Примерно тогда же я понял, что в твоих футбольных тренировках главным будет не футбол.

А потом мы поехали есть бургеры.

Иногда меня беспокоит, что ты начала играть в футбол только ради меня. Но потом я напоминаю себе, что, скорее всего, все обстояло с точностью до наоборот. Я сам много лет играл в футбол, я слишком много знаю о гравийных полях в ноябре, когда завывает ледяной ветер и лупит косой дождь, чтобы одобрять это занятие. Я приложил немало усилий, чтобы сообщить тебе о многих более приятных занятиях, которым можно предаваться при комнатной температуре. Если задуматься, я настолько мало разговаривал с тобой о футболе, что ты выбрала его исключительно с целью мне досадить. Как родитель, я, разумеется, не могу знать это наверняка. Мы всегда убеждаем себя, что все лучшие и худшие решения детей каким-то образом связаны с нами.

Но теперь тебе семь, и в глубине души я знаю, что оказываю на тебя все меньше влияния. Это возраст, в котором начинаешь чувствовать силу прибоя и, чтобы пробраться к глубокой воде, тебе приходится бороться с волнами. Ты наверное еще видишь берег, но уже чувствуешь, как тебя увлекает течением. Скоро ты оторвешься и отправишься дальше. На том родительском собрании я поднял руку только потому, что хотел оставаться с тобой чуть подольше. Я поднял свою руку, как тонущий в море человек.

Ты, наверное, это знаешь. Все, что мы делаем вместе, подчиняется одному и тому же правилу, которое распространяется на всех детей и их родителей: сначала мы делаем это для тебя, а потом ты делаешь это для нас.

Вот почему я сжимаю твою руку все сильнее, когда мы идем к тренировочной площадке. Ты ведь мне не скажешь, когда это будет в последний раз.

Жозе Моуринью сказал: «В футболе главное — побеждать». Но благодаря тебе я понял, что для меня это не так. Алекс Морган сказала: «Оправдания — те же поражения; они знакомы всем, кроме чемпионов». Я уверен, что она права, но, по совести сказать, я не против парочки оправданий. В детстве я хотел быть частью этой игры, потому что все остальное состояло из социальных норм, которых я не понимал. А футбол давал ясно понять, чего он от меня ждет. Футбольное поле было единственным местом, где я не чувствовал, что со мной что-то не так. Однажды я написал: «Ты любишь футбол потому, что это инстинкт. Если по улице катится мяч, ты его пнешь — по той же самой причине, по какой ты влюбляешься. Просто потому, что ты не знаешь, как себя остановить». Я по-прежнему это чувствую. Как сказал Гари Линекер, это простая игра: двадцать два человека девяносто минут гоняют по полю мяч, а потом на тебя орет твоя дочь.

Но кроме всего этого есть кое-что еще.

На прошлой неделе ты повредила спину, прыгая на батуте, и вообще не могла тренироваться. Но мы все-таки поехали на тренировку, чтобы раздать остальным жилеты и мячи. Когда я развернулся и направился обратно к машине, ты сказала: «А мы что, не останемся, чтобы помочь?» И мы остались. Я научил тебя пользоваться электрическим насосом для мячей, а когда Тим Мейт — одна из твоих товарищей по команде — поранилась, я заклеивал ей рану пластырем, а ты сидела рядом и рассказывала ей про те случаи, когда я по собственной невнимательности поранил тебя. Например, однажды на тренировке я забыл снять часы, а ты, к сожалению, подросла ровно настолько, чтобы, подбежав ко мне на скорости с целью меня напугать, врезалась головой в часы и упала на землю. Со стороны эго выглядело так, будто я тебя ударил. Признаюсь, за это меня не назвали бы отцом года.

Иногда мне хочется, чтобы ты забыла о моих проколах или хотя бы перестала рассказывать о них каждому встречному. Но ты очень хорошо запоминаешь такие моменты. Это отличное качество для тех, кто любит спорт, потому что спорт весь состоит из моментов. И жизнь тоже.

На прошлой неделе один из тренеров напомнил мне о том, как ты в последний раз рассмешила его до колик: у него есть 13-летняя дочь — потрясающая футболистка; ты вместе с ним ходила на ее тренировку и вдруг спросила: «Почему они так много бегают?» Он сказал, что они должны много заниматься физическими упражнениями, чтобы быть выносливыми и уметь продержаться до конца матча; когда ты достигнешь ее возраста, добавил он, тебе тоже придется много бегать. Ты спокойно взглянула на него и сказала: «Когда я достигну их возраста, не думаю, что я буду играть в футбол. Потому что это не для меня». Иногда ты говоришь, как директор завода в старом черно-белом фильме, но я понимаю, что ты хотела сказать. Для тебя футбол — тоже не всегда только футбол; он нам просто нравится, чем бы он ни был. Вчера ты сказала своей матери, что, когда она приходит на тренировку, чтобы посмотреть на «меня и папу», это здорово, как будто она приходит ради нас двоих, а не только ради тебя. Мне пришлось надолго присесть, прежде чем я смог встать — что-то распирало меня изнутри.

Прошлым вечером я заснул на полу возле твоей кровати. Мы оба держали за лапки твою плюшевую собачку. Тебе купили ее на бейсбольном матче в Торонто, и тебя это так обрадовало, что вряд ли ты помнишь об этом матче что-то, кроме собачки. Когда теперь я вспоминаю об этом, не думаю, что тоже помню о нем что-то еще. Один мудрец дал следующее определение бейсбола: «Это игра провалов». Даже лучшие в мире отбивающие промахиваются семь раз из десяти; они промазывают так часто, что их почти удивляет, когда им удается попасть по мячу. Я сходным образом смотрю на свое родительство.

В тот день, когда мы с тобой, пятилетней, ехали в машине и ссорились из-за кукурузных крекеров, на дворе стояла осень и я страдал от депрессии и усталости. Это непростые слова — их легко произнести, но трудно объяснить. Всю мою жизнь мне говорили, что мой мозг работает не совсем так, как должен. Иногда это хорошо; у меня довольно бойкое воображение, которое привело меня к довольно необычной профессии, а это, в свою очередь, — удача, потому что на нормальной работе я удержаться не способен. Но иногда это плохо, потому что мой мозг настолько успешно убеждает меня в реальности вымысла, что способен внушить мне опасные вещи.

Той осенью я находился под невероятным стрессом, и продолжалось это очень долго, а мой мозг в состоянии стресса утверждает, что я не могу дышать. Разумеется, это ложь, но мой мозг может быть настолько убедителен, что мои легкие ему верят. Это называется паническая атака, и из-за нее я могу посреди ночи лечь на пол в прихожей, уверенный, что вокруг меня безвоздушное пространство. Вот насколько бойкое у меня воображение. Первая паническая атака случилась со мной в твоем возрасте. Помню, что школьная медсестра решила, что у меня астма. На самом деле я просто постоянно пребывал в печальном настроении — безо всякой на то причины. Со мной до сих пор такое бывает. В этом никто не виноват, и это не значит, что я несчастлив. Я невероятно счастливый человек. Просто я хрупкий. Иногда мой мозг представляет себе черную дыру и швыряет меня на ее дно, и мне может понадобиться время, прежде чем я смогу вообразить веревку, при помощи которой выберусь оттуда. В такие минуты мне страшно и одиноко: я лежу на дне, и там нет никого, только я и мои страхи. В детстве у меня не было слов, чтобы выразить все это, и я нашел две вещи, которые мне помогали: книги и спорт. Для меня и то и другое стало способом сбежать от реальности. А поскольку в детстве мне очень, очень не нравилась реальность, я был ими одержим.

Я знал, что цель спортивных занятий — не только воспитать футболистов, но также воспитать детей. Я не был готов к тому, что одновременно это станет воспитанием родителей

Сейчас я рассказываю тебе все это, поскольку до нашей ссоры в машине о кукурузных крекерах я, скорее всего, думал, что футбол будет для меня только этим — способом забыть о том, что происходит здесь и сейчас. Но когда ты и я ходили на тренировки той первой осенью, произошло обратное: футбол помог мне выбраться из ямы. Выбора у меня не было, потому что, наклеивая пластыри двум дюжинам пятилеток, ты обязан быть сосредоточенным на сто процентов. Это стало причиной, по которой я оставался на свету, ведь в темноте ничего не видно и ни один мяч не накачаешь. В машине у меня даже не было времени осознать, насколько я вымотан, потому что ты не переставала морочить мне голову этими проклятыми кукурузными крекерами. И за это я тебя люблю. Я тебя обожаю.

Я хочу извиниться за все, чего я в тебе не пойму. Извиниться за все моменты, когда я буду плохим отцом. Это игра провалов. Моя единственная надежда — что я хотя бы был поблизости настолько, чтобы ты видела: я пытаюсь. Перед каждой тренировкой я говорю тебе: не страшно, если ты облажаешься, главное — делай все, на что способна. Я надеюсь, что ты, когда вырастешь, вспомнишь и расскажешь мне именно об этом. Все часы в машине, все бургеры, все хот-доги на заправке, все съеденные в будни сладости, о которых мама ничего не знала, все наши ссоры и все наши примирения. Однажды ты заорала: «У меня худший отец в мире!» перед всей командой. Я не заметил, что ты поранилась. (Я был слишком занят, разбираясь с новым электрическим насосом, который только что купил). И вечером, когда мы оба держали за лапки твою плюшевую собачку, ты, прежде чем заснуть, прошептала: «Ну ладно. Ты не самый худший». А я прошептал в ответ: «У Дарта Вейдера тоже были дети. Я же все-таки, наверно, лучше, чем он?».

Но ты уже спала. Я прошел в ванную и бросил в стирку форму для следующей тренировки. Уложил в пакет кукурузные крекеры. Я знал, что цель спортивных занятий — не только воспитать футболистов, но также воспитать детей. Я не был готов к тому, что одновременно это станет воспитанием родителей.

Теперь у нашей команды пять тренеров. Прошлой весной я пригласил их на ужин. Мы выпили по бутылочке-другой пива и много смеялись, а на следующий день твоя мать сказала, что эти четверо новых друзей — больше, чем было у меня за последние 14 лет. Я признался: да, мы типа друзья, а не просто футбольные тренеры. «Сам не знаю, как это получилось», — сказал я. Твоя мать закатила глаза: «Серьезно, Фредрик? Я точно знаю, как это получилось. Они постоянно со своими детьми. Они в первую очередь — папы. Они много кто еще, но в первую очередь они папы. Ты, наверное, даже не знаешь, чем они зарабатывают на жизнь. А им наплевать, чем занимаешься ты. Они знают тебя через твою дочь. Возможно, в качестве ее отца ты впервые чувствуешь себя комфортно».

Один из других тренеров рассказал мне историю. Его старшей дочери было семь лет. Он тренировал ее команду, когда они играли против клуба, который он ненавидел всю свою жизнь. Разумеется, как ответственный отец, за недели до матча он приложил особые усилия, чтобы не выдать дочери свои чувства относительно другой команды. Он убедил себя: это просто еще один матч. Но когда игра началась, его дочь забила гол. Она много забивала в каждом матче и никогда особенно не ликовала по этому поводу, но в этот раз она отвернулась от своих товарищей, побежала прямиком к кромке поля и бросилась в руки отцу. Он стоял, обуреваемый двумя желаниями: извиниться перед ней и в то же самое время не выпускать ее из объятий. Хорошим родителем быть чертовски сложно. Мы всегда думаем, что отлично умеем скрывать это от вас, но вы знаете все, что мы о вас думаем; все свое детство вы таскаете в своих рюкзаках наши страхи.

Совсем недавно дочь-подросток одного из наших тренеров принимала участие в матче, во время которого родители игроков другой команды орали как ненормальные и вообще вели себя вызывающе. Позже я спросил ее, оказало ли это на нее какое-то влияние. Она ответила: «Нет, я к такому привыкла. Я просто не обращаю на это внимания. Единственное, что на меня влияет, это если начинает кричать мой папа».

Ее папа стоял за ней, держа руки засунутыми в карманы так глубоко, что, наверно, касался ими носков. На матчах он больше не кричит, но на нижней губе у него всегда видны следы зубов. Мы стараемся изо всех сил. Мы надеемся, что вы видите: мы и в самом деле пытаемся. Вот и все.

Раньше ты злилась, потому что тебе казалось, что других игроков я поддерживаю больше, чем тебя. Я пытался объяснить, что на тренировке не могу быть твоим папой. Я должен быть тренером для всех девочек. На прошлой неделе у нас возник похожий спор. Только я собрался снова произнести тот же монолог, когда ты закатила глаза — еще хуже, чем твоя мать, — и сказала: «Я зна-а-а-ю, когда мы здесь, все дети — твои дети». Я хотел сказать, что вообще-то я выразился совсем иначе, поскольку взрослому мужчине, который зарабатывает на жизнь словами, трудно признать, что твои слова — уже лучше моих, но ты была права. Быть тренером это и значит смотреть на всех детей как на собственных, а не притворяться, что у тебя нет своих.

Я просто хочу подчеркнуть, что у меня в самом деле нет сил спорить с вами двадцатью насчет кукурузных крекеров. О них я спорю только с тобой.

Когда я пишу эти строки, стоит октябрь, вечер пятницы. Завтра утром у нас тренировка. Будет ледяной ветер и косой дождь, потом — бургеры или хот-доги на заправке. Не знаю, о чем мы будем спорить, но уверен, что мы найдем тему. У тебя перед тренировкой — класс театрального мастерства, и нас обоих очень смущает, когда я кричу: «Не драматизируй!», если, играя в футбол, ты падаешь, хотя на сцене от тебя ждут именно этого. Ты прорычишь мне в ответ: «Я стараюсь изо всех сил!» И я прореву в ответ: «Я тоже!» Надеюсь, я не хуже Дарта Вейдера. Надеюсь, что ты знаешь: для меня дело никогда не сводилось к футболу. Это могло быть что угодно. Я просто хотел быть с тобой — везде, куда бы ты ни пошла, и оставаться рядом, пока ты мне это позволяла.

Драматизация как метод политической теории

Давайте прямо поставим вопросы: в каком смысле драматизация является методом? И что этот метод «открывает» в «воплощении концепций в жизнь»? Как установлено выше, драматизация — это практический, критический и художественный метод определения концепций. Таким образом, целью этого метода является оценка условий, придающих концепциям их силу, их качество. Под этим мы подразумеваем условия, которые объясняют, почему определенные концепции уместны, актуальны и полезны (или нет) в качестве концепций, которые вызывают размышления о мире и нашем месте в нем.Но каковы онтологические последствия определения силы и качества концепций? Согласно Делёзу, задача определения концепций важна, потому что это средство, с помощью которого мы можем получить доступ к Идеям. Идея — это «сама по себе система дифференциальных отношений и результат распределения замечательных или особых точек (идеальных событий)» (Делёз, 2004, с. 94). В этом разделе мы изложим аргументы, лежащие в основе этого двоякого аспекта Идеи: как мы понимаем Идею как «систему дифференциальных отношений» и как «результат» идеальных событий? Мы будем утверждать, что доступ к дифференциальным отношениям, составляющим Идею, требует, чтобы этот доступ принял форму события, так что , чтобы узнать Идею, нужно конституировать ее по-другому. Таким образом, драматизация концепций — это метод, который позволяет получить доступ к «динамическим пространственно-временным определениям» (дифференциальным отношениям), которые составляют территорию Идеи, и, более того, этот метод требует создания различия внутри самой Идеи. чтобы уловить динамику в пределах этой местности (результаты Идеальных событий). Как говорит Делез: «Мы различаем идеи, концепции и драмы: роль драмы состоит в том, чтобы определять концепции, воплощая дифференциальные отношения и сингулярности Идеи» (Делёз, 1994, стр.218).

Однако мы хорошо понимаем, что такая терминология Делёза мало помогает, если она не связана с нашим повседневным опытом. Когда мы говорим в более повседневных терминах о драме, мы обычно имеем в виду произведение, предназначенное для перформанса; «Состояние, ситуация или группа событий, в которых участвуют противостоящие друг другу силы», как это понимается в стандартном словарном определении. В этом смысле квалифицировать что-либо как драматическое — значит утверждать, что оно обладает ярким, поразительным, усиленным, просветляющим или мощным аффектом.Таким образом, драматизировать — значит открывать «силы» в романе, стихотворении, тексте, живописи и т. Д., Делая их живыми. Таким образом, драматизация, даже в просторечии, — это процесс, с помощью которого текст или ситуация воплощаются в жизнь так, что они влияют на изменение эмоционального состояния участников (например, исполнителей и зрителей). Кроме того, например, при инсценировке сценария мы становимся свидетелями создания того, что мы можем назвать dramatis personae ; где персонажи текста «оживают» — персонажей — посредством сложной комбинации режиссерских, перформативных, контекстных и других сил.Есть, как хорошо известно в театральных исследованиях, форма открытия в игре роли; открытие динамических траекторий, в которые вовлечен персонаж в особом способе исполнения персонажа и «постановке» сценария пьесы. Но что же открывается в эти моменты драматизации?

Как утверждает Делез, обнаруживается интенсивность персонажа (концепция, текст и так далее). Монологи Макбета, например, можно прочитать на странице, но они требуют аудитории, актера, пространства для выступления и так далее, если интенсивность, которую они содержат, должна быть очевидна.Поэтому важно то, что интенсивность монологов Макбета может быть определена только путем драматизации, но это означает, что любое конкретное выражение этой интенсивности всегда является относительным (всегда должна быть аудитория, например, для монолога). В этом смысле драматизация как метод есть метод интенсификации. Как в случае с персонажами сценария пьесы, так и с концепциями философского текста; чтобы определить их силу, нужно выявить их интенсивность, поместив их в ряд концептуальных, текстуальных и перформативных отношений, а не пытаясь определить их сущность до их проявления в этой конкретной области отношений.Однако в нынешнем виде это основано на представлении о том, что интенсивность, которую мы испытываем, всегда является относительной. Однако онтологические утверждения Делёза более глубоки. Для Делёза все отношения, которые мы переживаем, являются результатом процесса интенсификации, и именно к этому фундаментальному аспекту его философской системы мы должны теперь обратиться.

Что такое интенсификация? В контексте нашего обсуждения метода интенсификация — это процесс, составляющий обширное разнообразие, подразумеваемое концептуализацией.Хотя концепции группируют вместе элементы, которые кажутся одинаковыми с точки зрения некоторого критерия идентичности, цель создания концепции состоит в том, чтобы выразить интенсивность элементов, которые она группирует вместе, путем установления их отношений друг с другом. Понятно, что это требует пояснений и пояснений. Возвращаясь к сценарию пьесы, на мгновение мы можем сказать, что персонажи концептуализируются, например, сгруппированными вместе в повествовательной структуре, но только через перформанс можно выделить интенсивность отношений между ними. что их разнообразные роли в повествовании призваны выразить.Другими словами, постановка спектакля аналогична процессу кристаллизации; один из любимых примеров интенсификации Делёза; и одно, стоит отметить, он также хорошо использует в своем обсуждении «образа времени» в Cinema 2 (Deleuze, 1989, p. 68). По мере осаждения кристаллического раствора в растворимом поле потенциалов (потенциальных индивидуумов) образуются отдельные кристаллы. Фактические (обширные) кристаллы, таким образом, являются результатом процесса индивидуализации изнутри раствора, определяемого потенциалом для различных индивидуаций, то есть сам кристаллический раствор следует понимать как распределение различных потенциалов.Здесь решение — это Идея (или интенсивные отношения, которые выражает сценарий), отдельные кристаллы — это элементы (фактические отношения между персонажами), которые возникают в процессе кристаллизации, которые определяют, как решение может быть концептуализировано (драматизация сценария, который устанавливает серию отношений между , этими исполнителями из этой игры в этом конкретном контексте ). ^{Footnote 5} Там, где концепции группируют вместе реальные вещи, Делез утверждает, что все актуальные вещи сами по себе являются выражением процесса интенсификации, так что все отношения, которые выражают концепции, уже являются отношениями интенсивности (1994, стр.251). Следовательно, драматизация концепций требует установления их отношений друг с другом таким образом, чтобы выразить интенсивность отношений, которые они уже выражают; это способ определения идеи, которую выражает концепция. Как выражается Делез, «интенсивность является определяющим фактором в процессе актуализации. Это интенсивность, которая драматизирует »(Делёз, 1994, с. 245). Тем не менее, мы должны быть осторожны с этим описанием онтологических утверждений, лежащих в основе метода драматизации, потому что это может создать впечатление, что драматизация просто обнаруживает Идеи, которые определяют концепции в довольно традиционном смысле, когда слои концептуализации раскапываются, чтобы раскопать первозданные реальность самой Идеи.Однако, как мы заявляли повсюду, метод драматизации имеет второе, «событийное» измерение, которое необходимо ценить. В оставшейся части этого раздела мы определим, почему требуется этот второй аспект и что он раскрывает в терминах онтологических утверждений, поддерживающих драматизацию как метод. Это требует дальнейшего изучения метафизики различия Делёза.

Если мы согласимся с тем, что драматизация означает выражение интенсивных отношений, составляющих концепции, и если мы признаем, что это достигается путем помещения концепций в отношения интенсивности друг с другом, тогда имеет смысл более глубоко исследовать природу этих интенсивных отношений. связи.На наш взгляд, есть четыре ключевых онтологических утверждения, которые необходимо объяснить, если мы хотим, чтобы метод драматизации был поддержан. (Тем не менее, здесь не место заниматься оправданием этих онтологических утверждений, по крайней мере, не в том смысле, в каком это обычно подразумевается. С нашей целью представить драматизацию как метод, мы должны довольствоваться указанием читателю на соответствующие первичные источники, в которых выполняется эта работа, и вторичные комментарии, связанные с онтологическими аргументами.) Во-первых, Делез утверждает, что все отношения количества и качества обусловлены интенсивностью: «Короче говоря, не было бы больше качественных различий или различий по природе, чем не было бы количественных различий или различий в степени, если бы интенсивность не могла составлять первое — в качествах, а второе — в протяженности, даже с риском казаться угасающим в обоих »(Deleuze, 1994, p. 239: см. Hughes, 2009, где содержится интересное обсуждение того, как интенсивность нейтрализует сама себя).Во-вторых, он утверждает, что интенсивные отношения — это отношения «чистого различия»; саморазличающиеся вариации внутри вещей, так сказать, а не различия между вещами, сущность которых, как мы думаем, мы уже знаем. На протяжении всей своей работы Делез утверждает, что интенсивные отношения нельзя объединить в рамках моделей различий, которые предполагают заранее заданную идентичность связанных вещей. Он утверждает, что определения различия, ориентированные на идентичность (например, рассматривают различие как противопоставление или противоречие), всегда сравнивают вещи с заранее установленным представлением об «одинаковом» и тем самым сводят на нет различие.Модель различия, не ориентированная на идентичность, — это модель, которая может объяснить разницу без «возвращения того же самого»; то, что он называет «чистой разницей». Резюмируя довольно драматично, он заключает, что для того, чтобы постичь реальность чистого различия, мы должны рассматривать его как интенсивное различие; разница в интенсивности, а не в разнице в протяженности (Deleuze, 1990; Deleuze, 1994). В-третьих, он утверждает, что интенсивное различие всегда подчиняется принципу неопределенности. Как отмечалось выше при обсуждении отношения Делёза к Канту, неопределённости не следует избегать в метафизической системе Делёза.Напротив, необходимо признать это как состояние того, что отличается от самого себя, чистого различия. Делез использует пример молнии, чтобы объяснить эти три особенности своего объяснения этого различного рода различий: «… вместо чего-то отличного от чего-то другого, представьте себе нечто, что отличает себя — и все же то, от чего оно отличает себя, не отличает себя от другого. Это. Например, молния отличает себя от черного неба, но также должна следовать за ним, как если бы она отличалась от того, что не отличает себя от него »(Делез, 1994, стр.28). Мы воспринимаем вспышку молнии как момент силы, предшествующий ее качеству освещения и прежде, чем мы сможем количественно оценить ее свечение. Эта интенсивность не противоречит темноте, из которой она возникает (чтобы сказать так, можно было бы предположить, что сама темнота не имеет интенсивности), и ее нельзя определить по отношению к интенсивной природе темноты, потому что она имеет свою собственную интенсивность (она имеет нет смысла говорить, что вспышка молнии такая же, как 100, 1000 и так далее моментов темноты).

Наконец, для наших целей, как фундаментально неопределенных, отношения чистого различия являются идеальным, но, тем не менее, реальным компонентом актуальных — определяемых — вещей.Конечно, «идеал» здесь относится к материалистическому пониманию Идеи Делёза и, как таковой, не должен рассматриваться как подразумевающий какое-либо чувство совершенства. Идеи не являются «собственностью» единого субъекта: будь то отдельная личность или трансисторический дух. Идея для Делёза — это распределение дифференциальных отношений, неопределенных сами по себе, но тем не менее порождающих усилия по их определению (как мы видели в его описании эстетического опыта, полученном от Канта). Идея, следовательно, и, как любит говорить Делез, — это не набор концепций, которые мы используем для решения проблемы в нашем представлении мира, скорее Идея — это реальная проблема , которая заставляет нас мыслить концептуально.Он реален в том смысле, что находится вне нас как провокация к мысли; это проблема в той мере, в какой она конституируется как система дифференциальных отношений, которые (в принципе) не могут быть определены раз и навсегда. Можно сказать, что идеи — это проблемы, у которых нет единого решения. Заимствуя термин у Бергсона, Делёз (1988) ссылается на неопределенную, но реальную природу Идей как на фактически , вовлеченных в каждые фактических попыток определить их посредством концептуализации.Таким образом, онтологические обязательства Делёза заставляют его утверждать, что каждое определение реального обусловлено виртуальной Идеей этой реальности. Например, каждая концептуализация элементов политической реальности обусловлена идеей политического, которая является проблемой, которую она выражает.

Но почему метод драматизации выражает эту внутренне проблематичную природу Идеи, в то время как другие методы не достигают той идеальной проблемы, которую они ищут? Характерно, что ответ Делёза на этот вопрос можно найти в связи, которую он устанавливает между методом драматизации и некоторыми формами вопроса.В защиту своей докторской диссертации он формулирует это так:

Идея отвечает только на вызов определенных вопросов…. Вопрос что это? преждевременно судит об Идеи как о простоте сути; с этого момента неизбежно, что простая сущность включает несущественное, включает его в сущность и, таким образом, противоречит сама себе… [Идея] может быть определена только с помощью вопросов, кто? Как? Сколько? Где и когда? В таком случае? — формы, отражающие подлинные пространственно-временные координаты Идеи.(Deleuze, 2004, pp. 95–96; см. Также Deleuze, 1994, p. 246)

Теперь мы можем ответить на вопрос, как мы драматизируем концепцию; мы задаем такие вопросы, как «сколько всего этого там?», «сколько мы этого хотим?», «хотим ли мы, чтобы это было здесь, так сильно в этом контексте, но так много в другом контексте?», «должны ли мы использовать это понятие сейчас, а не тогда или в будущем? ». Дело в том, что это подводит нас к границам концепции, к моментам ее интенсивной кристаллизации, так что мы можем получить доступ к дифференциальным отношениям, составляющим Идею, которую она выражает, — хотя только через это конкретное определение концепции.Но разве во всем этом нет чего-то неясного: как мы дойдем до момента интенсификации в рамках концепции, с помощью которой мы можем «обнаружить» дифференциальные отношения? Уильямс фиксирует то, что поставлено на карту:

Реальная вещь должна измениться — стать чем-то другим — чтобы что-то выразить. При этом выраженная виртуальная вещь не меняется — меняется только ее отношение к другим виртуальным вещам, другие интенсивности и Идеи. Этим объясняются концептуальные нововведения Difference and Repetition .Делезу приходится вводить концепции множественности чистых различий и оболочек интенсивностей, чтобы не думать об изменении в терминах причинных изменений в частях, влияющих на целое. (Уильямс, 2003, с. 200)

Учитывая двоякую онтологию виртуальных (но реальных) интенсивностей, охватывающих все актуальные, обширные вещи, если мы просто концептуализируем вещи такими, какими они кажутся нам, мы всегда будем упускать ту часть реальности, которая обуславливает наше восприятие самой вещи. .Тем не менее, чтобы получить доступ к этой другой (виртуальной) части самой вещи, мы должны изменить то, что действительно присутствует. Поступая таким образом, мы сможем выявить силы, действующие внутри вещей, но мы также повлияем на эти силы на уровне идеальных событий, которые их составляют, и тем самым изменим саму Идею, которую выражает концепция. Следовательно, знать Идею, лежащую в основе концепции, означает изменить отношения внутри и между концепциями, чтобы выразить систему чистых дифференциальных отношений, составляющих непредставительную Идею, которая обусловливает наше определение концепции.В политической теории драматизация как метод требует, чтобы мы устанавливали новые отношения внутри и между концепциями, которые оживляют политику, чтобы выразить неопределенный, но бесконечно провокационный характер Идеи политического. Этот сложный набор отношений может быть приведен в движение, когда мы оставляем вопросы, которые ищут сущность используемых нами концепций, и вместо этого задаем вопросы о силе или силе концепций в конкретных обстоятельствах; например, «как мне сыграть« рыцаря веры »,« пролетария »?»; «Насколько концепция государства полезна для современной политической жизни?»; «Имеет ли рациональность хоть какую-то силу, когда мы думаем о человеческих отношениях?»; «Насколько справедливость применима к семье?» И так далее.Результаты таких вопросов, поскольку они не возвращаются к вопросам сущности, всегда являются провокацией для политической мысли, потому что они обусловливают концепции, которые (по крайней мере, потенциально) выражают Идею политического.

Драматизирующий отрывок из Священного Писания

Драма — мощный инструмент, который может заставить людей думать и чувствовать на очень глубоком уровне.Помещение себя в историю и «примерка» того, что думали и чувствовали персонажи в этой истории, часто заставляет вас увидеть себя по-новому. Драма помогает задействовать как разум, так и эмоции. Истина может стать яснее и обрести больше смысла, когда она конкретизируется в драматической презентации. Вы можете узнать больше о силе чтения Библии как рассказа в разделе «Рассказывание Священного Писания» на этом веб-сайте. Здесь цель состоит в том, чтобы побудить вас подумать о том, чтобы сделать еще один шаг, помимо восприятия Библии как истории, и на самом деле подумать о том, чтобы разыграть отрывки из Священного Писания.

Церковь имеет долгую историю инсценировки Священного Писания. Интересно предположить, мог ли Иисус, когда он рассказывал свои притчи, даже разыграть некоторые из них. Самая известная инсценировка Священного Писания — «Страстная игра» — представление об испытании, страданиях и смерти Христа, которое проводится каждые десять лет в Обераммергау, Германия. Священные Писания по-прежнему используются в церквях по всему миру для проповедей, а также в детских и молодежных служениях в виде постановок разного масштаба по широкому кругу отрывков из Библии.

Как выглядит драма с участием Священного Писания? Это не милые пересказы библейских историй в виде умных сценок (хотя у таких спектаклей есть время и место). Чтобы действительно использовать драму как форму взаимодействия с Священным Писанием, важно оставаться максимально верным точным словам Библии. Для небольших групп это легко реализовать как своего рода «читательский театр», где различные члены группы добровольно озвучивают определенные голоса в тексте. Также можно использовать импровизированные сценки, используя в качестве сценария Священное Писание.В более широком масштабе можно отрепетировать библейские истории, добавить костюмы и реквизит, а также подготовить настоящее представление, которое может быть представлено перед собранием или другим собранием. При правильном составе участников лидер небольшой группы может даже подумать о создании группы с целью совместного изучения Священного Писания, чтобы создать такие представления для более широкой аудитории — изучение Библии в небольшой группе, которое также действует как театральное служение. .

Возможностей много, и результирующий рост веры и понимания Бога и Писания будет наградой для всех.Те, кто участвуют в драме, будут больше всего вовлечены и затронуты переживанием, но и те, кто смотрят, тоже пострадают. Поначалу драматизация отрывков из Священного Писания может показаться кому-то нетрадиционной или чуждой, но проявив немного творчества и много помолившись, вы можете открыть для себя уникальный способ испытать Слово Божье впечатляющим и запоминающимся образом.

Далее: Посмотрите пример драматизации на практике➤ ↤ Назад к Священному Писанию домой

Драматизированный и рассказанный диалог, Роберт Макки, Диалог: искусство словесного действия для страницы, сцены и экрана, с. 5–10 | by pirangy

Театрализованный диалог

Театрализованные средства разыграны в сценах. Комический или трагический тон, драматизированный диалог передает строки между конфликтующими персонажами. . Каждая строка содержит действие с определенным намерением и вызывает реакцию где-то в пределах сцены .

Это верно даже для односимвольных сцен. Когда кто-то говорит: «Я злюсь на себя», кто на кого злится? Так же, как вы видите свое изображение в зеркале, вы можете видеть себя в своем воображении. Чтобы спорить внутри себя, ваш разум создает второе «я» и разговаривает с ним, как если бы это был другой человек. Внутренний диалог персонажа становится динамически драматизированной сценой между двумя конфликтующими «я» одного и того же человека, одно из которых может выиграть спор, а может и не выиграть. . Следовательно, строго определенно, все монологи на самом деле являются диалогами .

Всякий раз, когда персонаж говорит, он всегда разговаривает с кем-то, даже если это его другая сторона .

Рассказанный диалог

Рассказанный диалог означает разговор вне сцены . В этих случаях , так называемая четвертая стена реализма, исчезает , , и персонаж выходит из драматизации рассказа . Опять же, строго говоря, рассказанных речей — это не монологи, а диалоги, в которых персонаж голосом говорит непосредственно с читателем, аудиторией или самим собой .

Что касается желания, рассказчик от первого лица в прозе или персонаж, рассказывающий со сцены или экрана, могут просто захотеть ознакомить читателя / аудиторию с прошлыми событиями и пробудить их любопытство относительно будущих событий . Она может использовать рассказанные диалоги, чтобы разыграть эту прямолинейную амбицию, и не более того.

В более сложных ситуациях, однако, она может, например, использовать слова, чтобы заставить читателя / аудиторию простить ее прошлые проступки, в то же время предубеждая их, чтобы они увидели своих врагов с ее предвзятой точки зрения .[Гений]. От рассказа к рассказу возможные желания, которые могут побудить персонажа к действию, и тактика, которую он использует во время разговора с читателем / аудиторией, кажутся неограниченными .

То же самое относится к персонажу, который внутри своего разума обращается к самому себе. Она может преследовать любую цель: воспроизводить воспоминания для удовольствия, ломать голову над тем, может ли она доверять любви своего возлюбленного, строить свои надежды, фантазируя о грядущей жизни, и так далее, пока ее мысли блуждают в прошлом, настоящем и возможном. будущее, реальное и воображаемое.

Чтобы продемонстрировать, как одно и то же содержание может быть выражено в трех различных режимах диалога, я буду работать с отрывком из романа «Доктор Глас», написанного в 1905 году шведским писателем Яльмаром Содербергом.

Книга представляет собой дневник одноименного главного героя. Реальный дневник записывает личные разговоры журналиста, говорящего сам с собой; поэтому вымышленный дневник должен быть написан так, чтобы читатель чувствовал, что он каким-то образом подслушивает эти тайные внутренние диалоги.

В романе Содерберга доктор Глас хочет спасти одну из своих пациенток (женщину, которую он тайно любит) от ее мужа, который насилует ее. День за днем его разум приводит моральные аргументы за и против убийства этого человека; в кошмаре за кошмаром он совершает убийство. (Позже в книге он фактически отравляет мужа.) В записи от 7 августа кошмар будит его в холодном поту. Послушайте его бессвязный диалог с повествованием, пока Глас пытается убедить себя, что его ужасный сон не является пророчеством:

«Сны текут, как ручьи.«Древняя мудрость пословиц, я хорошо тебя знаю. И в действительности большая часть того, о чем человек мечтает, не заслуживает повторного размышления — отдельные фрагменты опыта, часто самые глупые и самые безразличные фрагменты тех вещей, которые сознание сочло недостойными сохранения, но которые, тем не менее, продолжают жить своей теневой жизнью. владеют чердаками и кладовыми ума. Но есть и другие мечты. Помню, как мальчишкой я просидел целый день, обдумывая геометрическую задачу, и в конце концов мне пришлось лечь спать, не решив ее: во сне мой мозг продолжал работать сам по себе, и сон дал мне решение.И это было правильно. Сны тоже есть, как пузыри из глубины . И теперь я стал думать об этом более ясно — много раз сновидения рассказывали мне кое-что о себе, часто открывалось мне для восприятия дневным светом. Эти желания, эти сны я впоследствии взвешивал и проверял при ярком солнечном свете. Но они редко выходили на дневной свет, и чаще всего я бросал их обратно в отвратительные глубины, где они и принадлежат. Ночью они могут снова напасть на меня, но я узнал их и даже во сне смеялся над ними до тех пор, пока они не отказались от всех притязаний на то, чтобы возникать и жить в реальности и при дневном свете.

В первой строке Глас говорит пословицу, которая витает у него в голове, как будто эта идея возникла сама по себе. Затем он поворачивается, чтобы спорить со своей безмолвной, темной аморальной стороной, личностью, кипящей от убийственного желания. Судя по последнему предложению, Глас думает, что его лучшее «я» выиграло спор… по крайней мере на данный момент . Обратите внимание, как предложения разворачиваются в длинных, кумулятивных формах размышлений.

Теперь предположим, что Содерберг написал этот отрывок как закадровый диалог, сказанный доктором Гласом непосредственно читателю.Чтобы писать голосом, которым Глас мог бы разговаривать с другим человеком, Седерберг мог бы дать Глас тот авторитетный голос, который врачи часто используют, выписывая рецепты пациентам. Предложения могут сократиться и превратиться в императивы. Можно добавить, что нельзя, и что можно добавить, чтобы придать идеям резкий поворот:

«Мечты текут, как ручьи». Я знаю, что вы слышали пословицу. Не верь. Большая часть того, о чем мы мечтаем, не заслуживает повторного размышления. Эти фрагменты опыта — глупые и безразличные вещи, которые наше сознание считает недостойными.Даже в этом случае на чердаке вашего разума они продолжают жить теневой жизнью. Это нездорово. Но некоторые мечты полезны. Когда я был мальчиком, я просидел целый день, обдумывая геометрическую задачу. Я лег спать с неразрешенным. Но во сне мой мозг продолжал работать, и сон дал мне решение. Затем есть опасные сны, которые поднимаются, как пузыри, из глубины. Если вы осмеливаетесь думать о них, они, кажется, учат вас чему-то о себе — желание, о котором вы не думали, что вы хотели, желание, о котором вы не осмелились сказать вслух .Не верьте им. Если взвесить и проверить, эти сны не выдерживают яркого дневного света. Так что поступайте так, как поступил бы здоровый человек. Отбросить их обратно в грязные глубины, где они и должны быть. Если ночью они снова нападают на вас, смейтесь над ними, пока они не откажутся от всех претензий на вашу реальность ».

В качестве третьего варианта Седерберг, который также писал пьесы, возможно, решил инсценировать эти идеи на сцене. Он мог бы разделить доктора на двух персонажей : Глас и Маркел. В романе журналист Маркел — лучший друг Гласа.В пьесе Маркел мог бы олицетворять морально праведную сторону Гласа, в то время как Глас мог бы сыграть измученную сторону, склонную к убийству.

В подтексте сцены ниже, Глас ищет помощи Маркела, чтобы избавиться от тревожных снов. Почувствовав это, Маркел делает положительные моральные заявления в ответ на вопросы врача. Текст сохраняет образы романа (театр фактически поощряет образный язык), но он меняет дизайн линий с кумулятивного на периодический, чтобы помочь актерам ориентироваться.(См. Главу 5 для изучения дизайна линий.)

«Гласс и Маркел сидят в кафе.
Когда сумерки сменяются ночью, они потягивают послеобеденный бренди.

GLAS: Вы знаете пословицу «Драмы текут ручьями?

МАРКЕЛ: Да, моя бабушка всегда так говорила, но на самом деле большинство снов — это всего лишь обрывки дня, которые не стоит хранить.

GLAS: Как бы они ни были бесполезны, они живут теневой жизнью на чердаке разума.

МАРКЕЛ: В ваших мыслях, доктор, а не в моих.

GLAS: Но разве сны не дают нам озарения?

МАРКЕЛ: Иногда. Когда я был мальчишкой, я целый день размышлял над геометрической проблемой и лег спать, не решив ее. Но мой мозг продолжал работать, и мечта подарила мне решение. На следующее утро я проверил и проклял, что это не так.

GLAS: Нет, я имею в виду что-то скрытое, постижение самого себя, пузыри истины из глубин, те темные желания, в которых не посмели бы признаться за завтраком.

МАРКЕЛ: Если бы у меня когда-либо были такие, а я не говорю, что когда-либо были, я бы бросил их обратно в грязные глубины, где они и должны быть.

GLAS: А что, если эти желания возвращаются ночь за ночью?

МАРКЕЛ: Тогда мне приснился сон, полный насмешек, и я высмеивал их из головы.

Эти три версии содержат одно и то же основное содержание, но когда сказанное меняет направление с сказанного на себя , на рассказанное читателю , на рассказанное другому персонажу , язык радикально меняет форму, дикцию и т. Д. тональность и фактура.

Три основных режима диалога требуют трех резко контрастирующих стилей письма .

(PDF) Влияние драматических политических новостей на общественное мнение

342 | Джонатан С. Моррис

Кэмпбелл, Дональд Т. и Джулиан С. Стэнли. 1963. Экспериментальные и квазиэкспериментальные

Designs for Research. Чикаго: Р. МакНелли.

Капелла, Джозеф Н. и Кэтлин Холл Джеймисон. 1997. Спираль цинизма: пресса

и общественное благо. Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Кук, Тимоти Э. 1998. Управление с помощью новостей: СМИ как политический институт

Институт.Чикаго: Издательство Чикагского университета.

Даутрих, Кеннет и Томас Х. Хартли. 1999. Как СМИ терпят поражение. Американские

Избиратели: причины, последствия и средства правовой защиты. Нью-Йорк: Колумбийский университет

Press.

Дэвис, Ричард и Дайана Оуэн. 1998. Новые СМИ и американская политика. New

York: Oxford University Press.

Делли Карпини, Майкл X. и Брюс А. Уильямс. 2001. Позвольте нам Infotain You: Политика в

новой медиа-среде.В опосредованной политике: коммуникация и будущее

демократии, ред. Беннет и Энтман. Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Эпштейн, Эдвард Дж. 1973 г. Новости из ниоткуда. Нью-Йорк: Рэндом Хаус.

Эрбер, Ральф и Ричард Р. Лау. 1990. Возвращение к политическому цинизму: информация

Обработка согласования основанных на политике и действующих интерпретаций

изменений в доверии к правительству. Американский журнал политических наук 34: 236-253.

Фаллоуз, Джеймс. 1996. Разрыв новостей: как СМИ подрывают американскую демократию. Нью-Йорк: Книги Пантеона.

Форгетт, Ричард и Джонатан С. Моррис. 2004. Влияние освещения в новых СМИ на институциональные оценки

. Представлено на ежегодном собрании Южного политического научного общества

, Новый Орлеан.

Фокс, Ричард Л. и Роберт В. Ван Сикель. 2001. Таблоидное правосудие: уголовное правосудие в эпоху безумия СМИ.Боулдер, Колорадо: Rienner Press.

Ганс, Герберт Дж. 1980. Решая, какие новости: исследование вечерних новостей CBS, NBC

Nightly News, Newsweek и Time. Нью-Йорк: старинные книги.

Ховинд, Марк Б. 1999. Мелодраматический императив: модель телевидения для освещения президентских выборов

. В «Электронных выборах: перспективы коммуникации кампании

1996 г.», ред. Линда Ли Кайд и Дайан Г. Бистром.

Махва, Нью-Джерси: Лоуренс Эрлбаум Ассошиэйтс.

Айенгар, Шанто и Дональд Р. Киндер. 1987. Важные новости: телевидение и

American Opinion. Чикаго: Издательство Чикагского университета.

Киндер, Дональд Р. и Томас Р. Палфри, ред. 1993. Экспериментальные основы

политологии. Анн-Арбор: Мичиганский университет Press.

Ленарт, Сильво и Кэтлин М. МакГроу. 1989. «Америка смотрит Америку»: Телевидение

Докудрама и политические взгляды. Журнал политики 51: 697-712.

Манн, Томас и Норман Орнштейн, ред. 1994. Конгресс, пресса и общественность.

Вашингтон, округ Колумбия: Американский институт предпринимательства и Брукингский институт.

Моррис, Джонатан С. 2002. Новые СМИ и драматизация американской политики.

к.э.н. дисс. Университет Пердью.

Моррис, Джонатан С. и Мари Уиттинг. 2001. Партизанство в Конгрессе, двухпартийный корабль

и общественное мнение: экспериментальный анализ. Политика и политика 29: 47-67.

Мутц, Дайана К. и Р. Эндрю Холбрук. 2003. Телевидение политического конфликта: Немезида или необходимость

? Представлено на ежегодном собрании Ассоциации политических наук Среднего Запада

, Чикаго.

Ниеми, Ричард Г., Стивен К. Крейг и Франко Маттеи. 1991. Измерение внутренней политической эффективности

в Национальном исследовании выборов 1988 года. Американская политология

Review 85: 1407-13.

Почему новости не являются правдой

Новости и культура лжи: как на самом деле работает журналистика, Paul H.Уивер (Свободная пресса, 1994).

Кто украл новости?: Почему мы не можем угнаться за тем, что происходит в мире, Морт Розенблюм (John Wiley & Sons, 1993).

Испорченная правда: манипулирование фактами в Америке, Синтия Кроссен (Саймон и Шустер, 1994).

Пресса США, как и правительство США, — коррумпированная и проблемная организация. Коррупция не столько в том смысле, что берет взятки, сколько в системном смысле. Он не в состоянии делать то, что он утверждает, что он должен делать и чего ожидает от него общество.

Средства массовой информации и правительство вовлечены в порочный круг взаимных манипуляций, мифотворчества и личных интересов. Журналисты нуждаются в кризисах, чтобы драматизировать новости, а правительственные чиновники должны выглядеть так, как будто они реагируют на кризисы. Слишком часто кризисы на самом деле не кризисы, а совместные выдумки. Эти два института настолько увязли в симбиозной паутине лжи, что средства массовой информации не могут рассказать общественности правду, а правительство не может эффективно управлять.Это тезис, выдвинутый Полом Х. Уивером, бывшим политологом (из Гарвардского университета), журналистом (в журнале Fortune ) и руководителем отдела корпоративных коммуникаций (в Ford Motor Company) в его провокационном анализе под названием News and the Культура лжи: как на самом деле работает журналистика .

Журналисты и политики попали в ловушку симбиотической сети лжи, вводящей общественность в заблуждение.

Возьмем, к примеру, длительные усилия 1980-х годов по устранению дефицита федерального бюджета, основанные на поправке Грамма-Рудмана-Холлингса.В течение нескольких лет газеты, журналы и телевизионные выпуски новостей публиковали сотни материалов о дебатах по поводу Грамма-Рудмана, мнениях самых разных экспертов о неотложной необходимости сокращения дефицита и возможном принятии закона. Политики позиционировали себя — и их описывали — как усердно работающие над тем, чтобы справиться с дефицитом. Любой, кто читал газету или смотрел телевизионные новости, получил сообщение о том, что Конгресс и администрация Рейгана героически и мучительно борются за сдерживание государственных расходов и сокращение дефицита.

Однако за дымовой завесой комитеты Конгресса и федеральные чиновники увеличивали расходы и добавляли новые программы в рутинные процессы составления годового бюджета и ассигнований. Когда журналисты освещали новую программу, они обычно характеризовали ее как хорошую новость (правительство решает другую проблему), а не как добавление к бюджету и дефицит. Журналисты вступили в сговор с политиками, чтобы создать образ правительства, борющегося за прекращение кризиса дефицита, но они игнорировали рутинные процедуры, которые увеличили дефицит.В результате, пишет Уивер, «не было новостей о правительстве, увеличивающем дефицит, хотя именно это и происходило».

Средства массовой информации и правительство устроили фарс, который служит их собственным интересам, но вводит общественность в заблуждение. Чиновники обязывают средства массовой информации к драматургии, фабрикуя кризисы и инсценировав свою реакцию, тем самым повышая свой престиж и власть. Журналисты покорно сообщают об этих измышлениях. Обе стороны знают, что статьи представляют собой манипуляции с самовозвышением и не информируют общественность о более сложных, но скучных вопросах государственной политики и деятельности.

Уивер утверждает, что возникла культура лжи. «Культура лжи, — пишет он, — это дискурс и поведение должностных лиц, стремящихся задействовать возможности журналистики для поддержки своих целей, а также журналистов, стремящихся привлечь государственных и частных должностных лиц к их усилиям по поиску и освещению событий. истории кризисных и аварийных ситуаций. Это среда, через которую мы, американцы, ведем большую часть нашего государственного бизнеса (и большую часть нашего частного бизнеса) в наши дни ». В результате, по его словам, конституционная роль правительства превращается в институт, который должен постоянно разрешать или, как представляется, разрешать кризисы; он функционирует в «новом мощном постоянном аварийном режиме работы.”

Архитектором преобразований был не политический лидер или конституционное собрание, а Джозеф Пулитцер, который в 1883 году купил сонную газету New York World и через 20 лет сделал ее крупнейшей газетой страны. Пулитцер добился этого, привнеся в новости драматизм — превратив новостные статьи в рассказ с сюжетом, конфликтующими действующими лицами и красочными деталями. В конце девятнадцатого века большинство газетных сообщений о действиях правительства было оформлено в институциональных форматах, очень похожих на протоколы заседаний совета директоров, и не менее интересно.Пулитцер превратил их в истории с острой драматической направленностью, которые предполагали и вызывали большой общественный интерес. Большинство газет того времени выглядели так же, как и первая страница Wall Street Journal . Пулитцер делал истории драматичными, добавляя кричащие заголовки, большие изображения и привлекательную графику. Его журналистика вырвала события из их сухого институционального контекста и сделала их скорее эмоциональными, чем рациональными, непосредственными, а не обдумываемыми, и сенсационными, а не информативными.Пресса стала сценой, на которой действия правительства превратились в серию драм.

Пулитцеровская журналистика стала образцом для многоступенчатого театра последних десятилетий. Развитие телевидения увеличило спрос на драматические сюжеты в новостях, а рост числа лоббистов и групп с особыми интересами увеличил количество актеров и диапазон конфликтов.

Business тоже пришлось научиться играть в эту игру. Действительно, в последние десятилетия, примерно с момента основания Круглого стола деловых кругов в конце 1970-х годов, многие компании стали искусными в продвижении той версии реальности, в которую они хотят, чтобы верить обществу и правительственным чиновникам.Сам Уивер был нанят в Ford в качестве корпоративного пропагандиста. В настоящее время компании обычно используют убеждение и создание имиджа, будь то для привлечения политических союзников посредством благотворительности (компании Philip Morris), для продвижения своих экономических интересов (Mobil Oil Corporation) или для отражения критики их продуктов и процессов (McDonald’s Corporation).

В результате бизнес стал заметным игроком в манипулировании восприятием и в коррупции процесса государственной политики.Уивер вспоминает, что за годы его работы в Ford руководителям давали сценарии перед тем, как дать интервью журналистам, чтобы убедиться, что они изложат те моменты, которые компания хотела донести: «Они буквально выступали». В сценариях почти всегда было не то, что на самом деле думали люди в компании, а то, что Форд хотел, чтобы думали СМИ, правительство и общественность.

Когда президент Джимми Картер обратился к 400 крупнейшим корпорациям с просьбой ограничить рост заработной платы и цен для сдерживания инфляции в 1978 году, большинство руководителей Ford Motor были циничны и думали, что этот шаг только усугубит инфляцию.Но они сказали не это. Форд выступил с заявлением, в котором приветствовал инициативу президента и одобрил его цель. Компания отметила, что, хотя ее собственные планы ценообразования предусматривали повышение, превышающее директивы президента, она поддерживала его программу. Создатели имиджа Ford решили, что публично противодействовать усилиям по борьбе с инфляцией будет политически опасно, и надеялись, что кажущаяся поддержка компании поможет удержать ее поставщиков от повышения цен, а работников — от требований повышения заработной платы.Само заявление Форда было циничной ложью.

В Ford Уивер узнал, что новости часто имеют двойную идентичность, внешний вид и внутреннюю реальность, во многом как японская двойственность tatemae (внешний вид) и honne (реальность). «На поверхности была сфабрикованная публичная история с целью манипулирования другими способами, благоприятными для создателей историй», — пишет он. «За этим стояла другая история, известная непосредственным участникам и посторонним, обладающим знаниями, чтобы ее расшифровать, относительно создания публичной истории и частных целей, которые она должна была продвигать.Эти две истории или реальности часто сильно расходились друг с другом. В реальном мире роль прессы заключалась в поощрении общественных иллюзий и частных привилегий ».

Пресса развращает себя, процесс государственной политики и общественное восприятие, утверждает Уивер, когда она выискивает и распространяет дуэльные прикрытия с их драматическими, конфликтными и цитируемыми защитниками, но не может обнаружить или сообщить о глубинных реалиях. Пресса печатает новости, но не правду. В нем подробно рассказывается о конкурирующей пропаганде конфликтующих интересов, но в значительной степени игнорируется суть проблемы конфликта.Недавний пример — освещение дебатов о здравоохранении. Центр исследований средств массовой информации изучил вечерние выпуски новостей телевизионных сетей в период с 15 июня по 15 июля 1994 года. Из 68 сообщений о реформе здравоохранения 56 были посвящены политическим аспектам и только 12 касались экономических или индивидуальных последствий различных предложений, поскольку сообщается в Wall Street Journal .

Практика СМИ, сосредоточенная на манипуляторах и их махинациях, а не на существенных проблемах, возможно, неизбежна, потому что она отражает несколько аспектов американской культуры.Личности более убедительны, чем институты, факты часто неопределенны, объем внимания (и телевизионные звуковые фрагменты) краток, а упрощение — часто чрезмерное упрощение — является нормой. Но внимание СМИ к фасадам имеет несколько последствий.

Во-первых, новости могут изменить восприятие, и восприятие часто становится реальностью. Неблагоприятные утечки или намёки о государственном чиновнике часто приводят к его или её потере влияния, отставке или увольнению. Фондовый рынок также является благодатной почвой для посаженных историй.Слухи или обвинения, распространяемые короткими продавцами, часто снижают цену акций. Может быть, нет ничего плохого ни в официальных показателях, ни в стоимости акций, но готовность прессы сообщать о намеках и слухах по мере того, как новости меняют реальность. Субъекты таких сообщений, которые обычно являются сфабрикованными оппонентами, должны быть готовы к немедленной защите. Простое появление уничижительного сообщения в прессе меняет восприятие и, если оно не будет эффективно опровергнуто, изменит реальность и истину.Вот почему правительственные чиновники и политики — и все чаще компании и другие учреждения — уделяют коммуникациям столько же внимания, сколько и политике.

Действительно, большая часть того, что публикуется в газетах как деловые новости, является не чем иным, как корпоративной пропагандой. Когда я был руководителем крупного агентства по связям с общественностью, меня часто забавляло, как много статей в Wall Street Journal и бизнес-разделе New York Times были, по сути, выпусками новостей, выпущенными агентством. предыдущий день.В некоторые дни можно было четко определить, что большинство историй происходило — некоторые почти дословно — из объявлений корпораций или правительственных агентств.

Многое из того, что публикуется в прессе как деловые новости, является корпоративной пропагандой.

В среде, в которой восприятие может быстро повлиять на политику, компании должны быть такими же бдительными и агрессивными, как политики, правительственные чиновники и другие заинтересованные группы, в обеспечении того, чтобы их позиции были представлены в СМИ в выгодном свете.Новые технологии часто помогают им быстро реагировать на вызовы, обвинения или искажения. Инцидент, произошедший, когда я управлял коммуникациями в крупном глобальном банке, демонстрирует способность организаций влиять на представление новостей и, следовательно, на восприятие общественности и государственных чиновников. Репортер Wall Street Journal закончил беседу с представителями банка по сложному и деликатному вопросу около 17:00. в Нью-Йорке. Через три часа, в 8 часов утра.м. в Гонконге его история появилась в азиатском выпуске журнала Journal . Гонконгский офис банка прислал нам по факсу историю, в которой наша позиция была истолкована несколько неблагоприятно. Мой офис сразу же позвонил в копировальную службу Journal в Нью-Йорке, чтобы уточнить позицию банка. На следующее утро в европейских и американских выпусках газеты появилась более благоприятная версия.

Одним из следствий преобладания пропаганды в прессе является то, что доверие общества ко всем учреждениям постепенно подрывается.Когда люди начинают понимать, что их вводят в заблуждение, манипулируют и лгут, они возмущаются. Согласно опросам общественного мнения, проведенным Мичиганским университетом, с 1973 по 1993 год только Конгресс упал в общественном уважении сильнее, чем пресса. Снижение доверия отражает растущее ощущение того, что средства массовой информации спорны, несправедливы, неточны и находятся под пятой влиятельных институтов, — заключил опрос 1989 года, проведенный Gallup для Times-Mirror Center for the People and Press.

С 1973 по 1993 год только Конгресс упал в почете сильнее, чем пресса.

Возможно, наиболее серьезным последствием сосредоточения журналистов на кризисах и конфликтах является то, что и они, и общественность перестают замечать системные проблемы. Сосредоточение внимания на политике Грамма-Рудмана скрыло тот факт, что по сложным институциональным причинам государственные расходы и дефицит продолжали расти. Ссудно-сберегательный кризис 1980-х годов стал настолько масштабным и дорогостоящим, потому что пресса не могла сосредоточиться на нем до тех пор, пока он не перерос в кризис. Ошибки в законодательстве и провалы политики, которые привели к этому, были слишком сложными, слишком сложными для объяснения и слишком скучными.До тех пор, пока не произошла череда сбоев ссуд и сбережений, позволяющая прессе показывать на первых полосах фотографии разгневанных вкладчиков, пытающихся снять свои деньги, не было ни новостей, ни кризиса, а правительство не могло отреагировать.

Неспособность прессы сообщать о событиях или тенденциях, которые не являются кризисами, не ограничивается общественными делами и внутренними новостями. В своей забавной и анекдотической книге Кто украл новости ?: Почему мы не можем идти в ногу с тем, что происходит в мире, давний специальный корреспондент агентства Ассошиэйтед Пресс Морт Розенблюм утверждает, что иностранные корреспонденты жертвуют освещением важных, но не драматических долгосрочных тенденций в мире. пользу драматических событий, реальная важность которых может быть минимальной.По его словам, редакторы хотят сообщать о переворотах и землетрясениях. Но когда репортеры пытаются осветить «важнейшие тенденции, которые формируются при нормальном темпе человеческих событий — медленно… редакторам трудно их упаковать».

Розенблюм, как и Уивер, утверждает, что пресса слишком охотно соглашается с саморекламируемыми версиями событий со стороны правительственных чиновников. Он цитирует Реувена Франка, бывшего президента NBC News, который утверждает: «Новости — это то, что проклятое правительство говорит о них». В подробном отчете об операции Организации Объединенных Наций в Сомали пару лет назад Розенблюм утверждает, что немецкие военно-воздушные силы были гораздо более эффективными и эффективными в доставке помощи, чем U.С. Силы были. Тем не менее, немногие американские читатели или зрители знали что-либо о работе немцев или даже знали, что немцы участвовали в операции по оказанию помощи.

То, что мы узнаем о зарубежных новостях, так же зависит от кризисов и драматических картин, как и наши внутренние новости. «Система предназначена как для развлечения и отвлечения, так и для информирования, — пишет Розенблюм, — и она неадекватно реагирует, когда ее внезапно просят объяснить что-то… сложное и угрожающее».

Уивер делает то же самое.Он утверждает, что настоящий недостаток прессы состоит в том, что она стала жертвой синдрома «человек-собака-укус». «То, что на самом деле происходит в реальном мире, — это обычное дело обычных учреждений», — пишет он. «Таким образом, официальные лица и журналисты сходятся во мнении, что это пародия, а не реальные события. Новости перестают представлять реальный мир и начинают его фальсифицировать. Бартерная сделка между ньюсмейкером и журналистом превращается в упражнение в обмане, манипуляциях и эксплуатации ».

Дискуссия о реформе здравоохранения последних двух лет может оказаться поворотным моментом в разрушительном цикле.Несмотря на огромные усилия администрации Клинтона, направленные на то, чтобы разжечь ощущение кризиса и необходимости срочной реформы, и несмотря на интенсивное освещение в прессе конкурирующих предложений и точек зрения, до сих пор в результате возникла тупиковая ситуация. Опросы, в том числе опрос, проведенный в ноябре 1993 г. компанией Fabrizio, McLaughlin & Associates для National Review , показали, что примерно 80% граждан США удовлетворены качеством оказываемой в настоящее время медицинской помощи. По вопросу, в котором люди имеют непосредственный опыт и непосредственный интерес, вся пропаганда и манипуляции оказались напрасными.Когда люди могут полагаться на свои собственные знания и опыт при формировании мнений, даже такие масштабные усилия по изменению не работают. Промежуточные результаты выборов показывают, что электорат США стал настолько недоверчивым к Конгрессу и правительству в целом, что изгонит любого политика, который усилит власть или вмешательство правительства.

Тем не менее, когда у людей нет личного опыта или достоверной информации, их легко убедить с помощью кризисной истории. Запугивание пестицидами Алара в 1989 году является одним из примеров.Алар был пестицидом, распыляемым на яблоки, и исследования Агентства по охране окружающей среды показали, что он вызывает опухоли у лабораторных животных, которым вводили высокие дозы. Многие производители яблок уже перестали его использовать; к 1989 году опрыскиванием Аларом было менее 40%, а возможно, всего 5% яблок в стране. Но группа экологических активистов посчитала, что Агентство по охране окружающей среды слишком медленно, чтобы запретить его полностью. Группа провела статистическое исследование, называемое оценкой риска, основанное на сомнительных данных, и пришло к выводу, что Алар опасен для детей, которые едят больше яблок, чем взрослые, по сравнению с их массой тела.Она организовала публикацию своего исследования в эксклюзивном сюжете на канале CBS 60 минут , что вызвало национальную панику.

Пресса заполонила историю, в которой были все необходимые драматические элементы: медлительная бюрократия, исследование, показавшее, что любимый фрукт страны отравляет ее детей, и кинозвезды, выступающие против пестицида. Упали продажи яблок. Через несколько месяцев производитель Alar снял его с рынка, хотя и EPA, и Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов заявили, что, по их мнению, уровни Alar в яблоках безопасны.Возмущения просто подавили научные доказательства.

Это случается слишком часто, утверждает Синтия Кроссен в своей книге Испорченная правда: манипулирование фактами в Америке . Хотя ее текст небрежен, а ссылки на источники неадекватны, книга, тем не менее, расширяет аргументы Уивер в нескольких важных аспектах. Кроссен, корреспондент журнала Wall Street Journal , сосредотачивает внимание на том, как сторонники политических позиций и компании, продвигающие продукты, злоупотребляют научными исследованиями для достижения своих целей.

Опасаясь принятия решений, основанных на мнении или убеждениях, население США привыкло полагаться на факты, данные, опросы и предположительно научные исследования. Люди все более неохотно верят любому утверждению, не подтвержденному статистическими исследованиями. Тем не менее, пишет Кроссен, «все больше и больше информации, которую мы используем для покупки, выбора, консультирования, оправдания и лечения, было создано не для расширения наших знаний, а для продажи продукта или продвижения дела».

Таким образом, развивалась растущая отрасль, чтобы проводить исследования для легитимации политических позиций или маркетинговых целей.В настоящее время дебаты о государственной политике обычно вращаются вокруг конкурирующих оценок затрат, эффективности или риска, а не вокруг внутренних достоинств предложения. Большая часть дебатов о здравоохранении бушевала вокруг разных оценок количества граждан, не имеющих медицинской страховки, и затрат на различные предложения по их покрытию. Когда президент Билл Клинтон пообещал Конгрессу, что он будет полагаться на прогнозы федеральных расходов и дефицита Бюджетного управления Конгресса, а не на прогнозы Управления управления и бюджета исполнительной власти, представители и сенаторы приветствовали; они считают, что прогнозы CBO более благоприятны для склонности Конгресса к расходам, чем прогнозы более осторожного OMB.

Компании обычно используют исследования для продвижения продуктов или позиций. Согласно исследованию Института аэробных исследований Купера, белый хлеб не вызывает набора веса и питателен. Его спонсор: производитель Wonder Bread. Шоколад может фактически препятствовать развитию кариеса, заключили исследования Принстонского стоматологического ресурсного центра, финансируемого Mars, производителем шоколадных конфет M&M и других шоколадных конфет. Вера общественности США в так называемые научные исследования оказывает влияние на исследования, даже если они противоречат здравому смыслу и явно корыстны.«Большинство представителей СМИ плохо подготовлены, чтобы судить о техническом исследовании», — правильно отмечает Кроссен. «Даже если наука не была объяснена и не опубликована в американском журнале, средства массовой информации могут подхватить исследование, если оно обещает развлечение для читателей или зрителей. И если СМИ прыгают, для многих американцев этого достаточно ».

Кроссен особенно критически относится к чрезмерному и неправильному использованию опросов. То, как формулируются вопросы и как отбираются образцы, может иметь огромное влияние на ответы.В анкете, рассылаемой по почте в 1992 году в рекламе Росс Перо в TV Guide , один вопрос гласил: «Должен ли президент иметь вето по линейным пунктам для устранения расточительства?» Да, ответили 97% респондентов. Но когда вопрос был переформулирован: «Должен ли президент иметь вето по пунктам статьи или нет?» и спросили о научно отобранной случайной выборке, только 57% ответили утвердительно.

Пресса любит опросы и опросы. Это верный способ привлечь внимание общественности, даже если опрос не имеет никакого научного, социального или экономического смысла.Первый вопрос, который умный специалист по связям с общественностью задает клиенту: «О чем мы можем провести опрос?» Опрос, каким бы бессмысленным или неуместным ни был, имя клиента будет фигурировать в газетах. Опрос 1993 года, проведенный Южной баптистской конвенцией, показал, что 46,1% людей в Алабаме рискуют попасть в ад; Кроссен не сообщает, как он пришел к такому выводу. Обзор Roper 1991 года показал, что 2% американцев могли быть похищены неопознанными летающими объектами; Кроссен не говорит, кто был спонсором. «Это то, что делают опросы», — говорит специалист по опросам Roper.«Они в основном производят новости». Политолог Линдси Роджерс, кстати, придумала слово pollster как уничижительное взятие слова huckster . Кроссен называет их «опросчиками».

Сдуманные или неточные опросы и исследования искажают наше восприятие того, что является правдой, и искажают дискуссии о государственной политике. Кроссен соглашается с Уивером в том, что стремление СМИ к драматургии способствует искажению и коррупции при принятии государственных решений. «СМИ охотно становятся жертвами плохой информации, и все чаще они ее продюсируют.Они берут информацию у корыстных сторон и добавляют к ней еще один слой личных интересов — желание продавать информацию ».

И Кроссен, и Уивер заканчивают свои книги длинными списками предложений по реформам. Кроссен предлагает старшим школам обучать студентов основам статистики и тому, как определять, правдоподобны ли числа. Новостным организациям следует обучать журналистов статистическому анализу и уделять больше места описанию методологии исследования. Каждый рассказ об исследовании должен идентифицировать спонсора и описывать его интерес к результатам или влиянию исследования.И СМИ должны прекратить выпускать информацию, которая служит только для удовлетворения их собственных интересов.

Решения

Weaver более радикальны, фундаментальны и сложны. Он утверждает, что пресса должна меньше освещать кризисы и бедствия, а политические, социальные и экономические события — больше: меньше политики, больше содержания; меньше о личностях, больше об учреждениях. Например, когда президент проводит пресс-конференцию, пресса должна освещать все ее содержание в одной статье, озаглавленной «Президентская пресс-конференция.”

Это донкихотство и никогда не случится. Это будет возвращение к допулитцеровской журналистике. Желание СМИ привлечь аудиторию и неспособность аудитории надолго сконцентрироваться сделали бы такой формат невозможным. Не менее нереалистична и другая рекомендация Уивера. Он призывает новостные организации «создать культуру ответственности и размышлений». Любой, кто хоть раз приходил в редакцию к крайнему сроку, знает, насколько далеко это представление от реальности. Уивер также предлагает переориентировать внимание средств массовой информации на читателей, а не на рекламодателей, и разрушить медийные монополии.Быстрое развитие технологий века информации — сотни каналов кабельного телевидения, рост специализированных СМИ, распространение компьютерных информационных ресурсов — несомненно, предоставит гражданам доступ к гораздо более разнообразным источникам информации и, вероятно, заставит СМИ заново изобрести способы представления новостей и другой информации.

Но ни одно из этих изменений, вероятно, не повлияет на решение загадки Уивера. Пресса, движимая драмами и кризисами, создает правительство, движимое реакцией на кризисы.Такое «чрезвычайное правительство не может управлять», — заключает Уивер. «Не только общественная поддержка политики в области чрезвычайных ситуаций исчезает в ту минуту, когда она действует и кризис проходит, но и официальные лица, действующие в режиме чрезвычайной ситуации, не могут проводить значимую государственную политику. Согласно классическому определению из учебников, правительство — это авторитетное распределение ценностей, а чрезвычайное правительство не авторитетное распределение ценностей ».

В такой среде действующие лица, которые наиболее искусно создают кризисы и манипулируют ими, определяют направление изменений.На выборах в Конгресс 1994 года этими действующими лицами явно были республиканцы. Многие из реформ, за которые они выступают, — например, вето по пунктам, реструктуризация комитетов и штабов Конгресса, а также передача полномочий штатам — в случае их реализации будут иметь тенденцию нивелировать динамику пулитцеровской журналистики. Эти реформы помогут вернуть дискуссию к существу, а не политику правительства. И это снизило бы давление и способность правительства реагировать на кризисы с помощью чрезвычайных мер и вернуло бы разработку политики на более устойчивый, более конституционный путь.

Смена правительства США будет революционной и со временем снизит давление на компании, чтобы они немедленно реагировали на атаки и кризисы. Однако в ближайшие годы бизнесу, вероятно, понадобится больше, а не меньше корпоративных пропагандистов.

Версия этой статьи появилась в выпуске Harvard Business Review за май – июнь 1995 г.

Драматическая литература | Британника

Драматическая литература , тексты пьес, которые можно читать, в отличие от увиденных и услышанных в спектакле.

Термин драматическая литература подразумевает противоречие в том, что литература первоначально означало что-то написанное, а драма означало нечто исполненное. Большинство проблем и значительный интерес к изучению драматической литературы проистекают из этого противоречия. Несмотря на то, что пьесу можно ценить исключительно за ее писательские качества, большее вознаграждение, вероятно, получают те, кто остается внимательным к изменчивости пьесы в целом.

Британская викторина

Литературный мир

Эй, книжный червь! В перерывах между чтениями попробуйте эту новую идею: викторину по всем литературным вопросам.

Однако для того, чтобы оценить эту сложность драмы, необходимо изучить каждый из ее элементов — актерское мастерство, режиссуру, постановку и т. Д., Чтобы можно было полностью понять его отношение ко всем остальным. Целью данной статьи является изучение драмы с особым вниманием к тому, что излагает драматург. История драматической литературы в западной культуре обсуждается в статье «Западный театр», при этом некоторое обсуждение драматической литературы также включено в статьи о литературе разных языков, народов или регионов — например, английская литература, французская литература, немецкая литература и т. Д. и так далее.Для обсуждения драматической литературы других культур, см. Африканская литература, африканский театр, восточноазиатское искусство, исламское искусство, искусство Южной Азии и искусство Юго-Восточной Азии.

Общие характеристики

С момента создания пьесы в сознании ее автора до ее образа, который публика уносит из театра, множество рук и множество физических элементов помогают воплотить ее в жизнь. Поэтому возникают вопросы относительно того, что для него является существенным, а что — нет.Это пьеса, которую, по мнению ее автора, пишет, или слова, которые он написал? Является ли пьеса способом воплощения этих слов или их реальной интерпретацией режиссером и актерами на конкретной сцене? Отчасти пьеса — это ожидание, которое публика приносит в театр, или это реальный ответ на то, что видят и слышат? Поскольку драма — это такой сложный процесс общения, ее изучение и оценка столь же неопределенны, сколь и непостоянны.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.Подпишитесь сейчас

Все пьесы зависят от общего согласия всех участников — автора, актеров и публики — принять действие театра и связанные с ним условности, точно так же, как игроки и зрители принимают правила игры. Драма — это явно нереальное занятие, которым можно заниматься, только если это признают все участники. В этом и заключается очарование его изучения. Ибо одно испытание великой драмы состоит в том, насколько далеко она может вывести зрителя за пределы его собственной непосредственной реальности и как можно использовать это воображаемое высвобождение.Но изучающий драму должен знать правила, по которым игроки начали игру, прежде чем он сможет вынести такое суждение. Эти правила могут быть условностями написания, действия или ожидания аудитории. Только когда все условности плавно работают вместе в синтезе и воображаемый опыт страстно наслаждается с умом и эмоциями, можно увидеть великую драму такой, какая она есть: объединенная работа хорошего драматурга, хороших игроков и хорошая публика, собравшаяся вместе в наилучших возможных физических условиях.

Драма в той или иной форме встречается почти в каждом обществе, примитивном и цивилизованном, и выполняет самые разные функции в обществе. Например, есть записи о священной драме в Египте за 2000 лет до нашей эры, а Феспис в VI веке до нашей эры в Древней Греции удостоился чести быть первым известным драматургом. Элементы драмы, такие как пантомима и танец, костюм и декор, задолго до появления слов и литературной изысканности, которая теперь ассоциируется с пьесой.Более того, такие базовые элементы не заменялись словами, а лишь усиливались ими. Тем не менее, только тогда, когда сценарий пьесы предполагает дисциплинарный контроль над драматическим опытом, изучающий драму получает измеримые доказательства того, что должно было составлять пьесу. Только тогда можно будет обсуждать драматическую литературу как таковую.

В текстах пьес указываются различные функции, которые они выполняли в разное время. Некоторые пьесы охватывали почти всю общину в рамках особого религиозного праздника, например, когда все мужчины-граждане греческого города-государства собирались вместе, чтобы почтить своих богов, или когда ежегодный праздник Корпус-Кристи отмечался великими средневековыми христианскими мистическими циклами.С другой стороны, церемониальный храмовый ритуал ранней японской драмы Но проводился на религиозных праздниках только для феодальной аристократии. Но драма может также служить более прямой дидактической цели, как и пьесы о морали позднего средневековья, некоторые мелодрамы 19-го века и дискуссионные пьесы Джорджа Бернарда Шоу и Бертольда Брехта 20-го века. Пьесы могут высмеивать общество или мягко освещать человеческие слабости; они могут предугадывать величие и ограниченность людей в трагедиях или, в современном натуралистическом драматургии, исследовать человеческий разум.Драма — это самое обширное из всех искусств: она не только представляет жизнь, но и является способом ее увидеть. И это неоднократно доказывает утверждение Сэмюэля Джонсона о том, что не может быть определенного предела способам композиции, открытым для драматурга.

«Мы пришли сюда сегодня, чтобы разыграть постыдное положение»: Мартин Лютер Кинг-младший и марш на Вашингтон

Исторический марш в Вашингтон за рабочие места и свободу 28 августа 1963 года был местом, где преподобный Мартин Лютер Кинг Младший произнес свою культовую речь «У меня есть мечта» в Мемориале Линкольна.

По данным NAACP, в марше и митинге приняло участие около 260 000 человек. Мероприятие было организовано лидерами гражданских прав с целью возмущения расового неравенства. Согласно данным history.com, планы были разработаны после жестоких нападений на демонстрантов за гражданские права в Бирмингеме, штат Алабама.

В Бирмингеме Конференция христианских лидеров стран Юга была направлена на то, чтобы привлечь внимание к сегрегации и экономическому неравенству, с которыми сталкиваются чернокожие.

Демонстрации включали сидячие забастовки у полностью белых обеденных прилавков, коленопреклонения в церквях и марши для регистрации чернокожих избирателей.

Демонстранты, в том числе дети, были встречены полицейскими собаками и пожарными рукавами высокого давления, достаточно прочными, чтобы сбить их с ног и сорвать с них одежду. Демонстранты, в том числе дети, были арестованы.

К середине 1963 года в Бирмингеме было арестовано 2500 человек. По мере эскалации насилия была вызвана Национальная гвардия. В мае бомба повредила отель, в котором остановился Кинг. Еще одна бомба повредила дом его брата.

Большие толпы людей собираются у монумента Вашингтона на демонстрацию в поддержку движения за гражданские права в Вашингтоне, округ Колумбия.C., 28 августа 1963 г. AP

Возникли беспорядки, в ходе которых были брошены бутылки и камни, подожжены автомобили и несколько человек получили ранения.

В августе тысячи людей вышли на марш в Вашингтоне в поддержку принятия Закона о гражданских правах, приостановленного в Конгрессе. Они хотели «справедливого обращения и равных возможностей для чернокожих американцев».

Планированием марша руководил А. Филип Рэндольф, президент Братства носильщиков спальных вагонов, а организовал его Баярд Растин.

Среди спикеров были Кинг, Растин, президент NAACP Рой Уилкинс, Джон Льюис из Студенческого координационного комитета ненасильственных действий, ветеран гражданских прав Дейзи Ли Бейтс и актеры Осси Дэвис и Руби Ди, согласно history.com.

Музыка предоставлена Мэриан Андерсон, Джоан Баез, Бобом Диланом и Махалией Джексон.

«Кинг согласился выступить последним, так как все другие ведущие хотели выступить раньше, полагая, что съемочные группы уйдут к середине дня. Хотя его речь должна была длиться четыре минуты, в итоге он выступил в течение 16 минут, что стало одной из самых известных речей движения за гражданские права — и в истории человечества », согласно истории.com.

По данным history.com, в запланированной речи Кинга не было слов «У меня есть мечта». Однако певица госпела Махалия Джексон призвала его рассказать толпе о «сне».

«Исходя из своих подготовленных записей, Кинг затем начал самую известную часть своей речи в тот день:« И поэтому, несмотря на то, что мы сталкиваемся с трудностями сегодня и завтра, у меня все еще есть мечта ». его драматический финал, в котором он объявил звон колоколов свободы из одного конца страны в другой.И когда это произойдет … мы сможем ускорить тот день, когда все дети Божьи, черные и белые, евреи и язычники, протестанты и католики, смогут взяться за руки и петь словами старого негритянского духовника, ‘Свободный наконец-то! Свободный наконец-то! Слава Богу, Всемогущий, мы наконец-то свободны! »

Вот еще его выступление:

« Я счастлив присоединиться к вам сегодня в том, что войдет в историю как величайшая демонстрация свободы в истории наша нация.

Пятьдесят лет назад великий американец, в символической тени которого мы стоим сегодня, подписал Прокламацию об освобождении.

Этот знаменательный указ — великий маяк надежды для миллионов рабов-негров, сожженных в пламени иссушающей несправедливости. Это был радостный рассвет, завершивший долгую ночь их плена. Но 100 лет спустя негр все еще несвободен.

Спустя сто лет жизнь негров все еще сильно искалечена оковами сегрегации и цепями дискриминации.Спустя сто лет негр живет на одиноком острове нищеты посреди огромного океана материального благополучия.

Спустя сто лет негр все еще томится в углах американского общества и оказывается в изгнании на своей собственной земле. Итак, мы пришли сегодня сюда, чтобы инсценировать постыдное состояние.

У меня есть мечта, что однажды этот народ восстанет и воплотит в жизнь истинный смысл своего вероучения: «Мы считаем самоочевидными эти истины: все люди созданы равными.«У меня есть мечта, что однажды на красных холмах Джорджии сыновья бывших рабов и сыновья бывших рабовладельцев смогут вместе сесть за стол братства.

У меня есть мечта, что однажды даже штат Миссисипи, охваченный жарой несправедливости, изнуренный жарой угнетения, превратится в оазис свободы и справедливости.

У меня есть мечта, что мои четверо маленьких детей однажды будут жить в стране, где о них будут судить не по цвету их кожи, а по содержанию их характера.

У меня есть мечта … У меня есть мечта, что однажды в Алабаме с ее злобными расистами, с губернатором, у которого с губ капают слова вмешательства и аннулирования, однажды прямо в Алабаме маленькие черные мальчики и черные девочки будут иметь возможность взяться за руки с маленькими белыми мальчиками и девочками как сестры и братья ».

ФАЙЛ — На этой фотографии из архива 28 августа 1963 года преподобный доктор Мартин Лютер Кинг-младший произносит свою речь «У меня есть мечта» в Вашингтоне, округ Колумбия.