Как представления о маскулинности подрывают психику

В день психического здоровья ВОЗ опубликовала доклад о том, как представления о маскулинности сказываются на психике мужчин. Оказалось, из-за того, что мужчины боятся открыто проявлять свои эмоции и обращаться за помощью к психологу, они больше подвержены стрессу, одиночеству и разного рода зависимостям. «Газета.Ru» выяснила у психологов, как маскулинность мешает мужчинам в России и как они борются с ее давлением.

Европейское бюро ВОЗ опубликовало исследование о том, что традиционные представления о маскулинности негативно влияют на психическое здоровье мужчин. Из-за стереотипов о сильном и храбром защитнике мужчины реже проявляют свои эмоции публично и предпочитают не обращаться за помощью к психологу, чтобы поделиться своими проблемами. В результате они чаще страдают от стресса и зависимостей, а также в три раза чаще, чем женщины, совершают самоубийства. Согласно исследованиям, уровень распространения депрессии среди женщин выше на 50%, однако это может быть связано с замалчиванием и отрицанием симптомов депрессии среди представителей мужского пола.

Сильнее всего общественные нормы давят на гомосексуалов, жителей сельской местности и мужчин, которые считают, что потерпели неудачу в традиционной роли кормильца: то есть разведенных, безработных или должников.

Мужчины, неграмотные в вопросах психического здоровья, еще реже обращаются за помощью специалиста: они боятся порицания со стороны друзей, не хотят показаться слабыми и уязвимыми перед женщиной. Некоторые участники исследования сказали, что их стыдили из-за приема лекарств и лечения депрессии. При этом многие не могут вовремя распознать депрессию и начинают «залечивать» ее алкоголем, наркотиками, а также заполнять пустоту работой или проявлять насилие.

Однако ситуация постепенно меняется. «Действительно, мужчины обращаются за психологической помощью гораздо реже, чем женщины, но в последнее время они стали прибегать к помощи психологов ощутимо чаще, — рассказала «Газете.Ru» Анна Гаевская, психолог сервиса «Zigmund.Online». — Стыд и ощущение собственной уязвимости нередко удерживают мужчин от получения профессиональной помощи». Это связано и с уровнем образования, традициями, воспитанием, и с влиянием окружения, личными убеждениями и районом проживания человека. А если мужчина и обращается к психологу, ему легче думать, что он делает это для кого-то или для сохранения отношений, чем для самого себя, отмечает психолог. «Однако сегодня тенденция меняется, и представители сильного пола все чаще приходят к пониманию того, что психологические проблемы конструктивнее решать, чем с ними мириться», — добавляет она.

Из‑за традиционного восприятия маскулинности мужчины и мальчики чаще рискуют столкнуться с одиночеством, стрессом и социальным отчуждением в сложной жизненной ситуации. Чтобы снизить негативное влияние общественных норм, эксперты предлагают стимулировать мужчин открыто выражать эмоции и обращаться за помощью. Причем простого разговора и поддержки семьи недостаточно, для этого необходимы профессиональные терапевтические услуги. ВОЗ рекомендовала родителям и школам предоставить ресурсы, которые вовлекут мальчиков в обсуждение гендерных норм, идентичности и взаимоотношений.

«В процессе взросления человек учится жить в обществе, распознавать и осваивать предъявляемые к нему ожидания и требования, которые могут существовать в виде неписанной, но общественно одобряемой нормы: от поведения в транспорте до представлений о своем месте в обществе и смысле жизни, — пояснила появление стереотипов о маскулинности Марина Фадеева, психолог ЛГБТ-группы «Стимул». — В каждом обществе в разные исторические эпохи люди проходили разную гендерную социализацию — менялись общественные представления о должном поведении мужчины и женщины, соответственно, изменениям подвергались и требованиям к ним».

В современной России общество предписывает мужчине роль лидера, ожидает от него решений и контроля над ситуацией, наделяет мужеством, ответственностью, надежностью.

Общество не только декларирует подобные ожидания, но и поощряет мужчин, успешно встроенных в систему — они получают больший доход, имеют доступ к любым должностям и не спорят о перспективе ухода в декретный отпуск, к их словам скорее прислушаются, считает социолог. Ценой соответствия таким общественным установкам становится неравноправие, которое не оставляет мужчине свободы выбора сценария своей жизни и формирования собственной личности, накладывает на мужчину ожидания проявления маскулинных черт. «Так, мужчина лишается возможности проявить эмоции, выказать сомнение, обратиться за советом, признать собственную некомпетентность, проявить неуверенность — любое подобное отступление от маскулинности маркируется как слабость и порицается, — продолжает эксперт Марина Фадеева. — В логике андроцентризма мужчина оказывается не только выше женщины, но и выше тех мужчин, которые не смогли вписаться в «мужскую» гендерную социализацию — мужчина, не проявляющий достаточно маскулинных черт или не являющий миру картину успешного гетеросексуального мужчины, также может быть лишен в глазах общества статуса».

«Маскулинность — это всегда комплекс качеств и характеристик, который очень зависит от социальных факторов, культурной и нравственной ситуации в стране или городе, — уточняет Марина Бабурина, психолог сервиса «Zigmund.Online». — В нашем обществе маскулинность является социальной нормой, которая связана с успешной адаптацией мужчины в обществе. Если один мужчина заявит о своем желании открыто выражать свои чувства и эмоции, окружающий социум отвергнет это желание и воспримет такое поведение как нарушение нормы».

Причем стереотипы, зачастую неверные, закладываются с детства. «С детства мальчиков стараются воспитывать сильными, мужественными, но вкладывают в это совсем иной смысл, — обращает внимание психолог Светлана Бокач. — Часто можно услышать фразы, обращенные к плачущему мальчику: «Нельзя капризничать!», «Ты что, девочка?», «Тебе что, больно? Ты же мужчина!», «Мужчины не плачут!», «Нельзя злиться!»…

Из такого мальчика вырастает взрослый мужчина, который не жалуется, подавляет неприятные эмоции и не готов обратиться за помощью, потому что считает это проявлением слабости. «Я должен быть сильным, а значит, справлюсь сам», — считают такие пациенты».

При этом если мужчина все же обращается к психологу, то, как правило, вопрос: «Что вы сейчас чувствуете?» вызывает недоумение, много сложностей с пониманием: «А что же я сейчас чувствую?» и принятием этих чувств, отмечает эксперт. «Сегодня все больше людей говорят о ценности и важности всех эмоций, и со знаком плюс, и со знаком минус. И что в каждом человеке прекрасно сочетаются и феминность, и маскулинность», — добавляет психолог.

Однако даже если в личных разговорах клиенты-мужчины соглашаются с важностью эмоций и переживаний в их жизни, это еще не значит, что общество готово принимать такие перемены, указывает Бабурина. «Справиться с негативным влиянием маскулинности на мужчин возможно только через изменение составляющих характеристик самой маскулинности. Это будет непросто, ведь именно эти характеристики позволяют обществу сохранять ясность и понятность ориентиров, кто есть кто. Попытка трансформировать наполнение «маскулинности» вызывает беспокойство массы: а кто теперь мужчина, а кто теперь женщина!? Это повышает тревогу и сопротивление», — отмечает конфликт психолог.

«Человек, находящийся в состоянии постоянной конкуренции как с другими мужчинами, так и с образом идеального мужчины, по мнению общества, оказывается под давлением стресса, страха не соответствовать ожиданиям и потерять роль «мужчины» в глазах общества, — отмечает Фадеева. — На первый взгляд выигрышная для мужчины стратегия андроцентризма на деле становится источником стресса, тревоги и страха. В современном мире активно идет процесс пересмотра гендерных ролей в обществе, изменения постепенно, но затрагивают и Россию. Хочется верить, что на смену конкуренции и неравноценному восприятию мужчин и женщин в будущем в основе «мужской» и «женской» гендерной социализации будут лежать такие качества и представления, которые позволят выстроить общественные отношения на принципах равноправия, диалога и сотрудничества».

Маскулинность | Мир Психологии

МАСКУЛИННОСТЬ

Маскулинность — см. Пол.

Психологический словарь. А.В. Петровского М.Г. Ярошевского

Маскулинность и фемининность (от лат. masculinus — мужской и femininus — женский) — нормативные представления о соматических, психических и поведенческих свойствах, характерных для мужчин и для женщин; элемент полового символизма, связанный с дифференциацией половых ролей. 

В дифференциальной психологии Маскулинность и фемининность — это специфические научные конструкты, связанные с конкретными психодиагностическими тестами. Некоторые черты, приписываемые М. и Ф., являются транскультурными (например, отождествление М. с силой, агрессивностью, а Ф. с мягкостью и нежностью). Как системное целое, образы М. и Ф. являются историческими и этноспецифическими. При изучении этих образов необходимо учитывать принципиальную асимметрию половых ролей и то, чью точку зрения (мужскую или женскую) выражает данный Стереотип.

Ценный вклад в разработку этой проблематики внесли представители феминистского движения.

Словарь психиатрических терминов. В.М. Блейхер, И.В. Крук

нет значения и толкования слова

Неврология. Полный толковый словарь. Никифоров А.С.

нет значения и толкования слова

Оксфордский толковый словарь по психологии

Маскулинность

— состояние организма, обнаруживающего внешний вид, черты и модели поведения, характерные для мужского пола данного биологического вида. Как видно из определения, это понятие не обязательно включает род; оно не должно использоваться как синоним принадлежности к мужкому роду. См. Феминность.

предметная область термина

МАСКУЛИННОСТЬ, ФЕМИННОСТЬ (от лат. masculinus — мужской и feminus — женский) — нормативные представления о соматических, психических и поведенческих свойствах, характерных для мужчин и для женщин; элемент полового символизма, связанный с дифференциацией половых ролей.

МАСКУЛИННОСТЬ И ФЕМИНИННОСТЬ (лат. masculinus — мужской и femininus — женский)

• нормативные представления о соматических, психических и поведенческих чертах, характерных для мужчин и для женщин; элемент полового символизма, связанный с дифференциацией половых ролей; 
• в дифференциальной психологии — научные конструкты, параметры определенных психодиагностических тестов. 

Как системное целое М. и ф. являются историческими, культурно-специфическими социальными представлениями, отражающими определенную систему половой стратификации. В XIX в. М. и ф. считались дихотомическими, взаимоисключающими, всякое отступление от подразумеваемого норматива считалось патологическим или девиантным. По мере расширения сферы социального взаимодействия мужчин и женщин и совершенствования самой психологической теории этот жесткий нормативизм уступил место идее континуума мужских и женских качеств. На этой базе были созданы специальные шкалы для измерения М. и ф. умственных способностей, эмоций, интересов и т.д. Предполагалось, что в пределах некоторой нормы индивиды могут различаться по степени М. и ф., но сами эти свойства казались альтернативными: высокая маскулинность должна коррелировать с низкой фемининностью, причем для мужчин желательна высокая маскулинность, а для женщин — высокая фемининность Однако затем выяснилось, что не все психические свойства можно дифференцировать по полу, а индивидуальные показатели М. и ф. у мужчин и женщин по разным шкалам часто не совпадают друг с другом.

Современные теории и тесты С. Бем, Д. Спенс и Р. Хелмрайха концептуализируют М. и ф. не как полюсы одного и того же континуума, а как независимые друг от друга измерения. Любой индивид, независимо от своего пола, может быть отнесен к одной из четырех групп: маскулинной (высокая маскулинность при низкой фемининности), фемининной (высокая фемининность при низкой маскулинности), андрогинной (высокие показатели как по маскулинности, так и по фемининности) и недифференцированной (низкие показатели и по маскулинности, и по фемининности). Какой именно набор М. и ф. больше благоприятствует социальной адаптации и психическому благополучию мужчин и женщин, зависит от целого ряда конкретных условий. И.С. Кон

МАСКУЛИННОСТЬ (МУЖЕСТВЕННОСТЬ) — представляет собой комплекс характеристик поведения, возможностей и ожиданий, определяющих социальную практику той или иной группы, объединенной по признаку пола. Другими словами, маскулинность — это то, что добавлено к анатомии для получения мужской гендерной роли. В области современных социальных наук существуют разные концепции маскулинности, которые варьируются от эссенциалистской до социально-конструктивистской.

Эссенциалистский (см. Эссенциализм) подход рассматривает маскулинность как производную от биологической разницы между мужчиной и женщиной, то есть как природную категорию и, таким образом, маскулинность определяется как совокупность физических качеств, моральных норм и поведенческих особенностей, присущих мужчине от рождения. Согласно данному подходу, маскулинность — это то, чем мужчина является и что, соответственно, составляет его природную сущность. Данная концепция подверглась значительной критике в результате развития сравнительных исследований гендерных систем обществ, различающихся по экономическим и культурным параметрам, и сегодня представляет собой яркий пример вульгарного биологического детерминизма (см. Биодетерминизм).

Социально-конструктивистский подход определяет маскулинность в терминологии гендерных ожиданий. Маскулинность — это то, чем мужчина должен быть и что ожидается от него. Согласно данному подходу, маскулинность конструируется как обществом в целом, так и каждым отдельным человеком мужского пола. Общественный конструкт маскулинности является производной от гендерной идеологии общества и сформирован под влиянием традиционных взглядов на мужскую роль, современных экономических реалий и социокультурной ситуации. На уровне индивидуальном, маскулинность конструируется как гендерная идентичность в соответствии с требованиями гендерных норм, которые преобладают в той или иной социальной группе, и реализуется посредством интерактивных действий.

Историчность маскулинности проявляется в изменениях, вносимых в ее структуру в ходе исторических процессов. Под влиянием культурных и экономических факторов и технологического развития общества меняются социальные практики мужчин и женщин, что приводит к изменению традиционных гендерных ролей. Концепция маскулинности важна как для гендерных, так и для женских и мужских исследований. Изучение моделей маскулинности позволяет лучше понять основные составляющие гендерной идеологии общества и принципы функционирования институтов патриархатного доминирования, а также найти пути изменения существующего гендерного порядка.

назад в раздел : словарь терминов  /  глоссарий  /  таблица

Маскулинность — это… Что такое Маскулинность?

совокупность соматических, психических и поведенческих признаков, отличающих мужчину от женщины (у животных — самца от самки) См. также Фемининноать.

(Источник: Сексологический словарь)

(Источник: Словарь сексуальных терминов)

совокупность соматических, психических и поведенческих признаков, отличающих мужчину от женщины (у животных — самца от самки) См. также фемининность

(Источник: Краткий словарь сексопатологических терминов)

• Мания
• Мастурбация (Ипсация, Онанизм)

Смотреть что такое «Маскулинность» в других словарях:

• маскулинность — и ФЕМИНИННОСТЬ (от лат. masculinus мужской и femininus женский) нормативные представления о соматических, психических и поведенческих свойствах, характерных для мужчин и для женщин; элемент полового символизма, связанный с дифференциацией половых …   Большая психологическая энциклопедия

• Маскулинность — (лат. masculinus мужской) комплекс характерологических особенностей, традиционно приписываемых мужчинам. Это сила, жестокость и пр …   Психологический словарь

• маскулинность — Совокупность соматических, психических и поведенческих признаков, отличающих мужчину от женщины (у животных самца от самки) См. также фемининность. [http://www.lexikon.ru/sexology.html] Тематики сексология …   Справочник технического переводчика

• Маскулинность — (мужественность) представляет собой комплекс аттитюдов, характеристик поведения, возможностей и ожиданий, детерминирующих социальную практику той или иной группы, объединенной по признаку пола. Другими словами, маскулинность это то, что добавлено …   Термины гендерных исследований

• Маскулинность — Эта страница требует существенной переработки. Возможно, её необходимо викифицировать, дополнить или переписать. Пояснение причин и обсуждение на странице Википедия:К улучшению/6 мая 2012. Дата постановки к улучшению 6 мая 2012. Маскулинность (от …   Википедия

• Маскулинность — (лат. masculinus – мужской) – характерные для мужского пола данного существа внешний вид, внутренние качества и модели поведения. Термин не указывает на принадлежность к мужскому полу. * * * (от лат. masculinus – мужской) – понятие для… …   Энциклопедический словарь по психологии и педагогике

• МАСКУЛИННОСТЬ — Буквально – состояние организма, обнаруживающего внешний вид, черты и модели поведения, характерные для мужского пола данного биологического вида. Как видно из определения, это понятие не обязательно включает род; оно не должно использоваться как …   Толковый словарь по психологии

• Маскулинность — Черты личности, свойственные мужскому организму и биологически обусловленные задачами передачи потомству способности к адаптации и защите потомства. Поэтому мужскому организму свойственны большие размеры с преобладанием мышечной массы, большие… …   Адаптивная физическая культура. Краткий энциклопедический словарь

• маскулинность и фемининность —      (маскулинность и фемининность) нормативные представления о соматических, психических и поведенческих свойствах, характерных для мужчин и для женщин; элемент полового символизма, связанный с дифференциацией ролей половых.    В психологии… …   Большая психологическая энциклопедия

• маскулинность — фемининность — нормативные представления о соматических, психических и поведенческих свойствах, характерных для мужчин и для женщин; элемент полового символизма, связанный с дифференциацией ролей половых. В психологии дифференциальной маскулинность и… …   Большая психологическая энциклопедия

Маскулинность: кто-то, никто и некто — Журнал

В фокусе фестиваля Гёте-Института «Blick’19» — тема маскулинности. Фильмы, отобранные в программу, исследуют образы, понятия и представления, связанные с мужественностью. Они приглашают посмотреть, а также подумать и поговорить о том, как кино показывает и анализирует мужские идентичности.

Михаэль Бауте

Позиция фильмов по отношению к теме маскулинности намеренно открыта. Показывая и анализируя образы мужественности, фильмы не иллюстрируют заранее известные тезисы и не низводят героев до «рупоров режиссерских идей и мнений». Вместо этого фильмы, следуя собственной логике развития сюжета, ведут свой рассказ свободно, не сковывая себя устоявшимися и однозначными представлениями, — и помещают концепты маскулинности в контекст уникального в каждом случае киноязыка.
 
В программе — шесть современных немецких картин и одна, снятая на самом излете ГДР. Пять игровых фильмов разных жанров, одна документальная лента и одна короткометражная. Авторы двух фильмов — женщины, пяти других мужчины. Над детским фильмом работали вместе женщина и мужчина — Эви Гольдбруннер и Йоахим Долльхопф.
 
Объединяет все картины то, что они рассматривают своих главных героев как физическую и психическую, внутреннюю и внешнюю среду для формулирования, выстраивания идентичности. Они пытаются очертить границы мужественности, трактуя ее не как застывшее понятие, а как форму поведения, определяемую отношениями. Мужские формы поведения здесь — объект наблюдения, исследования, испытания, проверки. Рассматриваются и самые разные отношения, в которых мужские идентичности проявляют себя.
 
Так, фильм Марен Аде «Все остальные» (2009) рассказывает о гетеросексуальной паре. О паре, какой она может быть только вдали от посторонних — в отпуске. Гитти (Биргит Минихмайр) и Крис (Ларс Айдингер) демонстрируют сложившиеся в их паре открытые и тайные ритуалы, в которых мы можем разглядеть чудачества, неисполненные желания, борьбу за власть. Фильм раскрывает динамику отношений, возникающую, когда распределение ролей между мужчиной и женщиной уже не опирается на четко прописанные законы, но превращается в игру с постоянно меняющимися правилами. Пара постепенно, держа зрителя в напряжении, демонстрирует полный набор стереотипных форм поведения, принятых в гетеросексуальных отношениях, к чему фильм относится не без иронии. Интерес, с которым зритель следит за взаимоотношениями героев, оказывается непраздным: он помогает усомниться в очевидности распределения гендерных ролей, посмотреть на них свежим взглядом.
 
В фильме Тилля Кляйнерта «Самурай» (2014) главный герой Якоб (Михель Диркс) занят прежде всего «собственным «я»» и сталкивается с подчас токсичными ролевыми моделями — навязанными ему извне и принятыми им по своей воле. Моделями, которые определяют контуры этого «я». Безымянный самурай, в честь которого названа картина, появляется из ниоткуда с мечом в руках и начинает сеять разрушение по всей округе. И для Якоба, молодого полицейского из маленькой деревни в Бранденбурге, встреча с ним становится схваткой с собственными демонами. Тилль Кляйнерт воплощает это противостояние в жанре фильма ужасов — как угрожающую борьбу находящейся под угрозой мужской идентичности.
 
Сюжет фильма Ульриха Кёлера «В моей комнате» (2018) также выстроен вокруг одного героя-мужчины. Однажды утром Армин просыпается в мертвой тишине: мир выглядит как прежде, но все человечество куда-то бесследно исчезло. Теперь он — последний, оставшийся в полном одиночестве человек — сталкивается с необходимостью найти новый способ существования. Картину «В моей комнате» можно считать современной вариацией на тему «Робинзона Крузо» — историей о мужчине как строителе и архитекторе мира. Фильм рассказывает о том, что произойдет, если принятые в обществе ролевые модели, необходимые
 
для формирования мужской идентичности, внезапно полностью обесценятся, если ограничивающие условности сменятся пугающей свободой, которая потребует от мужчины полностью пересоздать свою (мужскую?) жизнь, стать полностью автономным и, получается, ни с чем и ни с кем не связанным.
 
В картине Валески Гризебах «Вестерн» (2017) речь идет, напротив, об отношениях героев с различными группами, о внутренней и внешней динамике, которая маркирует внешние и внутренние стороны мужских систем отношений. Развивая жанр вестерна, фильм с документальной точностью демонстрирует представления о мужественности. Герою фильма Майнхарду (Майнхард Нойман), приходится бороться за место во внутренней иерархии группы немецких строителей, ему необходимо отыскать в ней свою позицию и «застолбить» ее. Одновременно с этим он вступает в контакт с внешним миром — а именно, с жителями провинциального городка в Болгарии. В обоих случаях язык слов играет скорее второстепенную роль. Общение происходит в большей степени при помощи невербальных сигналов, жестов и действий. Фильм Гризебах пристально наблюдает за языком этого общения, одновременно «архетипически-универсальным» и подвижным, гибким.
 
Фильм Гризебах продолжает и обновляет вестерн, один из классических жанров кино; по такой же схеме работает и фильм Герда Кроске «Принц бокса» (2000). Кинематографический портрет боксера и актера Норберта Групе и соблюдает, и отрицает законы жанра «боксерского фильма». Главный герой, прославившийся под своим боевым псевдонимом «Принц фон Гомбургский», с одной стороны, упорно сопротивляется навязываемой ему роли, с другой, почти впадая в карикатурное преувеличение, утверждает расхожие стереотипы. Фильм Кроске рассказывает о невероятной силе воздействия клишированных представлений о мужчинах. Вытаскиваются на свет тонкие нюансы, едва заметные трещины и тревожные деформации, скрывающиеся за, казалось бы, устойчивыми стереотипными мужскими ролями и образами.
 
О нарушающих привычный ход жизни нюансах и переломах повествует и «Каминг-аут» Хайнера Карова (1989). Первый фильм студии ДЕФА на тему гомосексуальности в ГДР — и одновременно одно из самых тонких произведений в особом жанре фильмов о каминг-аутах. Картина рассказывает историю школьного учителя Филиппа, который осознает свое годами подавляемое сексуальное влечение и в силу обстоятельств вынужден в нем открыто признаться. Фильм подкупает своей уверенной, мастерской режиссурой и бережным, чутким вниманием к психологии героев.
 
Самый короткий фильм в программе — «человек» (2016) Кристофа Жирарде и Маттиаса Мюллера. Коллаж из «found footage» со сценами из европейских и американских фильмов (преимущественно) 60-х и 70-х годов рассматривает разные воплощения мужественности, отмеченные скорее ощущением пустоты и страха, нежели конвенциональной мужской силой. Слова, которыми режиссеры описывают свой фильм, могли бы послужить девизом всей программы кинофестиваля: «Человек — это «кто-то», «никто» и «некто» одновременно. Это мы сами с течением времени. Непрерывного и напрасного. «Я» остается необходимым самоутверждением».
 
В отборе фильмов своими советами и критическими комментариями мне помогли Кристоф Хоххойслер, Регина Крэ, Мина Лунцер и Франц Мюллер, за что я им очень благодарен.

Дискуссия о маскулинности и войне: больше вопросов, чем ответов

Международный Комитет Красного Креста (МККК) предлагает вашему вниманию дискуссионные статьи об историческом развитии понятия маскуллинности в приложении к конфликтам и насилию, а также о современных точках зрения на эту проблему, которые были опубликованы в блоге МККК «Гуманитарное право и политика».

Маскулинность и война: давайте об этом поговорим

Хьюго Слим

При обсуждении войны в обществе часто говорят о нарушениях, жестокости, зверствах, но крайне редко — о мужчинах. А ведь, в сущности говоря, практикуют организованное насилие в основном именно мужчины: планируют стратегию и техническое воплощение, являются идеологами и конечными исполнителями.

Так почему мы — гуманитарный сектор — не говорим гораздо больше о мужчинах, маскулинности и мужских культурах насилия?

Маскулинность и насилие давно обсуждают специалисты по военной социологии. Сейчас к ним присоединились и многие ученые, занимающиеся гендерными вопросами. В последние несколько лет исследования насилия в городах, в том числе феномена банд, сосредоточены исключительно на мужчинах и маскулинности — как на движущих факторах такого насилия. Однако анализом маскулинности практически не занимаются политики и журналисты, которые говорят о войне.

С чем же связано такое замалчивание? Почему мужчин и маскулинность так редко упрекают в том, что они — главный источник трагедий и зверств, связанных с вооруженными конфликтами: неизбирательных нападений, бесчеловечного обращения в тюрьмах, сексуального насилия?
Есть ощущение, что это очень тяжелая с эмоциональной точки зрения тема.

Разберемся сперва в фактах.

Главным образом мужчины

Действительно ли главным образом мужчины несут ответственность за ужасы войны? Да, это так. Культуры и структуры, которые подготавливают и осуществляют организованное вооруженное насилие от лица государств и негосударственных вооруженных групп преимущественно создают мужчины, возглавляют мужчины — и состоят они из мужчин.

Из этого правила всегда были исключения, есть они и сейчас: женщины-снайперы на передовой, женщины-стратеги в высших эшелонах командования, женщины-главы государств, ввергающие свои страны в пучину войн. Сегодня все большее число либеральных вооруженных сил полны решимости позволить женщинам служить в армии: возможно, это изменит культуру войны, но в равной степени возможно, что и нет.

Большинство женщин зачастую поддерживают войны и переполнены ненавистью к врагам. И все же факты говорят нам, что организуют и осуществляют насилие главным образом именно мужчины — и так было практически всегда.

Поэтому кажется справедливым упрекать мужчин в существовании и ужасах войны — при условии что мы признаем, что за каждым случаем проявления сдержанности, сострадания и соблюдения закона при планировании и осуществлении насилия во время вооруженных конфликтов также вероятнее всего стоят мужчины. Мы должны помнить, что культуре мужчин-воинов свойственна не только жестокость, но и доброта.

Тяжелая тема

Пусть даже факты очевидны, поднимать этот вопрос нелегко. Это болезненная тема для большинства из нас, потому что все мы, мужчины и женщины, знаем: пусть этот факт правдив, — мужчинам свойственно применять насилие — это лишь один факт о мужчинах вообще — и о каждом мужчине в частности.

Поэтому так тяжело говорить о маскулинности войны. Большинство из нас не хотят изображать склонность к насилию чертой, присущей большинству мужчин. Это было бы несправедливо; такие стереотипы загоняют мужчин в угол, откуда им приходится пробиваться с боем. Здесь необходим более тонкий и деликатный подход – разговор человека с человеком. Такого трудно добиться в бесцеремонной мачистской культуре публичных выступлений, которой зачастую движет «яростное негодование» как мужчин, так и женщин, склонных к таким выступлениям.

Правовые нормы тут помогают не слишком. Разговор о насилии и страдании в юридических терминах может придавать публичному дискурсу о конфликтах абстрактную и гендерно-нейтральную форму. Поведение мужчин по большей части описывается отстраненно — как «нарушения» или «злоупотребления», совершенные «сторонами в конфликте». Эти «деяния» редко напрямую приписываются мужчинам — хотя обычно должны бы. Юридический язык зачастую скорее затемняет, чем проясняет гендерный аспект насилия.

С другой стороны, страдание сегодня стереотипно воспринимается как удел женщин: боль женщин и детей постоянно фигурирует на переднем плане. Некоторые программы оказания помощи, в центре внимания которых находятся женщины, граничат с нарушением принципа беспристрастности, гласящего, что различие можно проводить лишь на основании потребностей людей, а не их личных характеристик. Но ведь и мужчины испытывают страшные страдания во время войны — и многие из них восстают против мужского (в основном) насилия конфликта и пытаются спасти свои семьи и обеспечить выживание близких без применения насилия.

Поговорим о маскулинности и войне

Давайте нарушим заговор молчания вокруг того факта, что источником насилия в основном являются мужчины. Мы можем и должны говорить о мужчинах и маскулинности на войне — или даже о том, что мужчины и маскулинность — и есть сама война.

Для этого мы должны признать существование этой проблемы и построить более честное и реалистичное обсуждение маскулинности и войны, в должной мере опираясь на психологию, этику, социологию, биологию и, конечно, гуманизм.

***

Пoнятие маскулинности в контексте современных войн

Гилберт Холлефер

Хьюго Слим в своей статье, озаглавленной «Маскулинность и война: приглашение к дискуссии», указывает на парадокс современной действительности: хотя мужчины были поборниками войн и сражений с незапамятных времен, сегодня дискуссия о маскулинности и отношении мужчин к насилию, по общему признанию, ведется довольно осторожно и слишком редко. Возможно, это обусловлено растущей неоднозначностью восприятия образов маскулинности в современном обществе. Традиционное представление о том, что значит быть «настоящим мужчиной», практически ниспровергнуто, но подумали ли мы, что придет ему на смену? Давайте подробнее рассмотрим отношение мужчин к насилию, к тому, что можно назвать «маскулинностью».

От Зигмунда Фрейда и Ханны Арендт до Славоя Жижека, мыслители современной эпохи стали смотреть на насилие по-новому, более критически. Однако недостаток обоснованных точек зрения на насилие и его последствия с гендерных позиций несколько разочаровывает: возможно, это табу является рудиментом патриархального уклада.

Именно феминистки второй волны 1970-х годов, памятуя о двух кровопролитных мировых войнах, пробили стены патриархата и разрушили гендерный эссенциализм, развенчав миф о том, что господство мужчин является «нормой», и продемонстрировав, что поведение и установки мужчин и женщин определяются не биологическими, а социальными факторами, и поэтому могут меняться. Вполне простительно было бы думать, что такой радикальный сдвиг заставит людей по-новому взглянуть на насилие, и даже на все другие сферы (науку, политику, этику и т.д.), и рассматривать насилие не как часть человеческой природы, а как плод воспитания. В конце концов, если «женщинами не рождаются, а становятся», то можно предположить, что и мужчина становится жестоким только тогда, когда живет в неблагополучной среде.

Однако этого не произошло. Напротив, на Западе и вообще в мировой культуре сформировался негласный консенсус, что мужское насилие – это нечто само собой разумеющееся, биологический, психологический и антропологический недостаток, который невозможно преодолеть. И, возможно, именно это, как ничто другое, обрекло на неудачу любые дебаты на эту тему еще до того, как они начались. Тем не менее, при более внимательном взгляде на вопрос становится ясно, что современная точка зрения на удивление схожа со старым мировоззрением: мужская жестокость – это просто факт жизни, и что она одновременно переворачивает систему ценностей с ног на голову. Иными словами, хотя в прошлом мужское насилие считалось неизбежным, оно также воспринималось как нечто достойное, как выражение идеализированного образа мужественности или, по крайней мере, как нечто более или менее допустимое, пока оно не выходит за известные рамки. В традиционных обществах честь воина – честь, дарованная альфа-самцу, который пользуется своей властью, – ценилась безоговорочно.

Сегодня всё гораздо сложнее. Для приверженцев определенного «политкорректного» образа мышления, который стал формироваться в отношении прав человека после мировой войны и с развитием феминизма в 1970-е годы, альфа-самец перестал быть предметом уважения. Общество по-прежнему считает, что насилие связано с нашей природой, а не с нашим воспитанием, формирующимся под влиянием культуры, образования, права и так далее. А извечная миссия воспитания – укрощать характер. В то же время в общество возвращаются «мужские» ценности в различных формах, подрывая завоевания, достигнутые под знаменем феминизма и прав человека.

Система ценностей сама по себе изменчива и неоднозначна. С одной стороны, скандал с Харви Вайнштейном вызвал широкий резонанс в СМИ и послужил толчком к подъему массового движения, с другой – усиливается тенденция рассматривать агрессивные «импульсы» «мачо» в положительном свете. Стремление к тому, чтобы власть взял в свои руки «сильный человек», в последнее время проявляется в поведении электората в разных странах мира.

Учитывая, насколько разделены общества в отношении этих ценностей, неудивительно, что спокойно обсуждать понятие «маскулинности» оказывается довольно сложно. Однако в реальности, возможно, именно пессимистичный взгляд на саму человеческую натуру – который, похоже, разделяют многие в западном мире – не дает нам нормально обсуждать эту тему? Как ни странно, с ним соглашаются как сторонники защиты прав мужчин, так и приверженцы феминизма, считая установившимся фактом, что где-то глубоко в каждом из нас кроется инстинкт разрушения и желание убивать, хотя сильнее они проявляются все-таки у мужчин. Первые считают это адаптивным преимуществом, вторые – ужасным проклятием. Обе стороны продолжают придерживаться этого пессимистичного взгляда на человечество, бытовавшего со времен древних греков до Гоббса и Фрейда и служащего обоснованием для воинственной позиции защитников мускулинности: действительно, если человеческая природа есть то, что она есть, применение силы всегда будет основным средством разрешения конфликтов. В свою очередь, это, вероятно, лишает некоторых феминисток сильной позиции (или мешает им занять какую-либо позицию), когда они могли бы убедительно аргументировать свое мнение по поводу мускулинности и насилия, поскольку в глубине души они заранее уверены, что их борьба за права человека и пацифистские идеалы неизбежно разобьется о скалы биологического детерминизма.

Общепринятые представления о мужском характере распространились и на гуманитарную сферу. Как отмечает Хьюго Слим, практически невозможно говорить о человеческих бедствиях, не вынося на первый план страдания женщин и детей. Как в выступлениях, так и в процессе оперативной деятельности именно женщины и дети фигурируют как первоочередные получатели помощи, и именно их образы, демонстрируемые на больших международных конференциях, становятся стимулом для выделения огромных сркдств на гуманитарную помощь. Проектам, разработанным специально для облегчения страданий мужчин на войне, уделяется мало внимания.[1] И это несмотря на очевидный факт: как раньше, так и сейчас мужчины тоже являются жертвами войны (возможно, даже еще больше в современных гражданских войнах). Они становятся жертвами в своей роли бойцов, зачастую недобровольных, подвергающихся всем опасностям и ужасам на поле боя, и в своей гражданской роли – роли отцов, дядей, братьев и сыновей, которым приходится переживать боль потери близких и в еще более страшных и хаотичных условиях видеть, как гибнут их дома и имущество.[2]

Люди часто забывают, что гуманитаризм появился в XIX веке в результате признания одним человеком страданий солдат на войне. Первый деятель гуанитаризма, Анри Дюнан, нарушил молчание, нависшее над тяжелой участью этих людей. И хотя мы можем усмотреть в этом и определенный маскулинизм, Дюнан был достаточно реалистичен в своих устремлениях, и поэтому в итоге на свет появилось международное гуманитарное право (МГП). Известно, что эта отрасль права говорит, прежде всего, о применении силы и насилия, говорит языком, который люди, ведущие войну и страдающие от ее последствий, могут понять и действительно понимают. И такая непредвзятая дискуссия о применении силы, которую допускает МГП, делает его уникальным и по сей день.

Возможно, в наши дни не хватает именно такого реалистического подхода. Определенный политкорректный образ мышления может вызвать ощущение, что в центре наших гуманитарных забот должны находиться, прежде всего, женщины и дети. Он также заставляет думать, что сообщества полностью исключают из этого круга забот мужчин, оставляя за ними только роль агрессора и требуя, чтобы те несли ответственность за свои отвратительные поступки. Результатом этого является неожиданно яростное отрицание страданий сильной половины человечества. Но только приняв во внимание страдания, которые причиняет война мужчинам, особенности положения мужчин на войне, мы можем говорить о маскулинности и войне в гуманитарном плане.

Кажется, большинство людей вообще не догадываются об этом двойном бремени страданий. Многие даже отвергают саму идею, что «виновные» в бесчеловечном насилии сами могут страдать, как и все прочие. Их страдания рассматриваются такими людьми как побочный продукт позорного, врожденного «порока», заложенного в человеческой природе, которое нужно просто «держать в узде». Мужчинам на войне, которые, как считается, не в силах контролировать зверя внутри себя, практически отказывают в прощении. И это непрощение в нашей политически корректной системе ценностей является результатом утраты древнего представления о мужественности, давнего восхищения сильным героем, человеком чести.

Как мы видим, былое единодушие в значительной степени нарушилось с появлением феминизма, началом борьбы за права человека и вследствие тяжелых травм, нанесенных двумя мировыми войнами. Более того, на самом деле прежние представления трансформировались в лучшем случае в недоверие к мужчинам, которые якобы в любой момент могут проявить неудержимую жестокость, а в худшем – в шельмование мужчин как существ, коим чуждо понятие морали и присущ «врожденный» брутальный мужской шовинизм. Подобная демонизация еще более выражена в отношении армий и вооруженных группировок, независимо от контекста и обстоятельств.

В такой позиции кроется множество внутренних противоречий. Если мы говорим о «полевой работе», то это может привести к тому, что мужчинам будет отказано в каком-либо сочувствии, сострадании и помощи. Другими словами, существует опасность формирования такого отношения, которое мужчины вполне справедливо могут воспринять как некую форму отторжения, дискриминации и презрения – морального осуждения, которое они могут объяснить разве что «западными взглядами», принижающими их страдания и сводящих само их существование к уровню технических и юридических формулировок, которые изображают их исключительно как «агентов насилия» и бездумных дикарей. Это может обострить ситуацию, особенно в странах, где международное право не имеет реального влияния. Нет ничего опаснее, чем социальная и этическая сегрегация униженных, озлобленных мужчин – это тяжелая и крайне неприятная ситуация, самопроизвольно толкающая их на путь жестокого насилия.

Если гуманитарные организации хотят донести свою мысль до мужчин, совершающих насилие и страдающих от его последствий в ходе жестоких разрушительных войн наших дней, они должны оставить подобные разговоры в прошлом. Как говорит Хьюго Слим, необходимо перестать втискивать таких мужчин в рамки стереотипов. Оценивая то, через что им приходится проходить, нужно видеть в них людей. Приняв эту точку зрения, гуманитарные сотрудники и правозащитники возможно, смогут лучше понять, что, хотя подобные вещи заложены в наших инстинктах и природе, они куда чаще, чем мы думаем, подвержены влиянию культуры. В конце концов, разве история войн не показывает нам, сколько усилий общество вкладывает в обучение мужчин жестокости? Разве мужская монополия на насилие не является прежде всего элементом социального уклада? И разве чрезмерное насилие не является следствием воспитания мужчин как будущих воинов, а не проявлением инстинкта?

Мы видим, чтово время конфликта многие мужчины теряют моральные ориентиры, оказавшись в запутанной ситуации гражданской войны, когда они вынуждены совершать злодеяния, которые, естественно, всеми осуждаются. Но разве эти злодеяния не вызваны страхом, унижением, болью – реакцией на травмы, наносимые им враждебным внешним миром? Часто вспоминают о том, что участники военных действий всё реже и реже включаются в официальную вертикаль субординации. Можно ли тогда предположить, что эти действия совершаются людьми, которые были застигнуты врасплох событиями, бессильны против обстоятельств и потеряли контроль над своей собственной жизнью? Разве не жестоко обошлась с этими мужчинами История — всемирная, с большой буквы «И» — лишив их гордости и самоуважения, поставив их в такую ситуацию, когда представление о том, что является победой и защитой своих близких, которое до этого оправдывала их жестокость и храбрость, было уничтожена вооруженным конфликтом, ввергающим всех в один общий кровавый котел? Разве это не тот опыт, который получает в войнах большинство «обычных жестоких мужчин», и не это ли моральное давление нам нужно понять, и понять со всей четкостью, если мы хотим донести до них нашу мысль?

Так что давайте поговорим о мускулинности и войне, потому что нам необходимо срочно найти способ вернуть прочную основу нашим отношениям с теми, кто принимает в войне самое непосредственное участие. Дюнан был первым, кто нарушил табу в отношении понятия мускулинности на поле боя. Затем сила международного гуманитарного права проложила путь к диалогу с теми, кто сражался в крупных войнах по канонам Клаузевица (трактат «О войне», 1832 г.). Однако, хотя формулировки права, как правило, облекают живую реальность войны и хаос современных конфликтов в абстрактную форму, мы должны сформировать новый дискурс и наладить новые отношения с участниками боевых действий, в полной мере учитывающие общечеловеческие и особенно мускулинные характеристики мужчин, которые воюют и страдают.

***
Сноски

[1] Мужчины, конечно, тоже пользуются плодами гуманитарных операций, но в основном тех, которые направлены на оказание помощи всем жертвам в одинаковой мере (женщинам, пожилым людям, детям), за статистическим исключением случаев незаконных арестов и задержаний, которые чаще всего затрагивают мужчин. Таким образом, найти проекты, специально разработанные для мужчин, труднее, чем проекты, разработанные для женщин (возможно, особенно в области восстановления, образования и даже способов облегчения боли). Часто упускается из виду тот факт, что последствия эмоциональных переживаний мужчин на войне – чувства унижения, стыда, ненависти к себе и т.д. – могут порождать больше насилия и оказаться более опасными и даже разрушительными для людей и общества, чем любая другая форма стресса, – и в этом заключается еще одна проблема.

[2] Само собой разумеется, что автор в полной мере осознает роль, которую на протяжении всей истории играли в войне женщины, а также роль современных женщин-бойцов (от отрядов «Пешмерга» и «Тигров освобождения Тамил-Илама» до регулярных национальных армий США, Канады, Великобритании и т.д.). Вместе с тем участие женщин в боевых действиях по-прежнему является скорее исключением и в психосоциальном плане соответствует сугубо мужской гендерной роли.

Данные статьи были опубликованы в блоге Международного Комитета Красного Креста (МККК) «Гуманитарное право и политика»:

Masculinity and war — let’s talk about it

The masculine condition in contemporary warfare

Статьи и обсуждения в блоге «Гуманитарное право и политика» не могут быть истолкованы как официальная позиция МККК, равно как и содержание блога не является отражением официальной политики или доктрины МККК, если это не указано особо.

Почему мужчины не обращаются за психологической помощью?

Этот пробел восполнили в Европейском бюро ВОЗ, опубликовав Доклад «Психическое здоровье, мужчины и культурные традиции», подготовленный «Сетью фактических данных по вопросам здоровья». 

Авторы исследования приходят к выводу, что мужчины менее склонны обращаться за психиатрической помощью, чем женщины, и намного более склонны к самоубийству. Если в целом по региону этот показатель среди мужчин втрое выше, чем среди женщин, то в России мужчины накладывают на себя руки в 4,5 раза чаще, чем женщины.  

В то же время представители «сильного пола» реже обращаются за психологической помощью, поскольку считают это проявлением слабости. Зачастую они находят «выход» в алкоголе и психоактивных веществах, вызывающих зависимость. У многих неспособность справиться с психологическими проблемами проявляется в виде агрессии по отношению к себе и другим людям и склонности к риску. 

Как показал анализ, в России мужчины вообще предпочитают не обращаться к врачам и другим специалистам и в результате часто упускают возможность диагностировать заболевание на ранней стадии и своевременно получить лечение. Это касается практически всех заболеваний и проблемных ситуаций и характерно для всех категорий мужчин. Им тяжело просить о помощи, так как в соответствии со стереотипными представлениями о маскулинности «они должны быть сильными».  

Кроме того, в странах Восточной Европы и в Российской Федерации большинство людей имеют стойкое предубеждение против психологов и психиатров и не склонны обращаться к ним. При этом не существует никакой системы раннего выявления психических и психологических проблем. 

Как свидетельствуют фактические данные, собранные в России, среди мужчин бытует мнение, что, если ты сам не справляешься со своими трудностями, значит ты не «настоящий мужчина». А если пошел к психологу или психиатру, то, значит, вообще «слабак». Таким образом они лишают себя возможности адекватно разобраться в ситуации, из которой не могут выйти самостоятельно. 

Мужчина в меняющемся мире – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

Мы публикуем полную стенограмму лекции одного из крупнейших отечественных специалистов в области социальных наук, доктора философских наук, академика РАО, почетного профессора Корнелльского университета, доктора honoris causa университета Суррей Игоря Семеновича Кона, прочитанной 14 декабря в клубе – литературном кафе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру».

Области интересов Игоря Кона достаточно разнообразны, включая философию и методологию истории, историю социологии, социальную и возрастную психологию, антропологию и социологию детства и юности и т.д. C 1970-х годов Игорь Кон явился фактическим создателем отечественной сексологии как комплексной дисциплины на границе гуманитарных, социальных и медицинских наук. При этом его классическое, выдержавшее несколько переизданий “Введение в сексологию” впервые по-русски смогло выйти только в 1988 году. Заметное место в научном творчестве Игоря Кона играют гендерные исследования, взятые не в филологическом, а в социально-психологическом и культурологическом понимании. В этот блок исследований входит изучение динамики статуса мужчины в меняющемся мире, представленное в отдельных статьях, которые намечены к выходу в виде отдельной монографии.

Текст лекции

Игорь Кон (фото Н. Четвериковой)

Сюжет, о котором я собираюсь сегодня говорить, – это моя основная тема с 1999 г. Этот глобальный сюжет я последовательно рассматриваю в разных аспектах в разных книгах. Он стал очень популярным на Западе уже в 70-е гг. прошлого века, когда стали много говорить о кризисе маскулинности, о том, что происходит с мужчинами, и т.д. Эти сюжеты продолжают развиваться и сегодня. При этом чаще всего, особенно в психологически ориентированной литературе (а все популярные разговоры ориентированы психологически), разговор идет о том, как меняются свойства мужчин и женщин, происходит ли феминизация мужчин или, наоборот, маскулинизация женщин. На самом деле, и то, и другое – бессодержательное клише. И поскольку в разговорах на эти темы сегодня тон задают филологи, то больше всего идет речь об образах в массовой культуре и о представлениях самих людей.

Мой подход принципиально другой. Я с большим интересом воспринимаю эти вещи, там действительно много полезного. Но для того чтобы понять долгосрочные исторические тенденции, нужна классическая, кондовая социология, хотите марксистская, хотите функционалистская. Нужна серьезная социальная статистика, для того чтобы посмотреть, а что на самом деле меняется, где и как. И только после этого можно говорить о чем-то другом.

Поскольку времени у нас мало и у меня нет никакой уверенности в том, что мне удастся сказать все, что я хочу, я начну с того, что четко сформулирую мой основной тезис. Он заключается в том, что существуют две взаимосвязанные глобальные тенденции. Они проявляются в разных мерах, в разных странах, в разных сферах деятельности, в разных классах, но это глобальные тенденции. Первая тенденция – социальная. Ее суть заключается в том, что происходит беспрецедентная в истории человечества (если не касаться первобытности, где были разные вещи) ломка традиционной общественной системы, общественного разделения труда между мужчинами и женщинами и всего гендерного порядка.

В доиндустриальном и раннем индустриальном обществе взаимодействие мужчин и женщин было поставлено в достаточно жесткие рамки, и так называемся борьба полов (о которой все говорили и писали) развертывалась на индивидуальном уровне: в семье, в постели. Но рамки соперничества между мужчинами и женщинами были очень ограничены. Они были четко ограничены социальными условиями. Мужчины соревновались не только из-за женщин (но из-за женщин тоже), друг с другом, женщины соперничали друг с другом из-за мужчин, но в социуме они практически не пересекались, потому что у них были жестко очерченные роли. При этом никаких особых мужских или женских качеств не требовалось.

Пример, который я очень люблю. Бальзаковские женщины (не по возрасту, а героини Бальзака) были энергичными, беспощадными, как и их мужья. Но в то время женщина, которая хотела быть социально активной и влиятельной, не могла этого сделать самостоятельно. Для того чтобы чего-то добиться, она должна была либо найти соответствующего мужчину и выйти за него замуж, либо, если такого не было, она брала того, кто «подходящий», и делала ему карьеру, в том числе своими женскими средствами. И только таким образом она добивалась того, чего хотела. Потому что публичная жизнь для женщин была закрыта, и эти запреты были достаточно жесткими.

Сегодня практически эти границы размыты, хотя не до конца уничтожены. Но принципиально новый момент, чего никогда не было, заключается в том, что конкуренция (это одновременно и форма сотрудничества, кооперация) между мужчинами и женщинами идет во всех сферах общественной жизни: труд, политика и т.д. Это принципиально иной тип отношений.

Отсюда вытекает вторая тенденция, здесь уже речь идет о культурных нормах и психологии. Я вижу эту тенденцию не в том, что происходит уничтожение всяческих половых или гендерных различий (называйте как хотите, эти понятия разграничиваются менее строго, чем иногда хотелось бы). В результате возникает нечто типа психологического унисекса, где мужчина и женщина ничем друг от друга не отличаются. Глобальная тенденция, связанная с предыдущей, заключается в том, что происходит ослабление нормативной поляризации мужских и женских ролей, деятельностей и т.д. И в связи с этим (это очень важно, потому что это как раз источник оптимизма, которого обычно в разговорах на эти темы не бывает) происходит нормализация индивидуальных различий их стилей жизни. И эти индивидуальные различия стилей жизни, мышления и т.д. могут соответствовать и могут не соответствовать традиционным гендерным стереотипам маскулинности и фемининности.

Эти две взаимосвязанные тенденции – суть того, что происходит, и эти вещи надо осмысливать. Осмысливать их можно довольно четко, потому что есть большая социальная статистика. У меня по этим сюжетам есть немецкая национальная статистика, опубликованная в прошлом году, французская статистика, американская. Тенденции, действительно, глобальны.

В чем состоят объективные тенденции развития? Я опять говорю схематично. В сфере труда и производственных отношений происходит ломка профессионального разделения труда, включение женщин в профессиональный труд. Они быстро осваивают мужские профессии, связанные с этим стиль и образ жизни. Хотя преимущественное сосредоточение мужчин в одних местах, женщин – в других существовало и будет существовать долго, а в чем-то, может быть, и всегда. Но жесткого деления нет, и процесс этот глобален, происходит всюду.

В сфере политики с определенным отставанием (потому что экономические сдвиги происходят быстрее) та же самая тенденция в отношениях власти. С одной стороны, мы видим появление политических лидеров-женщин, что может совершенно не соответствовать ситуации на массовом уровне в стране. С другой стороны, мы видим появление женщин на массовом уровне, их роль в политической жизни и т.д.

Третья сфера – образование. Поскольку сегодня образование является ключом ко всему остальному, карьерному успеху и продвижению, мы всюду видим отчетливую тенденцию, и в странах «третьего мира»: как только девочки получают доступ к образованию, они не только сравниваются с мальчиками, но начинают их опережать по целому ряду показателей. Очень выразительная мировая статистика. В то же время на высших ступенях карьеры эта разница исчезает, мужчины продолжают командовать парадом. Почему женщины, которые опережают мальчиков в школе по успеваемости, по целому ряду показателей отстают в дальнейшем – это большой вопрос, и здесь существуют разные объяснения.

И, наконец, последняя сфера, которую надо обозначить. Беда философии и науки в том, что гендерные проблемы обсуждаются так, как если бы они были сексуальными проблемами. Это неадекватный угол зрения, но аспект, тем не менее, очень важный: сексуальная жизнь, брачно-семейные отношения. И тут мы тоже всюду видим новые принципы: партнерство, равенство. Вопрос о том, кто глава семьи, имеет сегодня для социологов чистое значение индикатора, потому что это показывает уровень притязаний мужа и жены. А если мы хотим представить реальные вещи, то мы должны спрашивать (причем это было ясно уже в 80-е гг. даже в нашей стране, не говоря уже о Западе) механизмы принятия решений, кто принимает решения по каким вопросам. И картина оказывается гораздо более сложной, чем раньше. В сфере сексуальности громадное значение имеет появление контрацепции, в особенности женской, которая дает женщинам право решающего голоса в фундаментальном вопросе о репродукции, зачинать – не зачинать, рожать – не рожать и т.д.

Эти вещи происходят, разумеется, неравномерно в разных сферах, я это уже говорил. Наша страна – вполне кондовая, сексистская. Поэтому если мы хотим понимать глобальные тенденции, то надо смотреть, по Марксу, там, где они проявились раньше, достигли определенной степени зрелости, и к тому же они уже исследованы. Поэтому можно представить себе, существуют у нас другие варианты или нет. В этом отношении западные данные представляются мне наиболее интересными, и именно их надо обсуждать. Потому что остальное можно домысливать или говорить о том, какие здесь отличия.

Еще очень важный момент. Движущей силой этих процессов, их субъектом, являются женщины. Если мы возьмем все перемены, оказывается, что всюду женщины усваивают мужские позиции, роли, стили поведения, соответственно происходит их психологическая перестройка. У мужчин изменений меньше. Если вам нравятся глобальные теории, – из которых, однако, невозможно вывести историческое развитие, но они привлекательны своей глобальностью – можете объяснить это, по Геодакяну, большей пластичностью женского начала, податливостью, обучаемостью. Однако без этого можно обойтись. Можно в русле самой что ни на есть кондовой марксистской парадигмы вспомнить Ленина о том, что тот класс, который заинтересован в изменении, который является субъектом этих изменений, в их ходе переживает наибольшие изменения. А с тем классом, который в обороне и теряет позиции, дело обстоит иначе. Но факт сомнению не подлежит.

Теперь самое интересное. Что в рамках этих процессов происходит с мужчинами? Этот блок вопросов я бы назвал трансформацией маскулинности. Первое, на что я хотел бы обратить внимание, – это сам термин «маскулинность». Как и все понятия, которыми мы пользуемся, оно многозначно. При этом одно значение, которое употребляется всегда и всюду, – это просто описательное понятие. Маскулинностью, или маскулинными свойствами называют те свойства, которые, предположительно, отличают мужчин от женщин. И второе, более сложное, понятие – это нормативный канон, система представлений о том, каким должен быть мужчина (мы всегда говорим о «настоящем» мужчине). Эти идеальные, нормативные представления – это более серьезное понятие, здесь больше проблем.

Я бы хотел еще обратить ваше внимание на то, почему я пользуюсь именно термином «маскулинность». Сейчас Сергей Ушакин, который больше всех пишет по этим вопросам, не хочет употреблять слово «маскулинность» и предпочитает ему «мужественность». В известном сборнике, который вы, наверное, читали, все это есть. Я думаю, что это большая ошибка. Потому что в русском языке (в английском, французском, немецком этого нет) слово «мужественность» имеет два значения. Оно обозначает не только мужские свойства, но и одинаково положительное для мужчин и женщин морально-психологическое качество.

Я столкнулся с этим в январе 1970 г., потому что обсуждение этой проблематики в нашей стране началось с моих двух статей в «Литературной газете». Статья называлась «Мужественные женщины, женственные мужчины», что-то такое. У меня эта статья не сохранилась, мне ее недавно нашли, я поместил ее на моем сайте, и вы можете посмотреть, как ставился этот вопрос в 1970 г. Мне тогда тоже казалось, что этим можно обойтись. Я мог заставить газету употребить иностранное слово, в те времена это было не совсем просто, но в данном случае это было возможно. Но мне казалось, что русские слова вполне адекватны, зачем нам лишние заимствования. Но если «женственность» еще туда-сюда, то с «мужественностью» сразу стало ясно, что возникает странная путаница. Потому что маскулинная женщина – это не просто мужественная, а она мужеподобная, т.е. возникают вещи совсем не комплиментарные, в то время как мужественная женщина – это очень хорошо. А женственная женщина – все очень хорошо, а женственный мужчина – совсем никуда, большой скандал. Поэтому я думаю, что лучше использовать слово, которое заведомо является термином и не вызывает лишних житейских ассоциаций.

Если от слов перейти к сути, то канон маскулинности оказывается, с одной стороны, очень жестким, абсолютно универсальным, одни и те же черты, нормативные требования во всех культурах. И в то же время он очень слабо отрефлексирован. Особенность и культуры, и мужского сознания на бытовом уровне (а оно производно от культуры) заключается в том, что мужчина всегда мыслит себя субъектом, он не может мыслить себя объектом, женщина – объект. А если ты всегда субъект, ты не можешь себя объективировать. А если ты не можешь себя объективировать, тебе трудно рефлексировать по поводу того, кто ты такой. Поэтому рефлексия больше идет о заведомо идеализированных нормативных образцах. А сопоставление этого с реалиями – в какой мере это соответствует реалиям индивидуальной психологии поведения и т.д. – оказывается достаточно сложным. Потому что для рефлексии требуется другой взгляд. Этим «другим» для мужчины является женщина. Поэтому изучение маскулинности в современном смысле слова, естественно, связано с феминизмом, потому что женщины посмотрели на себя, потом посмотрели на мужчин, и, нравится нам это или нет, они открыли в этом достаточно много нового и заслуживающего внимания.

Сдвиги, которые происходят сегодня, т.е. потеря гарантированного господствующего статуса и, соответственно, перестройка отношений в рамках какого-то партнерства, договоренностей и т.д. (честная конкуренция – нечестная, оставляю сейчас эти вещи), стимулируют рефлексию не только женскую, но и мужскую. Это позволяет мужчинам лучше осознавать слабость и свои собственные проблемы, причем не только на индивидуальном уровне (к чему я дальше вернусь, потому что это один из самых важных практических сюжетов), это всегда существовало, но и поставить под вопрос канон маскулинности так, как он сложился в культуре, который очень привлекателен и замечателен.

Игорь Кон (фото Н. Четвериковой)

При всей монолитности (а мужчина – это всегда монолит, субъект, цельный, сильный, могучий и т.д.) он всегда внутренне противоречив. И если говорить о противоречивости канона маскулинности, то универсальное, всеобщее во всех культурах, везде и всюду, противоречие заключается в том, что мужчина определяет себя и культура определяет мужчину через оппозицию к женщине. Но эта оппозиция идет по двум принципам, которые не совпадают друг с другом. Это два принципа мужской жизни – фаллос и логос. Я эти вещи достаточно подробно рассматривал на изобразительном материале в книге «Мужское тело в истории культуры». Но это проблема не только репрезентации мужского тела. Дело в том, что маскулинность всегда и всюду является практически синонимом сексуальности, настоящий мужчина всегда сексуален, у него большие яйца, соответствующих размеров достоинство. Само понятие «фаллический образ» – это символ мужской силы, могущества, власти и т.д.

Но одновременно опять-таки практически всюду существует другой символ обозначения маскулинности. Это логос, рациональное начало. Подразумевается, что у женщины нет фаллоса, и поэтому они, как говорил Фрейд, завидуют пенису. Я не буду сейчас говорить о различии между пенисом и фаллосом. На самом деле, мужчины завидуют чужому достоинству, женщины не завидуют. Точно так же подразумевается, что мужчина воплощает собой рациональное начало, логос, а женщина – существо чувственное, и поэтому это ей не свойственно.

Поскольку эти два принципа и в самых древних, и в других культурах – всюду воспроизводятся. Ланкам даже пытался их соединить в одну: фаллоцентризм и логоцентризм соединил в понятие фаллогоцентризм. Имелось в виду мужское достоинство, мужская власть, что центр маскулинности – это фаллос и логос. Но если вы посмотрите и повседневную психологию, и материалы любой культуры, вы увидите, что эти два начала никогда не совпадают, они находятся в оппозиции. И мужчина, с одной стороны, могущественный, сильный, сексуальный и т.д., а с другой стороны, этот сильный мужчина не в состоянии контролировать собственную эрекцию. А контроль над эрекцией – прообраз прочего мужского самоконтроля. Поэтому в разных культурах повторяются (хотя люди друг друга не знали) одни и те же вещи о том, что когда поднимается маленькая головка, в большой мужской голове начинается смятение, отсюда эта сложная проблема. Т.е. идея мужской монолитности, этого образа, на самом деле, не подтверждается ни психологически, ни антропологически.

И это проявляется на самых разных вещах. Допустим, разные модели маскулинности сосуществуют в одной и той же культуре. Например, средневековая культура вся маскулинна. Но при этом одна модель – рыцарская, а другая – монашеская. И с точки зрения обыденного сознания рыцарской культуры монахи, которые по определению не сексуальны, были проблематичны: мужчины они или не мужчины. Но в другой системе координат оказывается, что тот человек, который в состоянии обуздать свои собственные неодолимые импульсы, подчинить их, по этому критерию оказывается большим мужчиной, чем любой воин, который рвет страсти в клочья, не может себя сдержать. Т.е. эти вещи существовали всегда, но они не особенно рефлексировались.

Если заниматься историей культуры или символической культурой на примере Греции – проблема дионисийской культуры, аполлоновской культуры. Разные модели, соответственно, разные изображения. И классическая греческая скульптура – это, извините, не фаллические статуи, там не те параметры, не те знаки. Т.е. это реально можно пощупать, это не просто рассуждения из чистой философии.

Что происходит дальше. Сегодня в связи с усложнением мира и взаимоотношений усложняется и само понятие маскулинности. И сегодня, если бы мы захотели рассматривать проблемы маскулинности более профессионально и социологически, то основное понятие было введено австралийским очень известным социологом (хотя он профессор педагогики) и поддержано феминизмом. Раньше этот человек назывался Роберт или Боб Коннел, а теперь он называется Рейвен Коннел. Я как раз в связи с этой работой возобновил с ним знакомство. Мы когда-то, много лет назад, встречались в Гарварде, а тут мне понадобились его новые статьи, я ему написал, он оказался теперь не Бобом, а Рейвеном. Что это значит, я не знаю. Он ввел понятие гегемонной маскулинности.

Первоначально это основывалось на наблюдениях в школах – что происходит в школе с мальчиками. Выясняется, что существует модель гегемонной маскулинности. Это понятие не обозначает свойства отдельно взятого мужчины или мальчика, а это нормативная структура, которая, однако, обеспечивает этому мальчику или мужчине, который предположительно обладает этими качествами и разделяет эти ценности, положение на вершине гендерной иерархии. Первоначальные понятия были достаточно спутанными, Рейвен сложно пишет. И в прошлом году появилась статья, в которой они подвели итоги тому, что произошло с понятием и исследованием за 25 лет, и в связи с этим многое уточнилось. Но главное, что осталось в силе, – это то, что гегемонная маскулинность, при том, что она больше всего бросается в глаза, не является единственной мужской идентичностью.

Наряду с гегемонной маскулинностью, которая стоит на верхушке, существуют разные другие идентичности. Например, есть (это трудно перевести на русский язык, неудачно звучит) «соучаствующая маскулинность», complicit masculinity – это модель поведения тех мужчин, которые не прилагают усилий для того, чтобы занять эту гегемонную позицию, это достаточно сложно, не всем под силу, и не всем даже хочется. Значит, кто-то в этой системе занимает подчиненную, вспомогательную роль, но при этом пользуется преимуществами в этой иерархической системе. Причем эта иерархическая система означает не только подчинение женщин, но и подчинение других мужчин.

И третья категория (сейчас в эмпирических исследованиях их называется больше) – это подчиненная маскулинность. Прежде всего подразумеваются геи, гомосексуалы. Они не подчиненные, не настоящие, они находятся внизу. Но при этом важны две идеи. Что маскулинность не одна, они разные, и что они образуют иерархическую систему. Но эта иерархическая система не является чем-то раз и навсегда данным, одинаковым, в каждой конкретной школе, коллективе, учреждении, в каждом мужском сообществе оно перестраивается, изменяется. Вокруг этого идет и торговля, и борьба, кто кого. Это динамический процесс, не раз и навсегда данные личностные свойства, а это характеристика культуры и социальной структуры. И неслучайно именно эта система понятий легла в основу современных исследований маскулинности.

Причем она заведомо содержит в себе (это очень важно иметь в виду) критическое ядро. Мы маскулинность понимаем как нечто монолитное, данное, такое замечательное, «сильный, смелый, героический, все может» и т.д., а критическое отношение не заложено. Между тем эта система оказывается сегодня дисфункциональной, с учетом изменившихся условий и характера отношений. Поэтому критическое отношение к ней, ее деконструкция (в феминистских это терминах или в каких-то других – нас сейчас не волнует) оказываются очень важными.

Теперь от категорий перейдем к тому, что же происходит с мужчинами, как они реагируют на эти перемены, что мы видим в эмпирическом материале. Мужчины не одинаковы. Они представляют собой разные типы маскулинности, их психологические свойства всегда были и остаются разными. Но вместе с тем для понимания маскулинных черт, в том числе и психологических черт мужчин, очень важно еще одно понятие, которое мне кажется таким же синонимом маскулинности (и даже большим синонимом), как сексуальность. Это понятие – универсальный социальный и психологический феномен – называется гомосоциальностью. Не путать с гомосексуальностью. Это универсальное явление, не только мужское свойство. Это ориентация людей на общение и деятельность прежде всего с теми, кто на них похож. В этом смысле это родовое понятие.

Но если говорить о мужчинах, то это свойство им особенно характерно – это желание и потребность отделяться от женщин, потребность в сегрегации, в поддержании особых отношений, в общении и т.д. Это универсальный антропологический феномен, громадная литература, мужские сообщества, тайные общества, союзы и т.д., в которых развертывалась мужская жизнь в древности. Четкое, абсолютное разграничение мужских и женских функций. Потом это уходит. Но как только мужские закрытые сообщества и т.д. утрачивают свое значение, потому что изменился характер общественных отношений или туда проникли женщины и т.д., мужчины тут же создают себе что-то другое: закрытые клубы, спортивные общества, футболисты, фанаты. Т.е. универсальное явление мужской культуры – исключение женщин.

Это явление также универсально психологически. Есть абсолютно надежные психологические данные, в том числе кросскультурные, которые показывают одну и ту же картину. Уже в возрасте трех лет половую сегрегацию начинают девочки, потому что у них раньше формируется самосознание. Они начинают предпочитать играть с девочками, а не с мальчиками. Т.е. начинают они. Но уже к пяти годам инициативу полностью перехватывают мальчики, и для мальчиков это становится жесткой абсолютной нормой – исключение девочек. Настоящий мальчик – это тот, в котором нет ничего девчоночьего, и этот процесс исключения продолжается. То, что раньше называли культурой детства, сегодня стало понятно, что это не единая культура, а это мальчиковая и девчоночья культура. И это продолжается до конца подросткового возраста, причем не только когда есть раздельное обучение, специальная организация, но когда все совместное, когда все внимание направлено на то, чтобы мальчики и девочки водились вместе, – все равно спонтанно происходит сегрегация.

И, по-видимому, в этих условно сегрегированных союзах, сообществах, деятельности и формируются те черты, которые потом называются мужскими, или маскулинностью. Потому что когда вы берете отдельно взятых мальчиков и девочек, между ними есть, конечно, какие-то различия, в том числе и половые, гендерные, но по отдельности это не так заметно и не так существенно. Как только они оказываются вместе, возникает эта проблема. Поэтому задача заключается в том, каким образом, по каким принципам мальчики и девочки будут налаживать свои взаимоотношения, если они растут, вроде бы, по отдельности (невзирая на усилия, которые прилагает взрослое общество для того, чтобы обеспечить их взаимодействие), а потом они должны будут встретиться.

Мужская гомосоциальность предполагает не только соответствующие группировки и соответствующую поэтизацию мужских отношений: мужское товарищество, дружба, я уж не говорю о воинской, это естественно. Но даже когда ничего военного нет и военного прошлого нет, все равно «мужская дружба» и это все поэтизируется, становится эталоном настоящего мужчины. Это вполне реальные, очень важные ценности.

Но при этом здесь всегда наблюдается иерархия, мужчины разные. И особую роль играет гомофобия (я не буду на этом подробно останавливаться), которая возникает в этих мужских сообществах и имеет определенные функции. С одной стороны, мужское сообщество, в котором складываются (в особенности если это действительно воинское сообщество, где женщин нет) очень значимые личностные, эмоциональные привязанности между мужчинами. В мужском сознании любые отношения вне зависимости от того, каковы они на самом деле по своей физиологической, психологической природе, часто описываются в сексуальных терминах, это любая иерархия: кто кого, кто сверху, кто кого опустил, кто кому начальник. Здесь возникает проблема гомоэротических чувств. И гомофобия возникает, с одной стороны, как средство поставить барьер на этом пути. А с другой стороны (и это для нашей темы, пожалуй, более важно), она возникает как средство легитимации и создания иерархии внутри мужского сообщества – отделить настоящих мужчин от ненастоящих. Поэтому люди могут быть сколь угодно терпимыми и т.д.

Но это касается кого угодно, но не мальчиков-подростков. И не только потому, что он сам еще не знает, на каком он свете, и он не в состоянии проанализировать собственные переживания, чего ему надо бояться и чего ему не надо бояться. Но он должен доказывать себе и другим, что он настоящий. Доказывать он это должен и может прежде всего своей гетеросексуальностью. И проще всего это доказать демонстрацией гомофобии. Т.е. за этим стоит, как сформулировал второй крупнейший специалист в области мужских исследований после Коннела американский социолог Майкл Кюммель, тот факт, что гомофобия направлена не только против геев. Это способ создания иерархии, доказательство того, что я настоящий мужчина, а другой – ненастоящий. Потому что завышенного идеала маскулинности – мальчик самый хороший, самый смелый, он большой и решительный – достичь невозможно. Поэтому для того чтобы это реализовать, надо кого-то опустить, кого-то принизить. Это аспект той же самой проблемы.

Что происходит дальше. Мы уже переходим к психологии. В чем преимущества и в чем слабости гегемонной маскулинности и ее производных? Это, пожалуй, самый интересный вопрос. Вся предыдущая социологическая часть была абсолютно необходима, чтобы это понять. Дело в том, что гегемонная маскулинность дает преимущества: положение, власть, статус, авторитет у сверстников, других мужчин. Я хочу еще раз подчеркнуть, что существует ошибочное представление о том, что для мужчины главной референтной группой являются женщины. Далеко не всегда. Для мужчины, для мальчика в особенности, главной референтной группой являются другие мальчики. Он с ними соревнуется, их должен победить, он себя оценивает по их критериям, даже успех у девочек должен быть подтвержден в компании мальчиков. В этом смысле отношения между мужчинами и мальчиками всегда субъектно-субъектные, даже если они конфликтные, иерархические и т.д.

Что касается женщины, девочки, то для того чтобы мальчик ее осознал как субъекта, должно пройти много времени. И не всегда, не у всех мужчин это получается. Так же, как гомосоциальность – это очень широкое понятие. Вы без труда вспомните, что существует множество мужчин, абсолютно гетеросексуальных, которые спят только с женщинами, ничего другого не хотят и не будут делать. Но это единственное, что они хотят делать с женщинами. А все остальное – работать, проводить досуг, разговаривать – они будут с другими мужчинами, и женщину в эти другие вещи могут допускать, могут не допускать. Это в какой-то степени проблематично.

Игорь Кон (фото Н. Четвериковой)

Однако эта гегемонная маскулинность, персонифицированная в каких-то качествах, создает также ряд психологических проблем и противоречий, которые, в особенности в современных условиях, о которых я говорил, выглядят отчетливо дисфункциональными и создают для мужчин невыгоду. Первое – это нереалистический образ Я. Настоящий мужчина должен быть всегда и во всем первым, он старается это сделать. В этом отношении эта установка действительно способствует тому, что он становится сильным, конкурентоспособным. Но если у него это не получается (а это не у всех и не всегда получается), то оборотная сторона этого дела – неврозы, чувство неполноценности и то, что я назвал бы комплексом обманщика или комплексом самозванца. Каждый мальчик, даже самый сильный и успешный, где-то в глубине души знает, что он самозванец. Он притворяется смелым, но он испытывает страх и поэтому чувствует себя самозванцем. На самом деле, в этом нет ничего страшного. Преодоление страха – это и есть смелость, и потом это все вырабатывается. Но это достаточно сложный процесс, и его надо учитывать в воспитании. Если мы этого не учтем, могут быть большие издержки.

Я захватил сегодня с собой опубликованный в «Московском комсомольце» потрясающий документ – «Исповедь террориста». Это подлинный дневник 19-летнего молодого человека Ильи Тихомирова, студента, который устроил взрыв на Черкизовском рынке. И это его записи, очень характерные черты. Этот мальчик все время испытывает чувство неполноценности, он чувствует, что он не настоящий мужчина. Это очень интересно, сейчас я найду одну цитату. Он участвует в какой-то казачьей демонстрации, казачьем митинге, в военной форме и т.д. И в то же время он не чувствует себя настоящим мужчиной. «Скольким людям я обещал сделать что-то и не сделал. Такая особенность прослеживается на протяжении всей моей бестолковой жизни. Пообещал только потому, что нет духу сказать «нет». Это мерзкая особенность мягкого сопливого характера, характера не мужского». Дальше демонстрация выдана формой. «Но я понял, что у меня нет воли и характера, я не могу ударить первым, я боюсь драться. Странно, что я не гей, хотя характер пидорский». Это его отсутствие самоуважения, потому что его нормативные представления абсолютно не соответствуют его индивидуальным возможностям и способностям, и все это выражается в конечном счете в агрессии, в соответствующей идеологии, его можно куда угодно подставить.

Вторая издержка – это блокирование эмоциональных реакций. Есть громадная литература о неэкспрессивном мужчине, о том, что мужчина испытывает трудности с самораскрытием, с эмоциональным контактом как с другими мужчинами (потому что самораскрытие означает сказать что-то самое болезненное, а самое болезненное – это стыдное, поэтому общение ограничивается), так и с женщинами.

Третий момент – это апелляция к силе там, где нужны переговоры. Я уже процитировал один пример, он сюда относится. Один американский психолог, автор бестселлера, посвященного мальчикам, формулирует мысль, что если мальчики не плачут слезами, то некоторые из них будут плакать пулями, и это имеет прямое отношение к терроризму и пр. Т.е. опять же противоречивая модель, маскулинность имманентно содержит в себе культ насилия, и не надо выводить его только из тестостерона и других гормональных вещей. Тестостерон – у всех, а агрессивное поведение – не у всех.

Сейчас в журнале «Семья и школа» вышла статья (она будет потом на сайте) о школьном буллинге. Это оказалась мировая проблема, только мы об этом не знаем. Оказалось, что уже 20 лет назад это слово стало термином. Bully означает «хулиган», «драчун». Всюду это бывает, но когда общество стало перестраиваться на принципы миролюбия, толерантности, с этим стало трудно мириться, и оно превратилось в громадную проблему.

Естественно, в меняющихся условиях меняется и мужская психология. Представление о том, что мужчина – монолит, что он не меняется, а только распадается на составные части, либо занимается террором, либо нет, неверно. Есть новые мужчины (их так условно называют), и по статистике это видно, которые усваивают новые модели поведения, в том числе и в отношениях с женщинами. Но это сопряжено с трудностями.

Непосредственно сейчас я занят книгой «Мальчик, отец, мужчина», где рассматриваются особенности мальчикового поведения. Но интеллектуально самая интересная для меня сегодня проблема – это отцовство. Это главная мужская идентичность, и она оказывается сегодня очень проблематичной. Отцовство всегда считалось показателем не только сексуальности, но и маскулинности в традиционном обществе. Если нет детей, ты не мужчина, сколько бы ты ни занимался сексом – это игры. Но эти вещи отмерли давно, с изменением культуры. Потом стали возникать более тонкие вещи. А сегодня институт стал проблематичным, потому что появились новые требования, которых никогда не было.

Отцовство всегда был значимым, но институт отцовства синонимичен отношениям власти. И реально самый древний, самый массовый стереотип отцовства – это отсутствующий отец. Как Бог-отец, он всем управляет, но дома его нет, и это власть. А потом он стал кормильцем. А сегодня в новых условиях положение изменилось. От него продолжают ждать, чтобы он был кормильцем. Хотят, чтобы он был полностью кормильцем, – это российская установка. На Западе, где реальное равенство, где реально не одна зарплата, это не так жестко существует. Но всюду, независимо от того, какие мы мужчине предъявляем требования (чтобы он был кормильцем-поильцем), от него еще ждут, чтобы он был отзывчивым, нежным и проводил время с детьми. Происходит это? Да, происходит. Это можно увидеть и невооруженным глазом, и на это есть статистика.

Но с мужчинами, которые все это делают, которые хорошие и идут навстречу, опять же оказывается проблема. Во-первых, ростки этого нового, хорошего отцовства у мужчин, для которых дети более важны и они хотят с ними иметь контакт, –полностью погашаются статистикой разводов. Потому что эти мужчины также оказываются в ситуации риска развода. А развод – это потеря детей, а дети – не все равно, не «другая будет женщина, других родим». Они оказываются наиболее ранимыми. И статистика разводов практически аннулирует социальный прирост хороших отцов. И, с другой стороны, нет справедливости. Мужчины, которые отвечают самым хорошим критериям, – наиболее ранимые, чувствительные, и в случае неудач они оказываются жертвами. А для того, кто доминантный, гегемонный, это не главное. Т.е. мы сталкиваемся с большой проблемой.

Я хотел поговорить еще об одной большой проблеме, которая здесь выплывает, – о мужском здоровье. Потому что сегодня мужское здоровье – это опять же глобальная проблема. Причем речь идет не только о каких-то специфически мужских болезнях, потому что есть специфически женские болезни, и говорить, чьи лучше, чьи хуже, кому хорошо, кому плохо – несерьезный разговор. Но речь идет о том, что очень многие мужские болезни, мужские проблемы со здоровьем связаны с тем же самым каноном маскулинности. Не только у нас (у нас страна просто дремучая), но в Америке (где об этом достаточно много говорят и пишут) все равно мужчины вдвое реже женщин обращаются к врачу, они не могут просить о помощи и т.д. Т.е. эта идея сильного мужчины, которая сама по себе хорошая, привлекательная, имеет оборотную сторону. При этом, оставляя в стороне слабых, ненастоящих мужчин, у которых что-то не ладно, самые канонически сильные мужчины оказываются одновременно проблемными.

Были исследования сексуальности. Естественно, самые доступные кролики – это студенты. Что представляют собой юноши, которые пользуются наибольшим успехом у девочек, меняют их как перчатки, успешны? Прогнали их по громадной батарее тестов и получили на выходе сводную вещь – любовь к новизне и риску. Специальный термин sensation sacking значит «любители острых ощущений». Это психологический синдром, он есть не только у мужчин, но и у женщин. Но у мужчин он больше, и, кроме того, у мужчин это нормативно, это очень хорошо. К тому же это где-то коррелирует с повышенной секрецией тестостерона, т.е. это очень удачливые мальчики.

В средних классах школы они лидеры в своих компаниях, потому что они рослые, маскулинные, стукнуть могут, им очень хорошо. В старших классах их начинают любить девочки, потому что девочки любят тех мальчиков, которых уважают мальчики, опять же это все тоже хорошо. Но потом оказывается, что эти мальчики находятся одновременно, как минимум, в трех группах риска. Они оказываются в группе риска по изнасилованию, потому что они не могут допустить, что женщина им скажет «нет» (все скандалы с самыми титулованными спортсменами). Они оказываются в группе риска по алкоголизму и по наркозависимости. Лечить их не надо, истреблять не надо, они очень хороши, дай Бог им здоровья. Но соответствующая диагностика и психотерапия оказываются необходимы.

У нас об этом не помнят, но у нас четко разделено, что мужчина – это воин, защитник отечества, а дети – это женская забота. У нас есть демографическая программа, там обозначены только женщины. Я не против того, что деньги дают женщинам (женщинам и надо давать), но во всех этих разговорах мужчина как таковой, как отец, отсутствует. А для того чтобы были семейные ценности, о которых надо договариваться, которым надо сопереживать, надо, чтобы оставались черты, которые мальчики вытравляют из себя как женственные и, следовательно, не мужские, – это тупиковая ситуация.

Я заканчиваю. Что я могу сказать об этой проблеме? Никакой глобальной катастрофы с мужчинами не происходит. Ничего глобального нет, если исключить один момент, я о нем не говорил. Очень сложные вещи связаны с экологией, но они влияют не только на мужчин, но и на женщин. Здесь действительно есть очень серьезные проблемы. Прогнозы биологов и генетиков о том, что через 100 лет мужчин может не стать вообще, – это серьезные вещи, но это не наш сюжет. Если брать социальные и психологические вещи, никакой катастрофы, ничего фатального нет. Просто мы сталкиваемся с новыми условиями. И в этих условиях мужчина вовсе не утрачивает своих замечательных качеств, а он оказывается в проблемной ситуации. И эту ситуацию надо осмысливать, надо находить соответствующие формы не глобального переустройства мира и гендерного порядка (это утопия), но оказания помощи и смягчения тех трудностей, которые возникают в результате современных тенденций развития. Вот что я хотел сказать. Спасибо. Извините за некоторую сумбурность, просто мне хотелось сказать все главное.

Обсуждение

Лейбин: Может быть, мне показалось, что первые два тезиса о тенденциях были сформулированы в негативном ключе. Первый – что какой-то порядок рушится. Второй тезис – позитивное утверждение, что возникает множественность норм. Но все-таки множественность норм – это еще не позитивный тезис, как не может быть позитивным тезисом, например, тот, что в комнате много языков. Это может быть хорошо, но не очень удобно, амбивалентно. А часть про психологию и социологию маскулинности была сформулирована на основе апелляции к традициям и антропологическим свойствам в позитивном ключе. Всегда можно найти тексты культур, которые описывают то или иное поведение мужчины, всегда можно найти психологические и антропологические основания для того или иного феномена. Правильно ли я это заметил? И означают ли старые культурные описания мужчины в ситуации изменения общества, его выравнивания и атаки, которую ведут женщины на старые роли, что возникли новые культурные роли, которые бы описывали новые тексты культуры или которые были бы описаны в некоторых социальных – возможно, педагогических – нормах, которые работали бы с новыми проблемными ситуациями?

Кон: Это очень хороший вопрос. Но мои общие тезисы не содержат в себе ничего отрицательного. Я говорил о том, что рушится старая система, основанная на социальной сегрегации и жестком разделении функций. Это положительный момент. Точно так же увеличение вариативных возможностей поведения и возможность жить по своим индивидуальным возможностям в независимости от того, совпадают они с традиционными представлениями о том, что такое «настоящая женщина» и что такое «настоящий мужчина», – это не отрицательный, это положительный момент. Просто мы часто воспринимаем это в отрицательном ключе, потому что, вроде, была ясность, а возникли трудности. На самом деле, прошлая ясность, прошлый порядок – это было прокрустово ложе, на котором было неуютно, но порядок действительно был. Сегодня прокрустово ложе не работает, и поэтому вы выбираете себе постель по своему росту. Другое дело, что это не сразу и не на всех хватает. Но я как раз вижу этот процесс как положительный.

Лейбин: Я имел в виду не оценочно, а логически.

Кон: И логически.

Лейбин: То, что рушится старый порядок, не значит, что возникли какие-то новые социально-культурные нормы. Или значит?

Игорь Кон (фото Н. Четвериковой)

Кон: Нет, они возникают давно, это эволюционный процесс. Возникли проблемы равноправия. Сначала речь шла о равноправии женщин, а дальше возникают вопросы. Равенство – это одинаковость или это неодинаковость? Что должно сохраниться, что должно не сохраниться? Но когда мы хотим определить эти вещи априорно, ничего, кроме неприятностей, не возникает. А пафос мой заключается в том, что главная беда (нашей страны в особенности) – это традиционалистские установки.

Мы имеем дело с беспрецедентным, быстроменяющимся миром. Но вместо того чтобы смотреть вперед или хотя бы туда, где с этим уже познакомились и нашли способы решения, мы говорим: «Надо смотреть назад». Все. Наша официальная идеология сегодня очень простая: хорошо только традиционное, устойчивое, оно же национальное, а то, чего раньше не было у наших предков, – это все плохо, подозрительно, это от растленного Запада. Но если мы смотрим назад, ничего кроме катастроф у нас впереди не будет, потому что самые элементарные, очевидные вещи мы не увидели из-за того, что смотрели назад. Поэтому я как раз думаю, что здесь все вполне оптимистично. Но просто традиционные формы существовали долго и обрели характер предрассудка, и мы не всегда видим, что в описании прошлого присутствует очень большая доля идеализации. А сегодняшние вещи экспериментальны, неоднозначны. Кроме того, если мы по определению допускаем права человека и многообразие стилей жизни, индивидуальный выбор, это не может вписаться в такую простую модель, как черно-белый мир.

Но рефлексия на мужчин более поздняя, чем на женщин. Применительно к женщинам это давно известно, какая она, «настоящая женщина». А какая настоящая женщина? Кармен – это настоящая женщина? Настоящая. А мать-героиня – настоящая? Настоящая. А мать Тереза, у которой не было детей? Понятно, что «мамы всякие нужны, мамы всякие важны». А вот применительно к мужчинам этот монолит только начинает расшатываться. А в действительности реальные мужские практики были разными. Применительно к отцовству, которое меня интересует, эти вещи сейчас концептуально разграничены, есть два понятия. Отцовство fatherhood – это институт, нормативная структура. Есть другое понятие – fathering, однозначного русского слова я не нашел, я его перевожу как «отцовские практики». И отцовские практики, на самом деле, всегда были разными.

Скажем, нормативный канон отцовства для начала Нового времени – строгий, властный, и возиться с детьми совсем не обязательно. Однако реально отцы были разными. Я сейчас занимался историей отцовства, и на французском материале оказалось, каким прекрасным отцом был Генрих IV. Идеальным мужем он, наверное, не был, у него было очень много любовниц и незаконнорожденных детей. Одиннадцать из них от шести разных женщин знатного происхождения он узаконил. Но и к своему дофину он относился очень нежно. Но это было необязательно, т.е. практики были разные. А сегодня по нормативному канону оказывается, что недостаточно приносить деньги в семью и быть примером успешности, а надо еще чего-то делать.

Лейбин: Я понял вашу позицию по отношению к российскому отставанию в социокультурном плане и на полях заметил слово «идеология». У нашей любимой страны есть такое историческое свойство, она вестернизируется-модернизируется, в том числе социально, рывками. И каждый раз на подобном рывке мы теряем какое-то количество культурных и ценностных моделей поведения. При этом, в негативистской логике, у нас сначала был кодекс работника социалистического труда, которому никто не верил, но на него хоть как-то ориентировались, а потом появились свободные рыночные отношения, и в течение пяти лет вообще никаких норм не было, пока бизнесмены не договорились друг друга не убивать. Почему я спрашивал, может ли сформироваться новая норма. Мы идеализируем гендерный порядок в прошлом, культура так всегда делает – идеализирует. Но еще, наверное, идеализирует педагогика, которая вменяет некоторый социальный порядок. И вопрос состоит в том, что все равно же придется что-то вменить. Но если у нас есть тезис, что консервативный порядок распадается, это еще не дает ответ на вопрос, что вменить в качестве ценностей, например, педагогических. И не факт, что это окажется ровно то, что вменяют в американской школе, потому что там подростки не только бьют друг другу морды, но еще и стреляют. И это тоже, видимо, связано с гендерной проблемой.

Кон: Я не готов специально обсуждать американские или русские проблемы. Мне всегда кажется, что ориентироваться по этим вопросам, как и по многим другим, лучше по европейским образцам, они нам намного ближе, в Америке другой тип индивидуализма и другие трудности. Но что касается теоретических ориентиров, они существуют, в целом ряде вопросов они уже выработаны. Те сюжеты, которыми я занимаюсь, – пожалуйста. В отношении сексуальности выработан принцип «ответственной сексуальности», которая включает в себя и нравственные императивы, и заботу о партнере/партнерше, в отличие от «безопасного секса», который можно интерпретировать только эгоистически, хотя заботиться о своей безопасности – заботиться о другом. Применительно к отцовству опять же выработано понятие ответственного отцовства. В данном случае это опять предполагает партнерские отношения, и дело не в том, зарегистрирован брак или нет, но это и согласие на рождение ребенка, готовность принимать в этом участие. Такие вещи вырабатываются, и педагогика во всем мире этим занимается.

И мы занимались бы этим более успешно, если бы мы лучше знали, что по этому поводу делается там, где с этими проблемами столкнулись раньше, чем мы. Базовые проблемы одни и те же. Я думаю, что главная беда нашей страны заключается в том, что мы склонны представлять себя как нечто абсолютно уникальное, беспрецедентное, что ни у кого не было таких проблем, что кругом живут недоумки и враги, которые нас хотят уничтожить, а мы готовы указывать путь человечеству. Вот мы указываем путь человечеству, начиная с XVI в. это стало официальной идеологией, «третий Рим, а четвертому не бывать», а это человечество почему-то не следует нашим указаниям. Потом оказывается, что они не потеряли от того, что не последовали этим примерам. Как с маскулинностью нужны рефлексия и самокритика, точно так же и в отношении национальной философии очень важно не бить себя в грудь и говорить «Ах, мы самые ужасные, отвратительные и несчастные», а надо все-таки анализировать, что у нас получается, а что не получается и где у нас проблемы уникальные, а где те же самые.

Григорий Глазков: Спасибо за очень интересную лекцию. Предмет, конечно, совершенно необъятный, и его было бы лучше обсуждать какими-то кусками, но уж как получается. У меня масса вопросов и соображений, но я постараюсь высказать три или четыре так коротко, как смогу. Первое. В теме, которая сегодня обсуждается, очень много вопросов о власти, у кого власть, тема мужской власти в обществе, в том числе так называемый сексизм. Не кажется ли вам, что в этом очень много оборонительной мужской позиции? В частности, если посмотреть старые, в том числе библейские тексты (отношение к женщине как к сосуду греха), складывается впечатление, что у мужчины есть большой страх перед женщиной. В принципе, можно посмотреть на исторически установившуюся мужскую власть в социуме по отношению к женщине как на попытку установить равновесие. Потому что, поскольку женщина является матерью по отношению не только к девочкам, но и к мальчикам, то если не уравновесить эту довольно необъятную власть (материнская власть огромна) властью мужчины в социуме (он не обладает над ребенком такой властью, он не может ей обладать), то непонятно, что будет. И можно предположить, что человечество пришло к той системе отношений между полами, которую мы унаследовали от так называемого традиционного общества таким путем, будто пытаясь просто сохраниться. Это первый вопрос.

Второй по поводу стереотипов. Все мы в школе учили Некрасова, и настоящая русская женщина, по Некрасову, «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Интересно услышать вашу точку зрения на этот счет. Сразу скажу, что здесь еще, по-видимому, есть такой сюжет, как разные культурные гендерные стереотипы в разных слоях общества: крестьянство, например, и, условно говоря, дворянство. И что потом стало происходить с формированием новых стереотипов, когда сословное общество разрушилось и одновременно начались модернизационные преобразования по большевистской модели?

Третий вопрос. Вы сейчас говорили о переходном периоде, который испытывает общество, меняются роли. Поскольку вы, как я понимаю, очень много изучали историю, связанную с этими вопросами, интересно, приходят ли на ум аналогичные периоды в истории (естественно, необязательно российской), которые, может быть, помогли бы нам сориентироваться, понять, как это вообще бывает. Потому что в том обществе, которое мы называем традиционным, эти традиции тоже не сразу возникли, тоже были какие-то переходы, испытания, через которые проходило человечество, отдельные народы, культуры и т.д. Спасибо.

Кон: Это очень интересные вопросы, большое спасибо. Идея, что мужская власть – уравновешивание материнской власти – это очень интересная идея, достойная обсуждения. Но дело в том, что я совершенно умышленно ухожу от таких глобальных философских проблем и в этой работе, и в других. Потому что меня интересуют не конечные причины, что как возникло, а меня интересуют сегодняшние трансформации. Потому что то, что происходит сегодня, от нашей воли уже не зависит, это другой тип отношений. В связи с этим и ваш третий вопрос насчет перехода. Я думаю, что кризис маскулинности возникает в любую переходную эпоху, об этом говорили постоянно. Каждый раз, когда разрушается система власти, поскольку власть была мужской, одновременно возникал вопрос о кризисе мужского начала. Это описано применительно и к Возрождению, и к Просвещению, есть об этом литература. Сегодняшняя ситуация мне представляется беспрецедентной, потому что, если взять известный нам кусок истории, то такой ситуации, когда подрывались бы самые основы сегрегации мужских и женских ролей, функций и т.д., никогда не было. Я не знаю цивилизации, где бы это было, оставляя в стороне, я уже говорил, первобытность, где происходили сложные вещи с разделением труда. Но назад пути нет.

Мне пришлось в связи с этой темой заняться вопросом совместного и раздельного обучения, об этом идут споры, и они достаточно серьезны, часто чисто идеологически. Когда у меня был доклад на заседании Президиума Академии образования, один коллега встал и сказал: «А как нам выполнить президентскую программу, повысить рождаемость и т.д.?» Я сказал, что, в принципе, раздельное и совместное обучение – это очень частные вопросы, и в одном, и в другом случае детей могут рожать и не рожать, и что лучше – это дело темное. Потом я подумал, что если всерьез отвечать, как выполнить программу, я бы сказал очень просто. Выкинуть женщин, начиная с Академии образования, из вузов, в том числе педагогических, потому что идет феминизация образования, обучения. Мало того, что дома мама, так еще женщины всему учат. Женщины должны сидеть дома, воспитывать детей, а муж должен зарабатывать и обеспечивать материальную сторону дела. Еще надо запретить контрацепцию и аборты, и тогда делать будет нечего, будут рожать детей, чем им еще заниматься.

Можно это сделать? Нельзя. Значит, в независимости от того, нравится нам или не нравится та трансформация, которая произошла и еще происходит, – это не задача, это условие задачи. Когда детей учат арифметике, наверное, им как-то объясняют разницу между условием задачи и задачей. Если не сформулировано условие, задачи не может быть. Когда мы начинаем обсуждать самые общие проблемы, мы забываем эту разницу, и поэтому у нас все включается в задачу. В результате у нас не получается интеллектуального разговора, а практической политики подавно не может быть. Поэтому мой социологический анализ этого дела – это попытка установить условие задачи. А дальше – как это в педагогике, что тут делать – это уже другой вопрос.

А что касается русской женщины Некрасова – это, конечно, очень интересный сюжет. Но в данном случае опять же есть и старая, и новая социологическая и этнографическая литература. У разных народов существуют разные гендерные модели. Скажем, разная роль матери в семье у черных американцев, у белых американцев, у нас и т.д. Это требует конкретного вопроса. По этой причине глобальные теории, в том числе биоэволюционные, привлекают тем, что они всеобъемлющи, но при этом не замыкаются на конкретных условиях, от которых все зависит: либо мы будем просто плакать по поводу того, как кончается мир, либо радоваться, что все очень хорошо.

Евгения (аспирантка ВШЭ): Здравствуйте, Игорь Семенович. Большая часть лекции была посвящена трансформациям маскулинности с точки зрения именно маскулинной социологии. Но ведь надо признать, что феминность тоже трансформировалась, параллельно или не совсем параллельно. Как вы думаете, как должны сочетаться векторы маскулинности и феминности для, скажем, достижения общественного блага?

Кон: Я, честно говоря, не чувствую себя ни Господом Богом, ни пророком, и рецептов, как решать глобальные проблемы, у меня нет. У меня гораздо более скромная задача, я просто хочу понять, где мы находимся, каковы проблемы. Я взял только мужские проблемы. Естественно, женские тоже существуют, но я в эти вещи не встреваю, потому что есть громадная, очень хорошая феминистская литература. Я только очень советую не употреблять слово «феминность». Дело в том, что язык имеет свои законы. Кажется, что лишний суффикс (или что там есть) ничего не меняет. Но есть логика языка. Если вы говорите «феминность» – говорите «маскульность», не «феминизм», а «фемизм» – все слова соответственно. Поэтому я думаю, что если мы говорим «маскулинность», то есть «фемининность», и там та же самая логика, те же самые вопросы. Но это в феминистской литературе раскручено гораздо больше, гораздо лучше, чем мужские проблемы. Я это говорил и еще раз хочу подчеркнуть, что сегодня без феминистских точек зрения и теорий мужские проблемы не осмысливаются. Очень многие вещи стали обсуждаться только после того, как женщины их поставили. Поэтому наше негативное отношение к феминизму – это абсолютно дремучий негативизм. Другое дело, что феминизмов так же много, как марксизмов и разных прочих «-измов».

Евгения: Т.е. получается два направления развития мужской и женской сексуальности, но нет никаких исследований по поводу их сочетания?

Игорь Кон (фото Н. Четвериковой)

Кон: Пафос вопроса, который меня интересует, решение, которое я вижу, заключается в том, что все эти сложности открывают дорогу для развития индивидуальности, не связанной рамками гендерных установок и стереотипов. «Мамы всякие нужны, мамы всякие важны». Раньше мы точно знали, что женщина – это верная супруга и добродетельная мать. А сегодня мы знаем, что женщина может выбирать, и заставить ее быть матерью, если она не хочет, невозможно. Мы можем жалеть об этом, но мы должны создать условия и, может быть, объяснять, как это хорошо – быть матерью, так же, как отцом. Но выбор остается индивидуальным. И эта возможность индивидуального выбора, так же, как в стиле одежды, – это большое достижение. Но с этим одновременно связано и очень много трудностей.

У нас сейчас две прямо противоположных законодательных инициативы. С одной стороны, предлагается выпустить из психушек социально не опасных психических больных, что правильно. Но, однако, каждый, кто бывал в США, где это давно сделали, видел, насколько часто вы на улице сталкиваетесь с откровенно больными людьми. Опасные – неопасные, это вы должны соображать. Т.е. тут есть издержки. И тут же прямо противоположная инициатива. «Давайте психиатрические лечебницы будем разгружать, а наркоманов будем сажать и лечить принудительно». Это так же, как с руками. У президента есть правая рука, одна партия, она называется «Единая Россия». Есть левая рука, она называется «Справедливая Россия». Никаких возражений нет. Но если при этом две руки одного и того же президента говорят, что они между собой ведут непримиримую борьбу, то это нельзя принять всерьез. А если это можно принять всерьез, то у меня возникает сомнение, а что происходит в голове, потому что на языке психиатрии это шизофреническая ситуация, раздвоение личности и т.д. Потому что руки все-таки как-то должны координироваться. Эти законопроекты вызвали у меня такое же впечатление, что это в разных сторонах. Что примут, мы не знаем.

По образованию я историк, я профессор философии, и меня интересуют глобальные философские проблемы. Но я могу этим заниматься только в том случае, если там можно что-то пощупать, если я представляю себе, как это заземляется на какую-то эмпирию. Если это не заземляется на эмпирию, если я не могу рассуждать как социолог, я рассуждать об этом не буду, потому что вокруг полно людей, которые могут это сделать, вероятно, лучше, у них больше уверенности, что они знают, как все обустроить и куда вести человечество. А я не знаю.

Сергей: Добрый вечер. У меня простой вопрос, но он, наверно, многих волнует. Как вы считаете, не является ли грандиозная ломка устоев и взаимоотношения полов предпосылкой к развитию гомосексуализма в социуме?

Кон: Нет, не считаю. На самом деле, гомосексуальность – это очень частный вопрос, по сравнению с тем, о чем мы здесь говорили. Я говорил о гомофобии и не говорил о гомосексуальности, потому что вопрос гомосексуальности – это частный вопрос, могут или не могут люди реализовать ту сексуальную ориентацию, которая в них, по-видимому, закладывается и вне зависимости от социума имеет индивидуальные причины, в том числе генетические.

Сергей: Т.е. как историк вы можете сказать, глядя сквозь века, что процентное содержание гомосексуалистов и людей с нормальной ориентацией сохраняется примерно на одном уровне?

Кон: Нет. Этого я сказать не могу. Это можно было бы сказать в том случае, если бы я был не историком и социологом, а был бы генетиком и эндокринологом и если бы генетика и эндокринология знали бы точно, каким образом формируется сексуальная ориентация. Но они этого точно не знают. Более того, сами определения понятий проблематичны, и неслучайно употребляются разные слова. Например, в психологии основное понятие – сексуальная идентичность, кем человек себя считает, не поведенческие акты, а установки самосознания, вот что главное, потому что это устойчиво. Но в эпидемиологии, если вас интересует распространение СПИДа, это понятие не работает. Там берется операциональное понятие «мужчины, имеющие секс с мужчинами». Потому что то, что ты о себе воображаешь, кем ты себя считаешь, не имеет никакого значения. А вопрос в том, с кем ты спишь и сколько у тебя было таких контактов, для эпидемиологии это очень важно. Поэтому это очень большая самостоятельная проблема, она очень частная, по сравнению с тем, о чем мы сейчас говорим, так же, как и сексуальность, – это часть гендерной проблематики. Если вас интересуют эти темы, возьмите мою книгу «Лики и маски однополой любви», 2-ое издание, она есть в магазинах. И статьи. У меня недавно вышел большой сборник избранных статей, он называется «Междисциплинарные исследования: социология, психология, антропология, сексология», он продается. Там есть автобиографическая статья, где в том числе рассказывается, как одна тематика вырастала из другой. Потому что я в жизни занимался очень разными вещами, и иногда внутренняя связь этого мне самому становилась ясна только ретроспективно.

Григорий Чудновский: Будьте добры, поясните, правильно ли я понимаю такую вещь, что, вроде, есть два явно выраженных типа маскулинности. Физическая сила, которая эволюционировала, по мере того как человек осознавал себя в диком мире, догосударственном, и по мере того как оформлялась государственность, превращалась в спортивную, военную и таким образом закреплялась как свойство маскулинности. Но дальше по мере эволюции человеческого рода возникала сфера интеллектуализма, т.е. человек проникал в природу мироздания и, кроме тех людей, которые носили яйца, появились еще яйцеголовые, если каламбурить. Это тоже может являться признаком маскулинности, если это неординарное свойство, выделяемое. По мере роста образования такое свойство становится частым, и наоборот, физическая сила как признак маскулинности убывает. Потому что сегодня военный – это уже не кулаками, не мечом, а рядом с техникой, пушкой, с пулеметом. Возникает мысль, что это разные свойства, они не соединимы. Трудно увидеть человека с гигантскими мускулами и с совершенно уникальными математическими данными, и наоборот, яйцеголовый – это почти всегда слабое существо, интеллигент, который не может убить даже муху и, если проколет палец, падает в обморок. Т.е. это какие-то разделенные свойства. И вопрос мой такой. Это вытесняемая в перспективе вещь? Сила как признак маскулинности – это только спорт, который, кстати, сегодня становится все более жестоким и изощренным, чтобы показать эту степень? Это все более отклонение в сторону интеллекта? Но почему-то он не завоевывает в смысле толерантности доминирующее положение, и в этом смысле сила всегда перебарывает в любых ее формах. Это действительно возникающая хоть в какой-то перспективе проблема (сейчас она еще не очень острая), что интеллект начнет конкурировать с силой, в то время как сила, всегда сохраняемая и преумноженная интеллектом, начнет бороться с чистым интеллектом, не физическим? Или я не до конца понял, что вы сказали? Спасибо.

Кон: Это очень интересный, большой круг вопросов. В последний месяц я как раз этим больше всего занимался и прочитал очень интересную литературу, в которой много неожиданного и нового в том, что касается спорта, физкультуры и маскулинности. И про образы тела не в истории, не в изображении мужской наготы, а в контексте восприятия сегодняшними людьми критериев оценки тела и т.д. Поэтому для меня это очень интересные вопросы. Но так, как вы ставите это дело, я боюсь, что оно не работает. Я в своем докладе фиксировал внимание не на индивидуальных свойствах, а на компонентах и аспектах культурного канона маскулинности. Если говорить об индивидуальных свойствах, то здесь тоже существует целый ряд проблем. Но формула «сила есть – ума не надо», на самом деле, никогда не работала.

И понимание маскулинности у маленьких мальчиков, у младших подростков – это, прежде всего, рост и сила, мужчины должно быть много. Но как только они становятся чуточку постарше, это все усложняется. Потому что важны не столько мускульная масса и сила (понятие, кстати, очень неоднозначное), а важны координация движений, ловкость, сообразительность. И в том же самом спорте, как на войне, побеждает не самый сильный (даже если это тяжеловесы), а тот, кто лучше умеет, кто находчивее, хитрее. Эти проблемы глобальны, они даже распространяются не только на человечество. Животное представление о том, что мужчина, самец – всегда лидер, неверно. Потому что есть животные виды, где лидером является самка. И опять же качество самца (лидера, вожака) – очень часто не его сила, а то, что мальчики называют крутизной, он способен проявить агрессивность, напугать, он решителен. Поэтому он большей частью побеждает, не вступая в драку. Тот, кто постоянно должен драться, недолго выдерживает. Т.е. тут совсем другие вещи. И когда анализ этого переносится на уровень эндокринологии, более увлекательных вещей, чем объем мускулатуры, это становится гораздо более сложно.

Вся наука сегодня страдает тем, что мы часто принимаем статистические корреляции за причинно-следственные связи. Большей частью мы причинно-следственных связей не знаем. Их можно установить, но это требует гораздо более сложных исследований. А мы нашли статистическую зависимость, но, на самом деле, что из чего вытекает, мы не знаем. И это касается в том числе такого самого важного для мужской жизни фактора, как уровень тестостерона. Потому что, например, по уровню тестостерона до начала любого соревнования (шахматы, драки и пр.) предсказать, кто победит, невозможно. Но можно точно сказать, что у того, кто победит, после победы будет повышенный уровень тестостерона, а у побежденного будет пониженный уровень тестостерона. Более того, это будет не только у футболистов победившей и проигравшей команды, но и у болельщиков, в Бразилии был такой эксперимент. Вот такие сложные вещи. Поэтому антитеза сила–ум – это в житейском обиходе работает, а в науке нет.

Светлана: Добрый вечер, у меня женский вопрос. Каких женщин предпочитают «настоящие» мужчины, о которых вы говорили?

Кон: Я не знаю, какие настоящие мужчины. По-моему, нет ненастоящих мужчин, все настоящие. И что такое настоящие женщины, я тоже не знаю. Ну, вот Шварценеггер – настоящий мужчина, куда уж больше. А вот А.Д. Сахарова (оставим в стороне его научную работу), мы видели на экранах телевизоров, освистывало Собрание Народных Депутатов, а он говорил правильные вещи. Он говорил о дедовщине в армии, об Афганской войне. А ребята, которые на этой войне потеряли руки, ноги, его освистывали, говорили, что он на них клевещет. Вот, какой Шварценеггер в состоянии это сделать? Кстати, это старая проблема, как и все проблемы, литература ставит их раньше, чем наука. О том, что гражданское мужество отличается от физического, лучше всего на моей памяти было написано в романе Виктора Некрасова, по-моему, называлось «В родном городе». Для меня это было чтением-откровением. Там описывались фронтовики, вернувшиеся с войны, очень смелые люди, в атаку шли, все что угодно другое делали. А здесь они оказались в других условиях, и поднять голос против карьериста-декана, который Бог знает что творит, его поддерживает все начальство, – требует гораздо большего мужества. Люди, которые на фронте не пасовали – не привыкли, этой ситуации в них не заложено, это другое.

А если говорить о вкусах мужчин, то они разные. Если говорит о моем вкусе… я не знаю, какой я мужчина, настоящий или ненастоящий, для меня это неработающее понятие, и я прекрасно понимаю, как хороши энергичные, деловые женщины. Но мне лично и очень многим моим знакомым вне зависимости от того, чем они занимаются, приятнее женщины более привычного «образца», более мягкие. Потому что если женщина очень энергична, то я тогда не чувствую себя в этом обществе мужчиной, мне неуютно. И проблемы эти – массовые, они не сегодня родились. Поэтому я всегда, еще в советской жизни, когда приходилось читать лекции в том числе для девушек, говорил, что, конечно, равенство, равноправие – это хорошо, но умная женщина свой ум показывает, а мудрая женщина еще умеет иногда этот ум придержать при себе. Потому что если у нее есть парень или муж, ей с ним хорошо, ему с ней хорошо, но он будет чувствовать, что она такая умная, энергичная, а он не совсем, то он будет чувствовать себя второсортным. А на самом деле (но статистики нет), это чисто житейское суждение, но в нем что-то есть.

Мальчики не знают, какие женщины им нравятся, ничего они не знают. Когда появляется опыт, мужчина знает (правда не всегда с этим соглашается), какая ему нужна женщина. Выясняется, что он всегда влюбляется в стерву определенного типа или всегда в какой-то изгиб бедер или что-то еще – это все можно выяснить. Но, на самом деле, для очень многих мужчин самое главное в женщине, с которой он хочет не просто переспать на курорте, а иметь стабильные отношения, – это чтобы это была женщина, которая будет тебе говорить, какой ты умный, какой ты талантливый, как тебя мир недооценивает. Причем чем меньше у этого мужчины амуниции, тем важнее ему эта поддержка. Поэтому говорится, что счастье – это когда тебя понимают. А что значит «когда тебя понимают»? Это значит, что тебя воспринимают так, как ты сам себя хотел бы воспринимать. Этому омерзительному террористу, убийце нужна была бы девочка, которая ему бы говорила, какой он весь хороший, и, может быть, тогда ему было бы полегче.

Вопрос из зала: У меня есть соображение, а вы мне скажите – так оно или нет. Очень интересно, сегрегация в трех- и пятилетнем возрасте у мальчиков и девочек – это психологический механизм безопасности? Т.е. стремление иметь дело с знакомым, безопасным, которое потом сублимируется у мальчиков в гегемонию маскулинности. Это так, как вы думаете?

Кон: Нет, это гораздо сложнее, и однозначного ответа нет. В психологической литературе есть несколько разных теорий. Причем как раз теория, что подбор идет по принципу похожести, по принципу подобия, имеет меньше эмпирических подтверждений, чем другая теория. Эта теория исходит из того, что мы выбираем себе партнеров по играм. С кем-то хорошо играть, а с кем-то играть сложно. У мальчиков больше энергии, агрессии, и девочкам они кажутся слишком шумными, с ними неуютно. Так при общих видах деятельности, общих интересах, общей игре возникает соответствующая сегрегация. А на следующем витке возникают и статусные моменты. А для мальчиков очень важно то, что он мальчик, потому что все девчоночье плохо, все мальчишеское – хорошо. Но при этом опять же рефлексия и принципы у мальчиков и девочек часто не совпадают. Потому что для девочки самый главный фактор (это в какой-то мере сохраняется и у взрослых женщин), чтобы она была довольна общением, – чтобы партнеры по игре были приятны, чтобы с ними было эмоционально комфортно. И тогда она может даже играть в игру, которая ей на самом деле не так интересна, потому что достаточно того, что это приятное общество.

А у мальчика иначе. Для него самое важное – это предметное содержание этой деятельности, чтобы он в этой игре решал какие-то задачи и чтобы он мог там отличиться. В этом смысле мальчик будет играть с мальчишками, которые у него не вызывают особо положительных эмоций, но его интересует процесс игры. Т.е. связано с очень широким комплексом вопросов, и есть огромная психологическая литература. В книге «Мальчик, отец, мужчина», которую я надеюсь в следующем году закончить и издать, я дам подробный анализ этой литературы с соответствующими сносками. Это одно из главных различий, которое сохраняется. При том что все или почти все стало проблематично, эта разница мужского стиля жизни как инструментального, связанного с предметной деятельностью, а женского – как экспрессивного, связанного с эмоциями, поддержкой, есть. Все относительно. Индивидуальные различия везде больше, но тенденции такие.

В игровой сегрегации это тоже проявляется. Но дальше получается так, что девчонку могут не принимать девочки, могут ее недолюбливать. Но она получит полную психологическую компенсацию, если ее примут мальчики. А если она «свой парень», мальчики ее примут, это будет компенсацией. А вот мальчик, которого не примут мальчики и примут девочки, потому что он спокойный, тихий и доброжелательный, никогда не избавится от проблемы, от стигмы, он будет сомневаться, что он какой-то не такой. И кто-то может его назвать педиком, и он, как герой, которого я сегодня цитировал (очень интересный документ, советую всем прочитать), может совсем не иметь ничего гомосексуального. Но поскольку он чувствует себя ненастоящим мужчиной, он думает, что, наверное, он «пидор». Потом он идет убивать других «пидоров», разгонять геевскую тусовку, а потом будет убивать, взрывать рынок, восточных людей.

Михаил Осокин: Есть ли какие-то женские аналоги гомосоциальности? Не в смысле, что она собирается рожать и ходит в женскую консультацию и они там собираются, а какие-то психологические общности?

Кон: Это очень интересный вопрос. Конечно, существуют. Кстати, когда я говорю о двух мирах детства, что есть мальчишеский мир и девчоночий мир, то это предполагает, что между девочками тоже складываются эмоциональные отношения, привязанности. Один из распространенных мужских стереотипов – что не бывает женской дружбы. Ничего подобного, и эмпирические результаты это доказывают. У меня была большая книга «Дружба», и последнее издание было дополнено новыми вещами, оно опубликовано в 2005 г. издательством «Питер». Пожалуйста, в любом большом магазине. Одно время эта книга была супербестселлером, 500 тыс. тираж, 3 переиздания, 11 переводов на разные языки, купить было трудно.

Эти вещи существуют в истории. Но, как когда-то иронически сказала Маргарет Мид, что бы ни делали мужчины – это всегда бывает важно. Если бы мужчины занимались охотой на колибри и вышиванием бисером, то эти деятельности были бы важными, мужскими и исключительными. Когда этим занимаются женщины, это неважно и второстепенно. Так вот мужская дружба поэтизируется, она рыцарская, это война и др. Женская дружба – кто ее знал? Кто знал, что происходило в гаремах и на женской половине дома? А) мужчин туда не допускали; и Б) какое им до этого было дело? А сами женщины были лишены слова. Так что это существует.

Существует и особая солидарность. Вот закрытая тема для разговоров. Я всегда говорю, что мужчины счастливы, что они не знают, как женщины разговаривают где-нибудь в гинекологической клинике и вообще в любом женском отделении больницы. Потому что там обсуждаются все проблемы сексуальности партнеров и всего прочего в таких мельчайших деталях, какие мужчинам и не снились. У них слов таких нет. Они обсуждают друг с другом все что угодно, но все это, в основном, с помощью междометий. И услышать, как тебя разбирают по косточкам и в каких подробностях, – это очень плохо повлияло бы на мужскую потенцию из-за потери чувства своего превосходства. Но это связано и с лучшей вербализацией, женщины лучше вербализуют свои переживания. Поэтому проблема есть. Но у мужчин это более жестко, поскольку у них это оформляется в виде союзов, организаций и т.д. Это сразу же приобретает макросоциальное значение. А у женщин это только сегодня. Когда они начинают организовать союз, про них сразу же говорят: «Они лесбиянки, феминистки. Они ненавидят мужчин». И не приходит в голову, что это нормальное явление, что мужчины этим занимаются, права качают.

Лейбин: Игорь Семенович, не хотите ли вы сказать что-нибудь в завершение нашего разговора?

Кон: Я хочу поблагодарить вас за внимание. Это громадная тема. Естественно, как здесь говорилось, ее надо рассматривать детально, и каждую ипостась по отдельности. Но мне кажется, имело смысл поставить вопрос в общем виде, потому  чтоконкретные вещи – разные мужские идентичности, стадии и развитие и т.д. – становятся понятными только в общем контексте. И то, чем я занимаюсь в этом плане, отличается от того, чем занимаются очень уважаемые мной феминистки, которых я внимательно читаю (и печатаюсь в их журналах), тем, что меня интересуют мужские проблемы – и при этом заведомо с мужской точки зрения, которая вовсе не является обязательной. Это точка зрения пренебрежения женскими точкой зрения, мыслями и т.д. Но высвечены проблемы, и они являются сегодня и мужскими, и женскими, макросоциальными и психологическими.

Кого интересуют эти вещи, заходите на мой сайт. Правда, книги я там сейчас не воспроизвожу, потому что этого не хотят издатели. Они ошибочно думают, что Интернет – это конкуренция книгоиздательству. Это, на самом деле, в нашей стране неверно. Потому что у нас совершенно точно молодежь ходит только в Интернет, а старшие читают только журналы и книги. На самом деле, кто может купить книгу – он купит книгу. Но все статьи и проблематика там есть, поэтому советуют смотреть. Там бывает много занятной информации, которую в других местах вы не найдете.

В цикле «Публичные лекции ”Полит.ру” выступали:

• Михаил Давыдов. Столыпинская аграрная реформа: замысел и реализация
• Александр Аузан. Договор-2008: повестка дня
• Сергей Васильев. Итоги и перспективы модернизации стран среднего уровня развития
• Андрей Зализняк. Новгородская Русь (по берестяным грамотам)
• Алексей Песков. Соревновательная парадигма русской истории
• Федор Богомолов. Новые перспективы науки
• Симон Шноль. История российской науки. На пороге краха
• Алла Язькова. Южный Кавказ и Россия
• Теодор Шанин, Ревекка Фрумкина и Александр Никулин. Государства благих намерений
• Нильс Кристи. Современное преступление
• Даниэль Дефер. Трансфер политических технологий
• Дмитрий Куликов. Россия без Украины, Украина без России
• Мартин ван Кревельд. Война и современное государство
• Леонид Сюкияйнен. Ислам и перспективы развития мусульманского мира
• Леонид Григорьев. Энергетика: каждому своя безопасность
• Дмитрий Тренин. Угрозы XXI века
• Модест Колеров. Что мы знаем о постсоветских странах?
• Сергей Шишкин. Можно ли реформировать российское здравоохранение?
• Виктор Полтерович. Искусство реформ
• Тимофей Сергейцев. Политическая позиция и политическая деятельность
• Алексей Миллер. Империя Романовых и евреи
• Григорий Томчин. Гражданское общество в России: о чем речь
• Александр Ослон: Общественное мнение в контексте социальной реальности
• Валерий Абрамкин. «Мента тюрьма корежит круче арестанта».
• Александр Аузан. Договор-2008: критерии справедливости
• Александр Галкин. Фашизм как болезнь
• Бринк Линдси. Глобализация: развитие, катастрофа и снова развитие…
• Игорь Клямкин. Приказ и закон. Проблема модернизации
• Мариэтта Чудакова. ХХ век и ХХ съезд
• Алексей Миллер. Почему все континентальные империи распались в результате I мировой войны
• Леонид Вальдман. Американская экономика: 2006 год
• Эдуард Лимонов. Русская литература и российская история
• Григорий Гольц. Происхождение российского менталитета
• Вадим Радаев. Легализация бизнеса: баланс принуждения и доверия
• Людмила Алексеева. История и мировоззрение правозащитного движения в СССР и России
• Александр Пятигорский. Мифология и сознание современного человека
• Александр Аузан. Новый цикл: Договор-2008
• Николай Петров. О регионализме и географическом кретинизме
• Александр Архангельский. Культура как фактор политики
• Виталий Найшуль. Букварь городской Руси. Семантический каркас русского общественно-политического языка
• Даниил Александров. Ученые без науки: институциональный анализ сферы
• Евгений Штейнер. Япония и японщина в России и на Западе
• Лев Якобсон. Социальная политика: консервативная перспектива
• Борис Салтыков. Наука и общество: кому нужна сфера науки
• Валерий Фадеев. Экономическая доктрина России, или Почему нам придется вернуть глобальное лидерство
• Том Палмер. Либерализм, Глобализация и проблема национального суверенитета
• Петр Мостовой. Есть ли будущее у общества потребления?
• Илья Пономарев, Карин Клеман, Алексей Цветков. Левые в России и левая повестка дня
• Александр Каменский. Реформы в России с точки зрения историка
• Олег Мудрак. История языков
• Григорий Померанц. История России в свете теории цивилизаций
• Владимир Клименко. Глобальный Климат: Вчера, сегодня, завтра
• Евгений Ясин. Приживется ли у нас демократия
• Татьяна Заславская. Человеческий фактор в трансформации российского общества
• Даниэль Кон-Бендит. Культурная революция. 1968 год и «Зеленые»
• Дмитрий Фурман. От Российской империи до распада СНГ
• Рифат Шайхутдинов. Проблема власти в России
• Александр Зиновьев. Постсоветизм
• Анатолий Вишневский. Демографические альтернативы для России
• Вячеслав Вс. Иванов. Дуальные структуры в обществах
• Яков Паппэ. Конец эры олигархов. Новое лицо российского крупного бизнеса
• Альфред Кох. К полемике о “европейскости” России
• Леонид Григорьев. «Глобус России». Экономическое развитие российских регионов
• Григорий Явлинский. «Дорожная карта» российских реформ
• Леонид Косалс. Бизнес-активность работников правоохранительных органов в современной России
• Александр Аузан. Гражданское общество и гражданская политика
• Владислав Иноземцев. Россия и мировые центры силы
• Гарри Каспаров. Зачем быть гражданином (и участвовать в политике)
• Андрей Илларионов. Либералы и либерализм
• Ремо Бодеи. Политика и принцип нереальности
• Михаил Дмитриев. Перспективы реформ в России
• Антон Данилов-Данильян. Снижение административного давления как гражданская инициатива
• Алексей Миллер. Нация и империя с точки зрения русского национализма. Взгляд историка
• Валерий Подорога. Философия и литература
• Теодор Шанин. История поколений и поколенческая история России
• Валерий Абрамкин и Людмила Альперн. Тюрьма и Россия
• Александр Неклесcа. Новый интеллектуальный класс
• Сергей Кургинян. Логика политического кризиса в России
• Бруно Гроппо. Как быть с «темным» историческим прошлым
• Глеб Павловский. Оппозиция и власть в России: критерии эффективности
• Виталий Найшуль. Реформы в России. Часть вторая
• Михаил Тарусин. Средний класс и стратификация российского общества
• Жанна Зайончковская. Миграционная ситуация современной России
• Александр Аузан. Общественный договор и гражданское общество
• Юрий Левада. Что может и чего не может социология
• Георгий Сатаров. Социология коррупции (к сожалению, по техническим причинам большая часть записи лекции утеряна)
• Ольга Седакова. Посредственность как социальная опасность
• Алесандр Лившиц. Что ждет бизнес от власти
• Евсей Гурвич. Что тормозит российскую экономику
• Владимир Слипченко. К какой войне должна быть готова Россия
• Владмир Каганский. Россия и регионы — преодоление советского пространства
• Борис Родоман. Россия — административно-территориальный монстр
• Дмитрий Орешкин. Судьба выборов в России
• Даниил Дондурей. Террор: Война за смысл
• Алексей Ханютин, Андрей Зорин “Водка. Национальный продукт № 1”
• Сергей Хоружий. Духовная и культурная традиции России в их конфликтном взаимодействии
• Вячеслав Глазычев “Глубинная Россия наших дней”
• Михаил Блинкин и Александр Сарычев “Российские дороги и европейская цивилизация”
• Андрей Зорин “История эмоций”
• Алексей Левинсон “Биография и социография”
• Юрий Шмидт “Судебная реформа: успехи и неудачи”
• Александр Аузан “Экономические основания гражданских институтов”
• Симон Кордонский “Социальная реальность современной России”
• Сергей Сельянов “Сказки, сюжеты и сценарии современной России”
• Виталий Найшуль “История реформ 90-х и ее уроки”
• Юрий Левада “Человек советский”
• Олег Генисаретский “Проект и традиция в России”
• Махмут Гареев “Россия в войнах ХХ века”
• АUDIO

Psychology of Men & Masculinities: Call for Papers

Psychology of Men & Masculinities — официальный журнал APA Division 51 (Общества психологических исследований мужчин и мужественности) — входит в число ведущих мировых научных публикаций, посвященных распространению исследований, теории и клинических исследований, которые развивают дисциплину психологии мужчин и мужественности.

Psychology of Men & Masculinities ( PMM ) является частью журнала Thomson Reuters Journal Citation Reports ( JCR ) с импакт-фактором 1.941 и входит в число ведущих журналов по вопросам пола и гендерной проблематики.

Психология мужчин и мужественности посвящена распространению научных знаний, направленных на развитие психологии мужчин и мужественности. Эта дисциплина определяется в широком смысле как изучение того, как жизни мальчиков и мужчин связаны как с полом, так и с полом, а также культурными и индивидуальными значениями, связанными с мальчиками и мужчинами. Эта область охватывает социальное построение пола, половых различий и сходств, а также биологических процессов.

Нас интересует работа, которая возникает как в прикладных областях (например, клиническая, консультационная, школьная, медицинская и психология ввода-вывода), так и в фундаментальных областях (например, социальная, личностная, психология развития, когнитивная и биологическая психология). Мы также приветствуем рукописи из других дисциплин социальных наук, таких как социальная работа, социология, общественное здравоохранение и медийная наука.

Мы принимаем эмпирические (количественные, качественные и смешанные методы), концептуальные и обзорные рукописи.Нас особенно интересуют метаанализы, обзоры рукописей, которые синтезируют и критически оценивают объем литературы, и концептуальные рукописи, которые предлагают новые теории, конструкции или идеи.

Примеры соответствующих тем включают, но не ограничиваются этим,

• Биологические факторы, влияющие на мужчин
• мужские нормы и идеологии
• отцовство
• мужской сексизм
• приложений интерсекциональности
• цветных мальчиков и мужчин
• геев и бисексуалов
• Мальчики испытали издевательства и испытали их на себе
• вопросы оценки и измерения
• психическое и физическое здоровье
• насилие и сексуальная агрессия
• Образ тела и мускулистость
• Сексуальное развитие, здоровье и дисфункция
• аддиктивное поведение
• Отношения мальчиков и мужчин с девушками и женщинами и друг с другом

Поскольку APA публикует PMM , авторы получают исключительную поддержку, знания и ресурсы и пользуются всемирной известностью: все статьи, опубликованные в PMM , включены в APA PsycInfo ^® и APA PsycArticles ^® , наиболее полный и широко используемые психологические базы данных в мире.Благодаря печатному и электронному доступу статьи, опубликованные в PMM , доступны для глобальной аудитории, насчитывающей более 3000 организаций и 60 миллионов потенциальных читателей.

Дополнительная информация о PMM доступна на домашней странице журнала.

PPM принимает заявки как стандартной длины (7 500 слов), так и краткие отчеты (2 500 слов).

Мужская психология | Психология Вики

Оценка | Биопсихология | Сравнительный | Познавательная | Развивающий | Язык | Индивидуальные различия | Личность | Философия | Социальные |
Методы | Статистика | Клиническая | Образовательная | Промышленное | Профессиональные товары | Мировая психология |

Социальная психология: Альтруизм · Атрибуция · Отношение · Соответствие · Дискриминация · Группы · Межличностные отношения · Послушание · Предрассудки · Нормы · Восприятие · Показатель · Контур

---

Мужская психология или психология мужчин — это термин, который иногда используется для описания и классификации вопросов, касающихся гендерной психологии мужской мужской идентичности, а также проблем, с которыми мужчины сталкиваются в течение своей жизни.Один поток подчеркивает гендерные различия и имеет научный и эмпирический подход, в то время как другой, более терапевтический по своей ориентации, более тесно связан с психоаналитической традицией. Это также относится к таким понятиям, как мужественность и мужское начало.

Юнгианские аналитики Гай Корно и Юджин Моник утверждают, что установление и поддержание мужской идентичности более деликатно и чревато сложностями, чем установление и поддержание женской идентичности.Такие психологи предполагают, что это может быть потому, что мужчины рождаются в женском теле и, следовательно, рождаются в теле, которое отличается от их пола. С другой стороны, женщины рождаются от тела того же пола, что и они сами.

“

Женщина просто есть, а мужчина должен стать. Мужественность рискованна и неуловима. Это достигается бунтом женщины, и подтверждается только другими мужчинами . [1]

”

Камилла Палья отметила, что считает, что женщины рождаются, а мужчины должны «стать».Другими словами, мужественность — это не то, что даровано от рождения, это то, что нужно заработать во взрослой жизни.

Зигмунд Фрейд и Карл Юнг утверждали, что отец очень важен для развития личности мальчика. В своей книге « Отсутствующие отцы, потерянные сыновья» ^[2] Канадский юнгианский аналитик Гай Корно пишет, что присутствие тела отца во время фаз развития сына является неотъемлемой частью у сына, развивающего позитивное ощущение себя как мужского.Корно также утверждает, что если сын не будет развиваться положительно по отношению к мужскому телу отца, тогда сын рискует развиться отрицательно по отношению к всем телам . Зигмунд Фрейд утверждал, что в сознании сына тело отца представляет закон и что роль тела отца состоит в том, чтобы разрушить привязанность сына к матери и, следовательно, его собственную аниму.

Фрейдистские аналитики утверждают, что все сыновья чувствуют, что они соревнуются со своим отцом, и часто чувствуют себя в битве против отца.(Зигмунд Фрейд называл это Эдиповым комплексом.) Фрейдистские психологи утверждают, что риск, которому подвергается сын, состоит в том, что в некоторых случаях победить в битве против отца труднее, чем проиграть битву против отца. Это потому, что обычно в результате победы в битве против отца сын испытывает огромное чувство вины.

Французский психоаналитик Аннет Фрежавиль представила свой тезис о том, что все мужчины испытывают то, что она называет «первичным гомосексуализмом». Она утверждает, что первичный гомосексуальность имеет место в очень раннем возрасте сына и состоит из «истории любви» между сыном и отцом.Эта «история любви» состоит из идеализаций сына отца, в которой сын выражает интерес к своему отцу и желание стать тем, что представляет для него его отец, например: «Когда я вырасту, я стану похожим на него. папочка.» Фрежавиль предположил, что такое признание сходства является основой любой идентификации, и что такая идеализация и идентификация дает сыну твердую основу в его собственной мужественности. ^[3]

Влияние на авраамические религии [править | править источник]

Авраамические религии — самые влиятельные религии в западном мире.Все три религии были основаны мужчинами, поэтому некоторые ученые и психологи предположили, что они могут драматизировать важные темы в отношениях мужчин со своими отцами. И наоборот, консервативные богословы в рамках этих традиций, особенно христианства, рассматривают само отцовство по образцу Бога-Отца.

В своей книге «Моисей и монотеизм» Зигмунд Фрейд, основатель психоанализа, излагает свой тезис о том, что иудаизм — это религия отца, а христианство — религия сына.

Пол Бога [править | править источник]

Основная статья: Бог и пол

В оригинальных языках нескольких религий есть местоимения, специфичные для пола, или спряжение глаголов. В ссылках на Бога часто используется местоимение мужского рода «он», а в других случаях Бог относится к мужскому роду. В господствующем христианстве Бог понимается как триединственная Троица, состоящая из Отца, Сына и Святого Духа. В иудаизме, как и в исламе, Бога часто изображают мужчиной и никогда не изображают женщиной. ^[4]

Изучение мужской психологии повлекло за собой публикацию нескольких книг.

Юджин Моник [править | править источник]

Обложка книги Юджина Моника Фаллос: священный образ мужского

Юджин Моник PhD. Юнгианский аналитик, практикующий в Скрэнтоне, Пенсильвании и Нью-Йорке. Он окончил Вирджинскую (епископальную) духовную семинарию. Он получил докторскую степень в Высшей школе Союза и диплом по аналитической психологии в Институте К.Институт Г. Юнга в Цюрихе. Моник опубликовал три книги по мужской психологии.

В его книгах Phallos: Sacred Image of the Masculine (ISBN 0-919123-26-0), Castration and Male Rage (ISBN 0-919123-51-1) и Potency: Masculine Aggression as a Путь к душе (ISBN 1-894574-15-X), Моник соотносит мужскую сексуальность и духовность, говоря, что «фаллос» (эрегированный пенис) является чем-то вроде экзистенциального образа Бога для мужчин. Он также представляет свой тезис о различии между маскулинностью и патриархатом.Автор также утверждает, что у мужчин есть глубокая потребность участвовать в братстве с мужчинами и в том, чтобы их мужественность признавалась другими мужчинами, но что наше общество часто не принимает это во внимание. Автор утверждает, что обычно в результате эти потребности разочаровываются и проявляются часто в антиобщественном поведении и действиях, например, в ритуалах дедовщины.

Автор говорит, что вызывает недоумение то, что мы живем в обществе, в котором доминируют мужчины, и все же было сделано очень мало работы для понимания архетипической основы мужественности.Он предполагает, что это может быть связано с предположением о мужском превосходстве, основанным на убеждении, что нельзя подвергать сомнению то, что считается правильным и превосходным.

Многие идеи этой второй книги основаны на идеях, изложенных в его первой книге. Поскольку эта первая работа обозначает фаллос как «экзистенциальный образ бога» для мужчин, Моник пишет, что предложение о кастрации, будь то символическое или буквальное, очень травмирует мужчин. Моник предполагает, что большая часть гнева, выражаемого мужчинами, в некотором роде связана с их чувством кастрации.В третьей части того, что Моник назвал «Трилогией Фаллоса», Моник утверждает, что «крах патриархата, то есть социального доминирования мужчин как предполагаемой культурной данности, — уже на пороге нашего порога, если не уже в доме. «.

Сэм Кин [править | править источник]

У Сэма Кина — автор книги « Огонь в животе: как стать мужчиной» .

Сьюзен Фалуди [править | править источник]

Сьюзан Фалуди, известная писательница-феминистка, в 1999 году опубликовала «Жесткий: предательство американского мужчины».В этой книге она утверждает, что в 20 веке мужчины пострадали от распада патриархальных структур.

Роберт Мур и Дуглас Джиллетт [править | править источник]

Роберт Л. Мур и Дуглас Джилетт совместно работали над серией из пяти книг по мужской психологии и мифопоэтическим аспектам человеческого развития, включая King, Warrior, Magician, Lover и книгу, исследующую каждый из этих четырех архетипов. Книга и ее авторы считаются важной частью мужского движения второй половины 20 века.

Мужской страх перед женским [править | править источник]

Мужской страх перед женским — явление, которое обсуждается с 1930-х годов. Впервые он был представлен немецким психоаналитиком и критиком теории Фрейда Карен Хорни (1932) в своей статье, озаглавленной «Страх перед женщинами». Эрих Нойманн (1954), юнгианский аналитик немецкого происхождения, посвятил дискуссии одно эссе под названием «Страх перед женским» (Orig: Die Angst vor dem Weiblichen, 1959). Нойман рассматривает «патриархальную нормальность как форму страха перед женским» (стр.261).

Более поздний участник — Крис Блазина из Университета штата Теннесси, психоаналитик школы объектных отношений Кляйниана. Блазина считает, что «страх перед женским помогает определить, что есть мужское» (1997). В 1986 году Джеймс О’Нил и др. предположил, что мужской страх перед женским — это ключевой аспект мужской психики. Он разработал психометрический тест из 37 вопросов под названием «Шкала гендерно-ролевых конфликтов» (GRCS), чтобы измерить степень, в которой мужчина находится в конфликте с традиционными мужскими ролевыми ценностями; этот тест основан на представлении о страхе мужчины перед женским. ^[5]

В 2003 году Вернер Кирски, лондонский психотерапевт и исследователь немецкого происхождения, связанный с гуманистической психологией, трансперсональной и экзистенциальной психотерапией, разработал первое эмпирическое исследование мужского страха перед женским, результаты которого были опубликованы в 2007 году. представлен публике на ежегодной конференции Американской ассоциации мужских исследований (AMSA) в 2007 году и на исследовательской конференции Британской ассоциации консультирования и психотерапии (BACP) в 2007 году.

Согласно различным источникам, мужской страх перед женским связан с влиянием матери и культурными нормами, предписывающими, как мужчины должны вести себя, чтобы чувствовать себя принятыми как мужчины.

Когда мужчины испытывают уязвимые и другие чувства, связанные с женщинами, мужчины могут испугаться. Согласно Kierski (2007), страх перед женским тогда действует двумя способами: а) как внутренний монитор, чтобы гарантировать, что мужчины остаются в границах того, что считается мужским, т.е.е. ориентированность на действия, уверенность в себе, осторожность и кажущаяся независимость; б) если мужчина не может этого пережить и чувствует себя неконтролируемым, уязвимым или зависимым, страх перед женским может действовать как защита, приводя к разделению, подавлению или проецированию этих чувств.

Рис. 1. Мужской страх перед женским как внутренним наблюдателем и защитой. Источник: Вернер Керски.

Исследование Керски показало, что мужчины признают, что мужской страх перед женским может иметь сильное влияние как на гетеросексуальных, так и гомосексуальных мужчин.Исследование также показало, что существует связь между страхом перед женским и негативным отношением мужчин к консультированию и психотерапии. Кроме того, это исследование выявило четыре возможные группы переживаний, которые приводят к мужскому страху перед женским, которые связаны с внутренними и внешними триггерами. Это: переживание уязвимости и неопределенности; женщины сильные и компетентные; злые или агрессивные женщины; женщины, похожие на мать.

Проблемы гомофобии и избиения геев имеют отношение к изучению мужской психологии.Каждый год мужчины (такие как Мэтью Шепард) умирают в результате избиения геев. ^[6] Жертвами нападок на гомосексуалистов чаще всего становятся мужчины-гомосексуалисты, ^[7] или те, кто демонстрирует то, что обычно воспринимается как женоподобное поведение или манеры, которые наблюдаются у мужчин, часто ассоциируемых с гомосексуализмом. Самопровозглашенные гетеросексуальные мужчины обычно являются виновниками нападок на геев. ^{[8] [9] [10]}

Зигмунд Фрейд выдвинул тезис о том, что все на определенном уровне бисексуалы, ^[11] и результаты исследования Альфреда Кинси утверждали, что до 37% американских мужчин занимались гомосексуальной деятельностью ^[12] (число не подтверждается всеми исследованиями). ^{[13] [14] [15] [16] [17] [18]} Французско-канадский психолог Ги Корно говорит, что, несмотря на результаты исследования Кинси, отношение к гомосексуализму остается враждебным. ^[19]

Давид Микеланджело.

Среди художников и ученых эпохи Возрождения преобладало убеждение, что изучение мужской формы само по себе является изучением Бога. Работа Микеланджело « Давид » основана на этой художественной дисциплине, известной как « дизайн ».В рамках этой дисциплины скульптура считается лучшим видом искусства, поскольку она имитирует божественное творение. Поскольку Микеланджело придерживался концепции дизайна , он работал, исходя из предпосылки, что образ Давида уже находился в каменной глыбе, над которой он работал, — во многом так же, как человеческая душа, по мнению некоторых, найдено в физическом теле.

Основная статья: Спортивная психология

Соревновательные виды спорта находятся под сильным влиянием мужской психологии.Хотя женщины действительно занимаются спортом, в культурном отношении спортсменам-мужчинам часто уделяется больше внимания и уважения, чем их коллегам-женщинам. В профессиональном спорте процветают мужские спортивные лиги, в то время как женские спортивные состязания часто плохо посещаются на играх и в результате часто вынуждены закрыться. Современные Олимпийские игры основаны на Древних Олимпийских играх Греции. В древнегреческих играх женщинам не только запрещалось участвовать в играх, им даже не разрешалось посещать Олимпийские игры.Спортивная терминология превратилась в обычный дневной сленг, часто с сексуальным подтекстом. Например, мужчины часто говорят о «забивании» с женщиной.

1. ↑ Камилла Палья, цитата на сайте «Мужские добродетели».
2. ↑ Список «Отсутствующие отцы, потерянные сыновья» (ISBN 0-87773-603-0)
3. ↑ Аннет Фрежавиль, цитируемая в «Отсутствующие отцы, потерянные сыновья»
4. ↑ Бог и пол: «В иудаизме, исламе и сикхизме Бог традиционно упоминается с использованием местоимений мужского рода.Однако в сикхизме это связано с грамматическими условностями, а не с фактическим полом. В господствующем христианстве Бог понимается как Троица, состоящая из трех лиц в одном Боге. Три лица Троицы — это Отец, Сын и Святой Дух. Имена Отец и Сын явно подразумевают мужественность, и считается, что Бог Сын буквально воплотился как человеческий мужчина — мужчина, Иисус из Назарета. Евангелие от Иоанна подразумевает мужественность Духа, применяя указательное местоимение мужского рода к грамматически среднему антецеденту.»
5. ↑ http://web.uconn.edu/joneil/GenderHome.html
6. ↑ Gay Bashing Получено 5 июня 2006 г.
7. ↑ Насилие против геев: «61% этих нападений были против геев, 14% против лесбиянок, 2% против гетеросексуалов и 1% против бисексуалов, в то время как нападения на людей GLB в целом составили 20%». Проверено 5 июня 2006 г.
8. ↑ Насилие в отношении геев, лесбиянок, бисексуалов и трансгендеров # Статистика
9. ↑ Статистическое управление юстиции по состоянию на 9 июня 2006 г.
10. ↑ Тенденции в отношении убийств в США.S. Тенденции по полу по состоянию на 9 июня 2006 г.
11. ↑ Сторр, Энтони. Фрейд: очень краткое введение. Oxford University Press, США; Новое издание (9 апреля 2001 г.) (ISBN 0-19285-455-0), стр. 152: «Фрейд утверждал, что каждый на каком-то уровне бисексуален».
12. ↑ Кинси, Сексуальное поведение мужчин, с. 656
13. ↑ Джонсон, A.M. и другие. (1992). Сексуальный образ жизни и риск заражения ВИЧ. Nature, 360 (3), 3 декабря 1992 г., 410-412.
14. ↑ Ссылка в PDF
15. ↑ Тернер К.Ф., Ку Л., Роджерс С.М., Линдберг Л.Д., Плек Дж. Х. и Соненштейн Флорида (1998). Сексуальное поведение подростков, употребление наркотиков и насилие: рост числа сообщений с помощью компьютерных технологий обследования. Science Magazine, 280 (5365-8), 867-73.)
16. ↑ Джон О.Г. Билли, Корай Танфер, Уильям Р. Грейди и Дэниел Х. Клепингер, Сексуальное поведение мужчин в Соединенных Штатах, Перспективы планирования семьи, Институт Алана Гутмахера, том. 25, нет. 2 (март / апрель 1993 г.). Домашняя страница Института Гуттмахера
17. ↑ [1]
18. ↑ Доусон Д. и Харди А.М. (1990-1992). Национальный центр статистики здравоохранения, Центры контроля заболеваний, предварительные данные, 204, 1990–1992.
19. ↑ Ги Корно. Отсутствующие отцы, потерянные сыновья: поиск мужской идентичности (ISBN 0-87773-603-0). Стр. 65. «Прискорбно осознавать, что более чем через сорок лет после публикации отчета Кинси отношение к гомосексуализму оставалось таким враждебным, несмотря на (или могло быть потому, что), как показало исследование Кинси, 37 процентов американских мужчин население вступило в гомосексуальное поведение с целью эякуляции после достижения возраста полового созревания? »

Блазина, С. 1997. Страх перед женским в западной психике и мужская задача дезидентификации. Журнал мужских исследований Том 9, № 22.

Блазина, C . (2003). Культурный миф о мужественности. Вестпорт, Коннектикут: Praeger. (ISBN 0-275-97990-3)

Хорни, К. (1932). Страх перед женщиной. Международный журнал психо- Анализ, 13, переизданный в Grigg, R., Hecq, D., and Smith, C., (Eds) (1999). Женская сексуальность: ранние психоаналитические споры.Лондон: Rebus Press. (ISBN 10-1892746395)

Kierski, W. 2002. Женское насилие: можем ли мы, терапевты, противостоять ему? Журнал консультирования и психотерапии, Том 13, № 10, декабрь 2002 г., стр. 32-35. (ISSN 1474-5372) [[2]]

Керски, W. 2007. Мужчины и страх женского начала. Я и общество [[3]]. Том 34, № 5. Март-апрель 2007 г., с. 27-33.

Neumann, E. 1994. Страх женского начала. Принстон: Издательство Принстонского университета. (ISBN 0-691-03473-7) (Впервые опубликовано на немецком языке как: die Angst vor dem Weiblichen, 1959.Цюрих: Рахер Верлаг)

O’Neil, J.M., Helmes, B.J., Gable, R.K., David, L., Wrightsman, L..S. 1986. Шкала гендерных и ролевых конфликтов: страх мужчин колледжа перед женским. Секс-роли. № 14, с. 335-350.

Мужская психология: что не так с рекомендациями APA по мужественности?

Новые рекомендации Американской психологической ассоциации по работе с мужчинами и мальчиками вызвали бурю в средствах массовой информации в прошлом месяце, потому что они поддержали точку зрения о том, что «традиционная мужественность является психологически вредной».

Как и в случае с теперь печально известной рекламой Gillette, руководящие принципы глубоко разделили мнения по бинарным гендерным политическим линиям: одна сторона заявляет, что APA «причиняет вред мужчинам и мальчикам», а другая сторона заявляет, что руководящие принципы «буквально спасут жизни», и отвергает критиков. как «кабинетные психологи».

Однако, помимо заголовков, некоторые психологи-тяжеловесы выступили с продуманной критикой рекомендаций APA. Пожалуй, самая громкая критика исходила от Стивена Пинкера, профессора психологии Гарвардского университета, которого много цитировали в статье New York Times.

По словам Пинкера, сообщение APA «ограничено двумя догмами». Во-первых, различия между мужчинами и женщинами являются социально сконструированными. Пинкер подробно оспорил эту точку зрения в своей книге 2002 года «Чистый лист: отрицание человеческой природы».

Вторая «догма», согласно Пинкеру, — это упрощенное представление о том, что подавлять эмоции — плохо, а выражать эмоции — хорошо.

Пинкер описывает эту точку зрения как «народную теорию …», которой противоречит обширная литература, показывающая, что люди с большим самоконтролем, особенно те, кто подавляет гнев, а не «выплескивается», ведут более здоровый образ жизни: они получают лучшие оценки, имеют меньше расстройства пищевого поведения, меньше пить, меньше психосоматических болей и болей, меньше депрессивных, тревожных, фобических и параноидальных, имеют более высокую самооценку, более сознательны, имеют лучшие отношения со своими семьями, имеют более стабильные дружеские отношения, реже занимаются сексом, о которых сожалеют, реже воображают себя изменами в моногамных отношениях.”

Пинкер в заключение говорит, что «можно утверждать, что сегодняшним мужчинам нужно больше поощрения для усиления одной стороны мужских добродетелей — достоинства, ответственности, самоконтроля и самодостаточности — при подавлении других, таких как мужское начало, насилие. , и стремление к господству «.

Вредна ли традиционная мужественность?

В другом месте британский психолог Кристиан Джарретт поддержал точку зрения Пинкера о том, что способность контролировать эмоции связана с положительными результатами для здоровья.По его словам, есть «полки с доказательствами, подтверждающими положительные последствия более сильного умственного и эмоционального самоконтроля».

Джарретт, редактор исследовательского дайджеста блога Британского психологического общества, также оспорил мнение APA о том, что «традиционная мужественность вредна»

«Отчет APA подвергался критике по многим причинам, — сказал он, — но наиболее часто упоминаемая проблема связана с чрезмерно упрощенным, всеобъемлющим характером сообщения о том, что« мужественность токсична ». Традиционная мужественность явно отражает множество ценностей, убеждений и поведения, некоторые из которых действительно могут быть вредными при определенных обстоятельствах, но некоторые из них также могут быть полезными, по крайней мере, в некоторых случаях ».

В качестве примера Джарретт приводит недавнюю статью в журнале APA Psychology of Men and Masculinity , , в которой было обнаружено, что молодые люди, более решительно поддерживающие мужской идеал «успеха и победы», как правило, имеют более высокие показатели психологического благополучия. «Мужчины, которые придерживаются этой нормы, могут испытать чувство мастерства и достижений благодаря своим достижениям, — говорят исследователи, — что, в свою очередь, может повысить их … благополучие».

APA защищает свою позицию

В ответ на негативную реакцию СМИ АПА опубликовало на своем веб-сайте разъяснение, в котором говорится: «Когда мужчина считает, что он должен добиться успеха, независимо от того, кому причинен вред, или его мужественность выражается в сексуальном насилии, неуважении и вреде для других. , этот мужчина соответствует негативным аспектам, связанным с традиционной мужественностью.«

ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ЧТЕНИЯ:

Что психологические исследования говорят о токсической мужественности? — Психология в действии

В январе 2019 года Американская психологическая ассоциация (APA) выпустила руководство по психологической практике с мальчиками и мужчинами. Сами руководящие принципы написаны для академической аудитории, но APA также написал доступное резюме руководящих принципов, в котором кратко излагается их содержание для более широкой аудитории.Руководящие принципы также описывают природу мужественности таким образом, чтобы каждый — особенно мужчина — мог более критически относиться к тому, как гендерные нормы влияют на наши повседневные действия. Важно отметить, что они проливают свет на психологические механизмы и социальные факторы, влияющие на то, что обычно называют «токсичной маскулинностью».

Большая часть психологических исследований мужественности была хорошо резюмирована в рекомендациях APA по психологической практике с мальчиками и мужчинами.Однако интересно отметить, что в рекомендациях APA никогда не используется фраза «токсичная маскулинность» для описания негативного поведения и отношения, проистекающих из соблюдения традиционных мужских гендерных норм. Это сделано специально, чтобы не вызвать ассоциаций, которые могут возникнуть у читателей, когда они увидят эту фразу, поскольку в последние годы она стала очень политизированной.

Термин «токсичная мужественность» родился из мифопоэтического движения мужчин за самосовершенствование в 1980-х и 90-х годах.Это движение подошло к мужественности с психоаналитической точки зрения и описало токсичную мужественность как поведение «незрелых» мужчин (Longwood и др., 2012). Хотя мифопоэтическое движение было относительно недолговечным и основывалось на теории, а не на научных исследованиях, оно внесло важный вклад, отметив, что мужественность сама по себе не токсична, но мужские нормы могут в конечном итоге способствовать токсическому поведению . Со временем общее понимание «токсичной маскулинности» эволюционировало в его нынешнее определение: вредные социальные нормы о том, как мужчины должны вести себя, которые приводят к женоненавистничеству, гомофобии, насилию и проблемам с психическим здоровьем.

Социальные нормы — это невидимые социальные стандарты или ожидания, которым мы следуем, чтобы соответствовать и чувствовать себя принадлежащими к данной среде. Один из примеров: когда вы входите в лифт, смотрите в том же направлении, что и все остальные. Никто не говорит вам делать это, вы просто знаете, что это ожидаемо, и вам неудобно идти против нормы. Гендерные нормы такие же, но конкретно относятся к поведению, которое указывает на то, что вы связаны с определенным полом. Например, «мальчики не плачут» — это устоявшаяся мужская гендерная норма, которая может привести к тому, что мальчики и мужчины подавляют эмоции, а не обрабатывают их здоровыми способами.

Что это за вредные нормы мужского пола и как они приводят к токсичной мужественности?

Давайте взглянем на одно из руководящих принципов APA, в котором описывается, как нормы мужского пола могут привести к вредному поведению. В Руководстве 3 говорится:

«Психологи понимают влияние власти, привилегий и сексизма на развитие мальчиков и мужчин и на их отношения с другими».

Это руководство показывает важность понимания невидимых социальных сил, которые могут формировать поведение мужчин: власть, привилегии и сексизм.Но как именно эти взаимосвязанные силы способствуют токсичной мужественности? Власть и потребность чувствовать себя сильным могут быть важным стимулом для мужчин. Исторически сложилось так, что мужчины обладали большей социальной и экономической властью, чем женщины, и были доминирующей группой в обществе. Мужчины зарабатывают больше денег, чем женщины, на каждом этапе карьеры и занимают большинство руководящих должностей как в государственном, так и в частном секторах (Flood, 2015). Мальчики, которые растут в обществе, которое дает им власть и доминирование, учатся принимать определенные вещи как должное, даже если на самом деле это может быть связано с их мужской идентичностью.Одним из примеров этого является то, как мужчины склонны преуменьшать значение сексуальных домогательств и предубеждений в отношении женщин. Это связано с тем, что многие мужчины сами не испытывают сексуальных домогательств или гендерных предубеждений из-за того, что они мужчины. Это незнание является результатом того, что психологи называют привилегией , что в данном случае относится к опыту предположения, что жизненный опыт человека применим к людям из других демографических групп, например, к женщинам, даже если на самом деле это не так. Привилегия может привести к тому, что мужчины не осознают, как быть мужчиной и следовать мужским нормам наделяет их властью и преимуществами, которые не предоставляются женщинам, что, в свою очередь, мешает мужчинам видеть предвзятость и дискриминацию.

Мужская власть предоставляется через соблюдение традиционных гендерных норм, которые усиливают мужское доминирование. Одна из таких ограничительных норм — пристыдить мужчин, которые ведут себя «не по-мужски». Примеры такого «немужского» поведения включают признание своей слабости или ошибки, уязвимость своих чувств и отказ от применения силы для решения проблем — все, что может поставить под сомнение статус человека как мужчины. Таким образом, мужчины сталкиваются с дилеммой: либо идти против нормы, обращаясь за помощью, имея дело с такими вещами, как проблемы с психическим здоровьем — и рисковать критикой со стороны других мужчин, — либо следовать норме и молчать о своей борьбе.Эта загадка приводит к тому, что психологи называют «гендерно-ролевым конфликтом» — возникновению негативных последствий в результате соблюдения ограничительных гендерных ролей (O’Neill, 1990). В результате этого конфликта мужчины могут испытать отрицательный цикл, когда они не могут вести себя так, как хотят или должны (например, обращаться к другим мужчинам, чтобы поговорить о своих чувствах), и чувствуют себя вынужденными заниматься «мужественным поведением». », Но вредные стратегии выживания, такие как злоупотребление психоактивными веществами или нападение с применением насилия.Желание сохранить свою мужскую силу также может проявляться в различных сферах, например, в отказе от покупки экологически чистых или органических продуктов, потому что они более тесно связаны с женственностью, чем с мужественностью (Brough et. Al., 2016).

Мужская сила может также проявляться в форме сексизма , когда мужчины стремятся укрепить свой доминирующий статус, утверждая свое превосходство над женщинами. Многие мужчины делают это, даже не подозревая, что они поддерживают сексистские идеи.Сексизм может проявляться тонкими способами, такими как кажущиеся безобидными «разговоры в раздевалке». Некоторые мужские нормы побуждают мужчин хвастаться количеством женщин, с которыми они спали, что они иногда называют «подсчетом трупов». Когда мужчины говорят о женщинах таким образом, это дегуманизирует их и укрепляет идею о том, что женщины — это объекты, которые нужно покорять. Хотя это может показаться безобидным, исследования показали, что мужчины, которые сильнее отождествляют себя с традиционными мужскими нормами, с большей вероятностью совершат сексуальное насилие в отношении женщин (McDermott, et.др., 2015).

Это тесно связано с правилом 7, которое гласит:

«Психологи стремятся снизить высокий уровень проблем, с которыми мальчики и мужчины сталкиваются и действуют в своей жизни, таких как агрессия, насилие, злоупотребление психоактивными веществами и самоубийства».

Обратите внимание на то, как в этом руководстве подчеркивается, что мальчики и мужчины действуют и сталкиваются с этим поведением, показывая, как традиционные мужские нормы заставляют мужчин чувствовать, что решение проблем посредством насилия может быть их единственным выходом.Это никоим образом не оправдывает агрессивное поведение, но добавляет некоторый важный контекст — мужчины могут действовать насильственно или агрессивно, потому что они были социализированы, чтобы следовать традиционным мужским нормам, которые не позволяют им решать проблемы способами, не связанными с этим. насилие. Исследования показали, что мальчики социализируются, чтобы разрешать конфликты с помощью насилия (Moore & Stuart, 2005), и это подтверждается тем фактом, что проявление агрессии рассматривается как публичное доказательство своей мужественности (Franklin, 2004).Мужчин часто поздравляют с такими жестокими проявлениями со стороны других мужчин, что делает насилие и физическое запугивание явными признаками мужского статуса. Мужское насилие и агрессия — одна из определяющих черт «токсичной мужественности» и основная причина того, что мужчины с большей вероятностью совершат насильственные преступления и станут жертвами насильственных преступлений (Федеральное бюро расследований, 2015). Нормы, восхваляющие насилие, в сочетании с нормами, поощряющими доминирование мужчин над женщинами, способствуют сексуальному насилию и насилию со стороны интимного партнера, так что мужчины, которые поддерживают эти нормы, склонны совершать сексуальное насилие и насилие со стороны интимного партнера на высоких уровнях (Kilmartin & McDermott, 2015).

Традиционные мужские нормы, поощряющие насилие, причиняют вред как мужчинам, так и женщинам. Поскольку эти нормы вносят фундаментальный вклад в насилие, происходящее в нашем обществе, почему психологам понадобилось до этого года, чтобы опубликовать рекомендации по лечению мальчиков и мужчин?

APA опубликовало руководство по психологической практике с девушками и женщинами еще в 2007 году. APA также ранее опубликовало рекомендации для других демографических групп, таких как трансгендеры и гендерно-неконформные лица (2015), а также лесбиянок, геев и бисексуалов ( 2000).Тот факт, что руководства для мальчиков и мужчин были выпущены совсем недавно по сравнению с другими группами, отражает растущее понимание в психологии того, что мужчины исторически рассматривались как контрольная группа или «стандарт», с которым сравниваются другие демографические группы. Авторы руководств APA для мальчиков и мужчин упоминают, что психологи начинают относиться к мужчинам как к «людям с уникальным полом», подверженным определенным социальным давлениям, которые могут не иметь отношения к другим группам. Что это значит? По сути, это означает, что психологи начинают понимать, что мужчины сталкиваются с уникальными факторами давления и стресса (такими как стойкость и отсутствие эмоций) просто потому, что они идентифицируют себя как мужчины.Это важный и давно назревший шаг к лучшему пониманию того, как помочь мужчинам жить здоровой и успешной жизнью.

Путь вперед

В этой статье описаны лишь несколько способов, которые, как показали психологи, традиционные мужские нормы могут привести к вредному поведению. Хотя эти нормы могут привести к негативным результатам, у мужчин есть много причин гордиться своей мужественностью. Важно помнить, что есть несколько способов выразить мужские ценности, такие как сила, смелость и стойкость.Те же аспекты мужественности, которые могут привести к насилию или проблемам с психическим здоровьем, также могут быть потенциальными источниками силы и гордости. Быть стойким может означать сдерживание эмоций или знание того, когда обратиться к другим за помощью. Утверждение своей силы может принять форму начала драки или выступления за кого-то, над кем издеваются. Часто требуется больше смелости и настойчивости, чтобы противостоять вредным нормам, чем следовать им. Сложность оказания помощи мужчинам заключается в том, что существуют нормы, которые не позволяют самим мужчинам обращаться за помощью или признавать свою уязвимость.Психологи и практикующие специалисты обязаны найти способы побудить мужчин задуматься о своем поведении и отношениях и решить, как они хотят представлять свою мужественность.

В рекомендациях APA отмечается, что психологи должны помогать мужчинам критически относиться к невысказанным правилам, которым они следуют, и иметь смелость нарушать правила, которые им вредят, и следовать тем, которые им помогают. Психологи исследуют вмешательства, которые изменяют невидимые ограничительные нормы, ведущие к токсичной мужественности.Некоторые многообещающие исследования показали, что изменение культуры мужественности может привести к снижению сексистских взглядов и улучшению социального благополучия мужчин. Это исследование показывает, что мужчины, осознающие влияние мужской силы и привилегий, менее склонны к насилию и контролю в своих отношениях (McDermott, et al., 2012). Предварительные результаты моего собственного исследования показывают, что показ мужчинам, как известные мужские фигуры в СМИ служат укреплению традиционных мужских гендерных норм, может сделать мужчин более открытыми для расширения определения мужественности в нашем обществе.Наука утверждает, что мужчины могут узнать о том, как мужественность влияет на других, и что они готовы измениться. Изменение норм мужского поведения в конечном итоге связано с тем, что мужчины бросают вызов устаревшим ограничительным нормам и побуждают других мужчин задуматься о том, что на самом деле значит быть хорошим человеком в нашем современном мире.

Ссылки

Американская психологическая ассоциация. (2018). Руководство АПА по психологической практике с мальчиками и мужчинами.

Американская психологическая ассоциация.(2007). Руководство АПА по психологической практике с девушками и женщинами.

Американская психологическая ассоциация. (2000). Руководство АПА по психологической практике с лесбиянками, геями и бисексуалами.

Американская психологическая ассоциация. (2015). Руководство APA по психологической практике с трансгендерами и лицами, не соответствующими гендерным нормам.

Бро, А. Р., Уилки, Дж. Э., Ма, Дж., Исаак, М. С., и Гал, Д. (2016). Экологичность — это не по-мужски? Стереотип «зеленый-женский» и его влияние на устойчивое потребление. Журнал потребительских исследований , 43 (4), 567-582.

Федеральное бюро расследований (2015). Преступность в Соединенных Штатах, 2013 г. Получено с https://ucr.fbi.gov/crime-in-the-us/2013/crime-in-the-us-2013/cius-home

Flood, MG (2015) . Мужчины и гендерное равенство.

Франклин К. (2004). Разыгрывание мужественности: насилие против расовой дискриминации и групповое изнасилование как совместный театр. Исследования сексуальности и социальная политика , 1 (2), 25-40.

Килмартин К. и Макдермотт Р. К. (2015). Мужское насилие и мужественность. В книге Я. Дж. Вонга и С. Р. Вестера (ред.), Справочник АПА по мужчинам и мужественности (стр. 615–636). Вашингтон, округ Колумбия: Американская психологическая ассоциация. DOI: 10.1037 / 14594-028

Longwood, W. Merle; Шиппер, Уильям С .; Калбертсон, Филипп; Келлом, Гар (2012). «Американские мужчины, религия и духовность». Формирование мужского духа: духовная жизнь американских студентов колледжа. Юджин, Орегон: Wipf and Stock Publishers.С. 65–6.

Макдермотт Р. К., Килмартин К., МакКелви Д. К. и Кридел М. М. (2015). Колледж мужского сексуального насилия над женщинами и психология мужчин: прошлое, настоящее и будущее направления исследований. Психология мужчин и маскулинность , 16 (4), 355.

Макдермотт Р. К. и Лопес Ф. Г. (2013). Отношение студентов колледжа к насилию со стороны интимного партнера: вклад взрослой привязанности и гендерного ролевого стресса. Журнал психологической консультации , 60 (1), 127.

Макдермотт Р. К., Шварц Дж. П. и Треватан-Миннис М. (2012). Прогнозирование управления мужским гневом: взаимосвязь с гендерно-ролевым путешествием и правом. Психология мужчин и мужественности , 13 (1), 49.

Мур, Т. М., и Стюарт, Г. Л. (2005). Обзор литературы о мужественности и насилии со стороны партнера. Психология мужчин и мужественности , 6 (1), 46.

О’Нил, Дж. М. (1990). Оценка гендерного конфликта ролей мужчин.В Д. Мур и Ф. Лифгрен (ред.), Стратегии решения проблем и меры вмешательства для мужчин в конфликте (стр. 23–38). Александрия, Вирджиния: Американская ассоциация консультантов.

Обложка сделана Free-Photos на Pixabay.

Как мы определяем мужественность?

Мартин Сигер и Джон Барри, кажется, используют традиционный аргумент «не все мужчины» в своем ответе (июньский выпуск) на письмо Кэрол Мерфи об убийстве-самоубийстве в апрельском номере. Это кажется ненаучным. Тот факт, что базовый уровень убийств и самоубийств, совершаемых мужчинами, низок, недостаточно для того, чтобы утверждать, что обусловленность мужского пола не имеет к этому никакого отношения.

Этот показатель намного выше, чем уровень убийств-самоубийств, совершенных женщинами, который близок к нулю. Следовательно, разница между мужской и женской обусловленностью (или генетикой, но мне это кажется маловероятной) должна быть ключевым фактором в разной частоте убийств-самоубийств, совершаемых эмоционально поврежденными мужчинами и эмоционально поврежденными женщинами.

Возможно, в этих дебатах стоит вопрос об определении мужественности. Сигер и Барри любят говорить о защитности и разрушительности.Я бы сказал, что это две грани мужского стереотипа. Не будет предубеждением говорить об обоих.

Сьюзан Кинг, CPsychol, AFBPsS
Nottingham

Я был удивлен комплиментарной и консервативной позицией Секции мужской психологии, выраженной в письме Мартина Сигера и Джона Барри: «Токсичные действия, а не токсичная мужественность ».

Хотя я согласен с тем, что мужчин легко заклеймить как опасных людей, меня беспокоит их описание мужественности.Определение маскулинности как «предложение защиты женщинам, детям, семьям и общинам» очень ограничено. При этом не учитывается тот факт, что многие женщины выступают за защиту других — мужчин, женщин и детей на оплачиваемых и неоплачиваемых должностях. Более того, рассмотрение женщин как людей, которым в первую очередь нужна защита со стороны мужчин, ведет к гендерному неравенству и угнетению женщин, как я испытал, работая в Афганистане.

Вместо того, чтобы противопоставлять «деструктивные» действия немногих «защитным» действиям многих мужчин, авторы могли бы отстаивать «конструктивные» действия мужчин в партнерстве.Как женщина, я хочу, чтобы мужчины работали со мной на равных, чтобы вместе сделать мир лучше. Иногда они могут защищать меня, поскольку я надеюсь, что защищу их, но давайте не будем делать «защиту» определяющим аспектом мужественности. Давайте сменим повествование с деструктивных / защитных действий на конструктивные вещи, которые мы можем делать вместе. В будущем может ли Секция мужской психологии бороться с предрассудками и предубеждениями в отношении мужчин, не прибегая (пусть и непреднамеренно) к ущемлению интересов женщин?

Фейт Ньютон
Школьный трудотерапевт
Глостер

Американская психологическая ассоциация: Традиционная мужественность вредна

Университет Брауна предлагает программы по «токсической маскулинности»

Университет Брауна предлагает программу, нацеленную на обращая вспять токсичную мужественность.У Наташи Абеллар Veuer есть история.

Buzz60

Впервые в своей истории Американская психологическая ассоциация (APA) выпустила рекомендации, призванные помочь врачам улучшить здоровье мальчиков и мужчин, объявив аспекты «традиционной мужественности» «вредными». Отчет, подкрепленный более чем 40-летним исследованием, вызвал ожесточенную реакцию консервативных критиков, которые говорят, что американские мужчины подвергаются нападкам.

APA определяет традиционную маскулинность как «определенное созвездие стандартов, господствовавших над большими слоями населения, включая антиженственность, достижения, отказ от проявления слабости, а также приключения, риск и насилие.В руководящих принципах, которые были освещены в январском выпуске журнала APA Monitor on Psychology , говорится, что давление, которое испытывают мальчики и мужчины, чтобы соответствовать определенным аспектам традиционной мужественности, может привести к плохим результатам для здоровья, в том числе к более высокому уровню самоубийств, психоактивных веществ. жестокое обращение, насилие и ранняя смерть.

Отчет подвергся критике со стороны консервативных экспертов и обозревателей, которые утверждают, что АПА патологизирует маскулинность. Лора Ингрэм из Fox News сказала, что «традиционная мужественность, по крайней мере, в этом отчете, отождествляется с тем, чтобы быть свиньей, уродом или человеком типа Харви Вайнштейна.Эмили Джашински из федералиста назвала отчет «опасным». В National Review он назван «лобовой атакой». Но термин «традиционная мужественность» не относится ко всем мужским чертам, — сказал руководитель профессиональной практики АПА Джаред Скиллингс.

«Мы говорим о негативных чертах, таких как насилие, чрезмерная конкуренция или нежелание признавать свою слабость», — сказал Скиллингс. отчет включает обе стороны.»

Черты так называемой« традиционной мужественности », такие как подавление эмоций и маскировка стресса, часто проявляются в раннем возрасте и связаны с меньшей готовностью мальчиков и мужчин обращаться за помощью, большим риском и агрессией — возможно причинение вреда себе и тем, с кем они взаимодействуют.

— Американская психологическая ассоциация (@APA) 7 января 2019 г.

В отчете APA говорится о страданиях мужчин, в которых, по мнению экспертов, нет недостатка. Предыдущие исследования показали, что мужчины с большей вероятностью прибегнут к насилию и с большей вероятностью умрут от непреднамеренных травм.

«Мы часто говорим о гендере с точки зрения женщин … получающих короткий конец палки … Ну, маскулинность тоже непростая», — Дженнифер Карлсон, профессор социологии в Университете Аризоны, изучающая огнестрельное оружие. политики и гендера, — сказали USA TODAY после массового расстрела в Лас-Вегасе в 2017 году. «Это не ваш билет в хорошую жизнь. Нелегко быть мужчиной в Соединенных Штатах. Требования, предъявляемые к мужчинам — будь то защитник, быть поставщиком, реагировать на ситуации определенным образом, проявить себя как мужчина — в конечном итоге оказываются деструктивными не только внешне, но и внутренне.»

Руководящие принципы APA подчеркивают, что психологи должны противостоять своим собственным предубеждениям в отношении мужественности, и поощряют их:

• Содействовать здоровым интимным отношениям между мальчиками и мужчинами
• Решать проблемы мужских привилегий и власти
• Продвигать здоровые участие отца
• Стремитесь понять факторы, которые приводят к мужской агрессии и насилию

APA, которая впервые начала работу над этими рекомендациями в 2005 году, уже подготовила рекомендации для нескольких других групп населения, включая людей, которые идентифицируют себя как ЛГБТ, расовые и этнические меньшинства, пожилые люди, девушки и женщины.

Термин «токсичная мужественность» стал модным в последние годы. «Toxic» было словом года в Оксфордском словаре английского языка в 2018 году, отчасти благодаря более частому использованию фразы «токсичная мужественность» в обсуждениях #MeToo и обвинений в сексуальном насилии против судьи Верховного суда Бретта Кавано, которые он категорически отрицал, и ФБР не смогло подтвердить.

Гегемонистская маскулинность — обзор

6 Обобщение и выводы

Сексизм влияет на мальчиков и девочек во многих контекстах детства.В этой главе были затронуты лишь некоторые из недавних исследований гендерных стереотипов и дискриминации, с которыми сталкиваются дети и подростки, — со стороны учителей, тренеров и родителей, сверстников и средств массовой информации. В целом, гендерные стереотипы устанавливают нормы, предписывающие поведение, которое дети пытаются активно использовать для себя и насаждать в других (Martin & Ruble, 2004). Предвзятое отношение со стороны учителей, родителей и сверстников укрепляет гендерные навыки и интересы детей, и дети сталкиваются с обвинениями и дискриминацией, когда они не соответствуют этим стереотипам.Мы предполагаем, что гендерные предубеждения и дискриминация направляют детей в один из трех стереотипных прототипов: мальчиков-мачо , умных девочек и сексуальных девочек .

Мы предполагаем, что в отношении мальчиков многие гендерные стереотипы и дискриминация, описанные в этой главе, проистекают из гегемонистской маскулинности. В частности, гегемонистская маскулинность диктует, что мальчики должны быть физически стойкими, эмоционально стоическими, самодостаточными и гетеросексуально доминировать над девочками (Chu, Porche, & Tolman, 2005).Другими словами, стереотипная норма состоит в том, что мальчики должны быть жесткими, не просить о помощи или быть слишком послушными и быть сексуально агрессивными. Таким образом, стремление мальчиков к этим нормам мужественности отбивает у мальчиков желание обращаться за помощью к учителям, когда это необходимо; таким образом, они более склонны отставать в учебе, когда сталкиваются с трудностями (Morris, 2012). Нормы мужественности также поощряют несоответствующее поведение мальчиков в классе, что приводит к жестким дисциплинарным мерам, которые выводят их из учебной среды, отталкивая их еще больше от учебы (Skiba et al., 2002). В результате эти мальчиков-мачо отказываются от академической успеваемости, чтобы сохранить свою растущую мужскую идентичность и повысить самооценку. Отрыв от учебы еще больше укрепляет мальчиков-мачо , потому что это связано с более высоким социальным статусом и популярностью (Jamison et al., 2015) и укрепляет стереотипы учителей о неуспевающих, проблемных мальчиках (Jones & Myhill, 2004).

Когда мальчики вступают в подростковый возраст, нормы мужественности, которые диктуют, что мальчиков-мачо должны быть гетеросексуально напористыми и доминировать над девочками, становятся преобладающими.В результате мальчики демонстрируют высокий уровень сексуальных домогательств в отношении девочек (Poteat, Kimmel, & Wilchins, 2011) и подтверждают убеждение, что девочки должны подвергаться сексуальной объективизации (Jewell & Brown, 2013). Кроме того, чем больше мальчиков поддерживают убеждение, что девочки должны быть сексуально объективированы, а мальчики должны проявлять сексуальную уверенность, тем больше они сообщают о сексуальных домогательствах к девочкам (Jewell & Brown, 2013; Jewell et al., 2015). Такое поведение и убеждения также повышают социальный статус мальчиков-мачо и наиболее распространены среди мальчиков, имеющих наибольшее социальное влияние на своих сверстников (Jewell et al., 2015). Напротив, те мальчики, которые проявляют какие-либо женские характеристики (например, занимаются спортом, который считается «спортом для девочек»), их сверстники отвергают, дразнят и издеваются (Jewell & Brown, 2014). Мальчиков, которые не изображают сексуальное доминирование над девочками, оскорбляют гомофобными эпитетами. Это происходит независимо от сексуальной ориентации, но наиболее остро проявляется у мальчиков из сексуальных меньшинств (Williams et al., 2005).

В отличие от мальчиков, девочки, кажется, обладают большей гибкостью в отношении предписываемых им стереотипных норм.Основываясь на изученной здесь литературе, мы предполагаем, что девушки могут выбрать один из двух (взаимоисключающих) путей: они могут быть умными или сексуальными (см. Graff et al., 2012). К сожалению, поскольку они функционируют в настоящее время, оба приводят к поддержанию более низкого социального статуса девочек и женщин по сравнению с мальчиками и мужчинами.

Когда дети только начинают ходить в школу, девочек считают хорошими и послушными учениками (Jones & Myhill, 2004). Мы предполагаем, что их более низкий социальный статус по сравнению с мальчиками все еще сохраняется, поскольку предполагается, что они борются с самыми сложными абстрактными предметами (такими как физика).Из-за скрытой и явной дискриминации, проистекающей из этих стереотипов, девочки часто теряют уверенность, мотивацию и интерес к предметам, в которых доминируют мужчины (Brown & Leaper, 2010). Некоторые девочки, однако, продолжают учиться, часто достигая высоких уровней образования (таким образом, они преобладают в колледжах по сравнению с мальчиками). Несмотря на высокие общие достижения, эти умных девочек часто отделяют себя по предметам, «соответствующим гендерному признаку» (Steffens & Jelenec, 2011).Если эти умных девочек слишком сильно сопротивляются традиционным женским стереотипным нормам (например, если они не ценят физическую привлекательность), их дразнят и отвергают как мужчины, так и женщины. Это, в свою очередь, связано с негативными психологическими исходами (Chiodo et al., 2009). Если эти девушки отвергают женские нормы, слишком много занимаясь спортом или будучи слишком спортивными, их также дразнят и отвергают (Slater & Tiggemann, 2010). Таким образом, эти умных девочек часто успешны в учебе и могут заниматься спортом, но только в зависимости от пола (Schmalz & Kerstetter, 2006).

Однако некоторые девушки не демонстрируют сильной академической самооценки. В частности, некоторые девочки еще в начальной школе, особенно девочки, которые часто подвергаются воздействию средств массовой информации, усваивают сообщения сексуализации и начинают самосексуализировать (Tiggemann & Slater, 2014). Исходя из стереотипных норм сексуализированных девочек, сексуализация и академический успех несовместимы (Stone et al., 2015). Таким образом, девушки, которые стремятся быть сексуальными девушками , могут отказаться от более сложных академических курсов.Эти девушки также воспринимаются другими как менее компетентные и умные (Graff et al., 2012), что может еще больше ухудшить академические результаты из-за механизмов самореализующихся пророчеств. В результате эти сексуальных девушек , которые усвоили сообщения сексуализации, имеют более отрицательные академические результаты (McKenney & Bigler, 2014b). Кроме того, если девочки считают, что женщины должны быть сексуальными объектами, они с большей вероятностью будут взаимодействовать с мальчиками, которые также верят в это (Jewell et al., 2015), и с большей вероятностью станут объектами сексуальных домогательств (Jewell et al. ., 2015). Из-за сексуальных домогательств, а также из-за неоднократного воздействия сексуализированных средств массовой информации сексуальных девушек, , имеют худшее изображение тела и больше проблем с телом (Daniels, 2009; McKenney & Bigler, 2014a). Наконец, поскольку сексуальных девушки воспринимаются как менее спортивные (Stone et al., 2015), сверстники с большей вероятностью будут их дразнить. Эти подшучивания и насмешки отговаривают девушек от участия в спортивных мероприятиях, которые могут повысить удовлетворенность телом (Vu et al., 2006). Таким образом, девочки, которые стремятся к сексуализированному идеалу, выходят из подросткового возраста с более низкой успеваемостью, более негативным образом тела и более негативными социальными и эмоциональными последствиями, связанными с сексуальными домогательствами.

Соответствие этим жестким стереотипам ограничивает индивидуальные возможности и результаты развития детей и подростков. Есть также более широкие экономические последствия. Например, справедливость в областях STEM важна, потому что достижения учащихся по этим предметам считаются важными для экономического успеха в сегодняшнем мире, который становится все более технологичным (Zakaria, 2011).Таким образом, хотя это гендерное неравенство существует уже давно, поскольку мировая экономика становится все более и более технологически зависимой, возрастает актуальность увеличения равного участия в областях STEM. Более того, поскольку начальная зарплата в STEM-карьере на 26% выше, чем в STEM-карьере (66 123 долларов против 52 299 долларов; Burning Glass, 2014), девушки, отказывающиеся от высокооплачиваемой STEM-карьеры, сохраняют разрыв в заработной плате между мужчинами и женщинами. Тем не менее, у нас есть умные, успешные девушки, избегающие карьеры в STEM, и потенциально умные мальчики, которые вообще отказываются от учебы.Это серьезно ограничивает круг соискателей передовых, инновационных (и высокооплачиваемых) профессий.

Мы полагаем, что соответствие этим жестким стереотипам также имеет более широкие разрушительные социальные последствия. Например, к тому времени, когда молодые мужчины и женщины поступают в колледж, многие из них уже прочно укоренились в стереотипе мачо и сексуальная девушка . Таким образом, парней-мачо считают, что они должны быть сексуально напористыми и доминирующими (убеждения, связанные с поддержкой мифов об изнасиловании), а сексуальных девушки считают, что они должны подчиняться, сексуально желательны и не чувствительны к сексуальным домогательствам.