Бихевиоризм и предбихевиоризм Э. Торндайка. Классический бихевиоризм Д. Уотсона. Необихевиоризм Э. Толмана и К. Халла. Оперантный бихевиоризм Б.Ф. Скиннера.

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 6Следующая ⇒

Истоки возникновения бихевиоризма и предбихевиоризма Торндайка

Э. Торндайк впервые стал исследовать процесс научения с позиции объективного наблюдения, фиксируя коннекцию (связь) между ситуациями, с которыми сталкивается организм, и его движениями — ответными реакциями.

В своих экспериментах он изучал закономерности адаптации организма к необычным условиям, с которыми он не может справиться, когда располагает только набором программ поведения. Для исследования он изобрел специальные «проблемные ящики», представляющие собой экспериментальные устройства различной степени сложности. Животное, помещенное в такой ящик, должно было, преодолевая различные препятствия, самостоятельно найти выход — решить проблему. Опыты ставились в основном над кошками, но имелись также ящики для собак и низших обезьян. Помещенное в ящик животное могло выйти из него и получить подкормку, лишь приведя в действие специальное устройство — нажав на пружину, потянув за петлю и т. п.

Поведение животных было однотипным. Они совершали множество беспорядочных движений — бросались в разные стороны, царапали ящик, кусали его и т. п., пока одно из движений случайно не оказывалось удачным. При последующих пробах число бесполезных движений уменьшалось, животному требовалось все меньше и меньше времени, чтобы найти выход, пока оно не начинало действовать безошибочно.

На основе полученных материалов он вывел четыре основных закона научения.

1. Закон повторяемости (упражнения). Его суть в том, что чем чаще повторяется связь между стимулом и реакцией, тем быстрее она закрепляется и тем она прочнее

2. Закон эффекта, который говорит о том, что из нескольких реакций на одну и ту же ситуацию, при прочих равных условиях, более прочно связываются с ситуацией те из них, которые вызывают чувство удовлетворения.

3. Закон готовности, суть которого в том, что образование новых связей зависит от состояния субъекта.

4. Закон ассоциативного сдвига — если при одновременном появлении двух раздражителей один из них вызывает позитивную реакцию, то и другой приобретает способность вызывать ту же самую реакцию.

Работы Торндайка получили высокую оценку благодаря тому, что он доказал возможность экспериментального и количественного изучения закономерностей поведения целостного организма в проблемной ситуации безотносительно к тому, как представлена эта ситуация в сфере сознания. Но в этом же заключалась коренная ограниченность его концепции, поскольку успешность поведения связана с отображением объективных условий, в которых совершается поведение в форме знания о них. Торндайк же ошибочно противопоставил «пробы и ошибки» как реальный фактор действия организма в сложных условиях дефицита информации ясному и однозначному пониманию этих условий.

Классический бихевиоризм Дж. Уотсона

«Бихевиоризм» (от англ. — «поведение») — течение, возникшее в начале XX в., утверждающее в качестве предмета психологии поведение. Основатель бихевиоризма — американский психолог Джон Уотсон (1878—1958). С точки зрения бихевиоризма предметом психологии как науки может быть только то, что доступно внешнему наблюдению, т. е. факты поведения. В качестве принципа научного подхода бихевиоризм признает принцип детерминизма — причинно-следственное объяснение событий, явлений. Бихевиористы определяют поведение как совокупность реакций организма, обусловленных воздействием внешней среды. Д. Уотсон разрабатывает схему поведения S — R, где S — «стимул», характеризующий все воздействия внешней среды; R— «реакция» (или «следствие»), т. е. те изменения в организме, которые могли быть зафиксированы объективными методами.

Схема S — R означает, что стимул порождает некоторое поведение организма. Опираясь на данный вывод, Д. Уотсон представил научную программу, цель которой — научиться управлять поведением. В лабораториях ставилось большое количество экспериментов на животных, преимущественно на белых крысах. В качестве экспериментальных устройств были изобретены различные типы лабиринтов и «проблемных ящиков», в которых исследовались возможности крыс формировать определенные навыки. Тема изучения навыков путем проб и ошибок стала центральной. Учеными был собран и обработан огромный экспериментальный материал о факторах, определяющих модификацию поведения.

Уотсон отрицал существование инстинктов: то, что кажется инстинктивным, есть социальные условные рефлексы. Он не признавал существования наследственных дарований; считал, что все в человеке определяет только воспитание, научение.

Эмоции бихевиоризм рассматривает как реакции организма на специфические раздражители (внутренние – сердцебиение, повышение давления и т.п., — и внешние). Страх, гнев и любовь – единственное, что возникает не в процессе научения. Младенцы от природы способны испытывать эти эмоции: страх – от громкого звука и при потере опоры; гнев – от сковывания; любовь – при прикосновении, укачивании.

Уотсон утверждал, что мышление есть неявное моторное поведение (речевая реакция или движение), и подтверждал это опытами по измерению состояний «голосовой коробки».

Практическим итогом бихевиоризма Уотсона была разработка программы «оздоровления общества», построение экспериментальной этики на принципах бихевиоризма. Для создания совершенного общества Уотсон просил «дюжину здоровых младенцев» и возможность воспитывать их в своем специальном мире.

Неклассический бихевиоризм: теория «оперантного бихевиоризма» Скиннера и «промежуточных переменных» Э. Толмена

К началу 30-х гг. стало очевидно, что нельзя объяснить ни поведение животных, ни поведение человека одним сочетанием наличных стимулов. Эксперименты показали, что в ответ на воздействие одного и того же стимула могут следовать разные реакции, одна и та же реакция пробуждается различными стимулами.

Поведенческая концепция рассматривает личность как систему реакций на различные стимулы (Б. Скнннер, Дж. Хоманс и др.). Отдельную линию в развитии бихевиоризма представляет система взглядов Б. Скиннера. Скнннер выдвинул теорию оперантного бихевиоризма. Его механистическая концепция поведения и разработанная на ее основе технология поведения, используемая в качестве орудия управления поведением людей, получили широкое распространение в США и оказывают влияние и в других странах, в частности в странах Латинской Америки, как инструмент идеологии и политики.

Скиннер формулирует положение о трех видах поведения: безусловнорефлекторном, условно-рефлекторном и оперантном. Последнее и составляет специфику учения Б. Скиннера.

Безусловнорефлекторный и условно-рефлекторный виды поведения вызываются стимулами и называются респондентным, отвечающим поведением. Это реакция типа S. Они составляют определенную часть репертуара поведения, но только ими не обеспечивается адаптация к реальной среде обитания. Реально процесс приспособления строится на основе активных проб — воздействий животного на окружающий мир. Некоторые из них случайно могут приводить к полезному результату, который в силу этого закрепляется. Такие реакции (R), которые не вызываются стимулом, а выделяются («испускаются») организмом, некоторые из которых оказываются правильными и подкрепляются, Скиннер назвал оперантными. Это реакции типа R. По Скиннеру, именно эти реакции являются преобладающими в адаптивном поведении животного: они являются формой произвольного поведения.

На основе анализа поведения Скиннер формулирует свою теорию научения. Главным средством формирования нового поведения выступает подкрепление. Вся процедура научения у животных получила название «последовательного наведения на нужную реакцию».

Данные, полученные при изучении поведения животных, Скиннер переносит на человеческое поведение, что приводит к крайне биологизаторской трактовке человека. Так, на основе результатов научения у животных возник скиннеровский вариант программированного обучения.

Скиннер сформулировал принцип оперантного обусловливания — «поведение живых существ полностью определяется последствиями, к которым оно приводит. В зависимости от того, будут ли эти последствия приятными, безразличными или неприятными — живой организм проявит тенденцию повторять данный поведенческий акт, не придавать ему никакого значения или же избегать его повторения в дальнейшем». Человек способен предвидеть возможные последствия своего поведения и избегать тех действий и ситуаций, которые могут привести к негативным для него последствиям.

Формула бихевиоризма была четкой и однозначной: «стимул – реакция». Вопрос о тех процессах, которые происходят в организме, и его психическом устройстве между стимулом и реакцией снимался с повестки дня. Связка «стимул – реакция» служит, согласно радикальному бихевиоризму, незыблемой опорой психологии как точной науки.

Первым из бихевиористов, поставивших этот постулат под сомнение, был американец Эдвард Толмен (1886–1959), согласно которому формула поведения должна выглядеть следующим образом: стимул (независимая переменная) – промежуточные переменные – зависимая переменная.

Промежуточные переменные – не что иное, как недоступные прямому наблюдению психические моменты: ожидания, установки, знания.

Проводя опыты над крысами в лабиринте, Толмен сделал вывод, что, опираясь на строго контролируемое экспериментатором и объективно им наблюдаемое поведение животных, можно достоверно установить, что этим поведением управляют не те стимулы, которые действуют на них в данный момент, а особые внутренние регуляторы. Поведение предваряют своего рода ожидания, гипотезы, познавательные «карты».

Эти «карты» животное строит само. Они и ориентируют его в лабиринте. Положение о том, что психические образы служат регулятором действия, было обосновано гештальт-теорией. Учитывая ее уроки, Толмен разработал собственную теорию, названную когнитивным бихевиоризмом.

Другой вариант необихевиоризма принадлежал Кларку Холлу (1884–1952) и его школе. Он ввел в формулу «стимул – реакция» другое среднее звено, а именно потребность организма.

Согласно его взглядам, научение происходит за счет того, что при каждом ответе возникает подкрепление в виде частичного удовлетворения, т.е. «редукции», потребности. Индивид учится реагировать определенным образом, если вследствие этого уменьшается влечение или потребность – например, в еде или сексе. Такая реакция становится привычкой. Согласно Халлу, привычка, становящаяся сильнее с каждым подкреплением, – основной закон научения. В отсутствие привычек и потребностей человек не станет осуществлять никаких действий, поскольку без привычки не будет знать, как действовать, а без потребности лишится мотивации к действию. Поскольку ни один из этих психодинамических факторов нельзя наблюдать непосредственно, Халл назвал их «психическими конструктами», выступающими «промежуточными переменными» между стимулом и реакцией.

 



Классический бихевиоризм Д. Уотсона. — Студопедия

В начале XX в. одним из самых влиятельных направлений в науке, в частности — в психологии, стал бихевиоризм. Бихевиоризм изучает активность, поведение индивидуума. Одним из основоположников бихевиоризма был американский исследователь Джон Уотсон.Бихевиоризм был схож с психоанализом. Это сходство заключалось в том, что оба направления психологии были противопоставлены тем аспектам ассоцианизма, которые связаны с представлениями о сознании, но основания такого противостояния были различны. Бихевиористы считали, что такие понятия, как «осознание», «переживание» и другие, являются субъективными. Внешнюю и внутреннюю активность бихевиористы называли «реакцией». К реакции они относили прежде всего движения, так как это можно было зафиксировать с помощью объективных средств. Джон Уотсон вывел следующую формулу: S — R.

Стимул понуждает организм вести себя определенным образом и, соответственно, за этим следует какая- то определенная реакция. В классическом бихевиоризме считалось, что только стимул может предопределять характер реакции, которая наступит в будущем. Отсюда можно сделать вывод — надо проводить как можно больше тестов, экспериментов, регистрировать полученные данные, анализировать их. С помощью анализа можно было бы вывести и понять соответствующие закономерности. Бихевиористы полагали, что такая схема стимулов и реакции распространяется не только на человека, но и на весь остальной животный мир.

«Излюбленными» животными бихевиористов были собаки, кошки и крысы. Именно поэтому они так много и так часто ссылались на результаты экспериментов И. П. Павлова. Главной причиной такой популярности И. П. Павлова было то, что закономерности условного рефлекса, исследуемые русским ученым, были очень похожи на те закономерности поведения, которые пытались вывести ученые через формулу Уотсона S — R. На самом деле все оказалось значительно сложнее: один стимул может повлечь за собой наступление множества реакций. Поэтому ученые переработали формулу S — R и ввели еще одну инстанцию. Данную инстанцию они назвали «промежуточные переменные».
Здесь бихевиористы впервые отступили от своего главного правила: не может считаться научным то, что не может найти своего объективного подтверждения. Была разработана новая формула S — O — R. Теперь бихевиористы посчитали, что данная новая инстанция, хотя и не может объективно подтвердиться, также оказывает свое влияние на наступление реакции.Следовательно, стимул не работает в одиночку — он работает только в паре с промежуточной переменной.

Бихевиоризм Джона Уотсона. Классическое обусловливание

Рассмотрим вкратце историю о том, как Джон Уотсон основал новый научный подход в психологии, называемый бихевиоризмом, т.к. он важен для истории когнитивной психологии.

Будучи аспирантом Чикагского университета, Джон Уотсон (1878-1958) был недоволен методом аналитической интроспекции, с использованием которого проводились психологические эксперименты в традициях лаборатории Вундта для выявления скрытых психических процессов.

Проблемы этого метода заключались в том, что:

• он давал совершенно разные результаты у разных людей;
• эти результаты было трудно проверить, поскольку они интерпретировались в терминах невидимых внутренних психических процессов.

В ответ на то, что Джон Уотсон считал недостатками аналитической интроспекции, молодой ученый предложил новый подход – бихевиоризм. В одной из статей Уотсона «Психология с точки зрения бихевиориста» (1913) изложены цели этого подхода к психологии:

Психология в том виде, в каком она воспринимается бихевиористом, является чисто объективной экспериментальной областью естествознания. Его теоретическая цель – прогнозирование и контроль поведения. Самоанализ не составляет существенной части его методов, и научная ценность его данных не зависит от готовности, с которой они поддаются интерпретации в терминах сознания. Что нам нужно сделать, так это начать работу над психологией, делающей поведение, а не сознание, объективной точкой нашей атаки.

Этот отрывок подчеркивает два ключевых момента:

1. Уотсон отвергает аналитическую интроспекцию как действенный научный метод.
2. Наблюдаемое поведение, а не сознание (которое включает в себя ненаблюдаемые процессы, такие как мышление, эмоции и рассуждения), является основной темой исследования.

В другой части этой статьи Джон Уотсон с уверенностью провозглашает:

«Психологии … больше не нужно вводить себя в заблуждение, полагая, что психические состояния являются объектом наблюдения».

Цель Уотсона состояла в том, чтобы устранить разум как предмет научного исследования из психологии и заменить его исследованием непосредственно наблюдаемого поведения.

Поскольку бихевиоризм стал доминирующей силой в американской психологии, внимание психологов сместилось с вопроса: «Что поведение говорит нам о разуме?» на «Какова связь между стимулами от окружающей среды и поведением?» Таким образом, акцент сместился с разума как темы исследования на поведение как на темы, без ссылки на разум.

Самым известным экспериментом Уотсона был «Маленький Альберт», в ходе которого он и Розали Рэйнер (1920) издавали громкий шум (били молотком по металлической трубе) каждый раз, когда к Альберту, 9-месячному мальчику, приближалась крыса, которая Альберту первоначально нравилась. После нескольких сочетаний «шум + крыса», Альберт стал быстро отползать от крысы каждый раз при ее приближении.

Идеи Уотсона связаны с классическим обусловлением, показывающим, как сочетание одного стимула (громкий шум при приближении крысы к Альберту) с другим, ранее нейтральным стимулом (крыса), вызывает изменения в ответе на нейтральный стимул.

Источником вдохновения Уотсона для его эксперимента стали исследования Ивана Павлова, начатые в 1890-х годах, которые продемонстрировали классическое обусловление у собак. В этих экспериментах (рис. 1.6) сочетание пищи, которое вызывало слюноотделение собаки, с колокольчиком, изначально нейтральным стимулом, вызывало слюноотделение у собаки при звуке колокольчика (Pavlov I.P. Conditional Reflexes, 1927).

Рис. 1.6. В знаменитом эксперименте И.П. Павлова звук колокольчика сочетается с предъявлением еды. Первоначально только предъявление пищи вызывало слюноотделение собаки, но, после нескольких сочетаний звука колокольчика и еды, только колокольчик вызывал слюноотделение. Этот принцип научения с парными стимулами (безусловным и нейтральным), получивший название классического обусловливания, был основой эксперимента Уотсона «Маленький Альберт».

Джон Уотсон использовал процедуру классического обусловливания, чтобы доказать, что поведение можно анализировать без какой-либо ссылки на разум. Для Уотсона то, что происходило в голове Альберта, физиологически или умственно, не имело значения. Он заботился только о том, как сочетание одного стимула с другим влияет на поведение Альберта.

По материалам E. Bruce Goldstein. Cognitive Psychology.

Классический бихевиоризм Уотсона — МегаЛекции

Биография

Джон Бродес Уотсон родился 9 января 1878 года. Эмма и Пайкенс Уотсон — родители Джона — жили в Южной Калифорнии, в небольшом городке Тревелерс Рест. Мать была очень религиозна, поэтому жизнь мальчика была полна ограничений и запретов. Сам Пайкенс предпочитал довольно разгульную жизнь, скандалы на этой почве привели к уходу отца из семьи в 1891 году, когда мальчику было 13 лет. Джон был привязан к отцу, поэтому тяжело переживал разлуку и до конца жизни не смог простить ему это.

Джон Уотсон вырос в Гринвилле (Южная Каролина) и получил диплом магистра в расположенном там же Университете Фурмана. По совету одного из своих преподавателей он поступил затем в Чикагский университет с целью изучать философию под руководством Джона Дьюи. Однако, по его собственным словам, он не понимал, о чём вообще говорит Дьюи и вскоре предпочёл сменить научного руководителя, обратившись к психологу Джеймсу Энджеллу и физиологу Генри Дональдсону. Он собирался работать вместе с Жаком Лёбом над исследованием мозга собак. Совместное влияние этих учёных привело его затем к формированию строгого, объективного подхода к исследованию поведения.

Его докторская диссертация, защищённая в Чикагском университете в 1903 году («Обучение животных: Экспериментальное исследование физического развития белой крысы, сопряжённого с ростом нервной системы») была первой современной книгой по поведению крыс.

24 февраля 1913 года Джон Уотсон прочитал в Нью-Йорке знаменитую лекцию (манифест) — «Психология с точки зрения бихевиориста». Со времени бихевиоризма психология стала бурно развиваться, как экспериментальная наука. Уотсон вообще отрицал сознание как предмет научного исследования, сводя психические явления к различным формам поведения, понимаемого как совокупность реакций организма на стимулы из внешней среды. Цель психологического изучения — предсказать какова будет реакция и определить природу действующего стимула. Возможности для реакции очень обширны. Уотсон выделяет 4 крупных класса реакций:

1. видимые (экспрецит) — отпирание двери, игра на скрипке.
2. скрытые (привычные реакции (имплицит)) — мышление, которое мы считаем внутренним разговором.
3. видимые наследственные реакции — инстинктивные и эмоциональные реакции (чихание и т. д.)
4. скрытые наследственные реакции — система внутренней секреции (физиология).

С точки зрения бихевиоризма психология есть чисто объективная отрасль естественной науки. Её цель — предсказание поведения и контроль за ним.

Влияние бихевиоризма возрастало настолько стремительно, что Уотсон был избран президентом Американской психологической ассоциации 1915 года.

В 1920 году Уотсон был вынужден покинуть место в университете Джона Хопкинса из-за скандала, связанного с его разводом и романом с аспиранткой Розали Рейнер (соавтора работы по обусловливанию эмоций у 11-месячного мальчика, вошедшей в историю психологии как случай «маленького Альберта»). Позднее он женился на Рейнер. Ни один университет не соглашается принять его на работу. Он переезжает в Нью-Йорк, где получает работу в рекламной индустрии, в компании Дж. Уолтера Томпсона, одновременно читая лекции в Новой школе социальных исследований.

Бихевиоризм Уотсона

В начале XX в. одним из самых влиятельных направлений в науке, в частности – в психологии, стал бихевиоризм. Термин «бихевиоризм» происходит от английского слова behavior, которое на русский язык переводится как «поведение».

Что же изучает бихевиоризм? Он изучает активность, поведение индивидуума.

Одним из основоположников бихевиоризма был американский исследователь Джон Уотсон.Перед тем как изучить научную деятельность Джона Уотсона, надо уточнить, что же такое бихевиоризм.

Это направление в психологии, как уже было сказано выше, приобрело свое влияние в самом начале прошедшего XX в. Бихевиоризм был схож с психоанализом. Это сходство заключалось в том, что оба направления психологии были противопоставлены тем аспектам ассоцианизма, которые связаны с представлениями о сознании, но основания такого противостояния были различны. Бихевиористы считали, что такие понятия, как «осознание», «переживание» и другие, являются субъективными.

Они так считали, потому что все это, т. е. осознание и т. п., основано на ненаучном методе исследования, а лишь на самонаблюдении человека. В основу же всех исследований необходимо было положить только результаты таких исследований, которые зафиксированы объективными средствами.

Внешнюю и внутреннюю активность бихевиористы называли «реакцией». К реакции они относили прежде всего движения, так как это можно было зафиксировать с помощью объективных средств.

Джон Уотсон вывел следующую формулу: S – R. В данной формуле S – это стимул, a R – это реакция. Стимул понуждает организм вести себя определенным образом и, соответственно, за этим следует какая-то определенная реакция. В классическом бихевиоризме считалось, что только стимул может предопределять характер реакции, которая наступит в будущем. Отсюда можно сделать вывод – надо проводить как можно больше тестов, экспериментов, регистрировать полученные данные, анализировать их. С помощью анализа можно было бы вывести и понять соответствующие закономерности.

Бихевиористы полагали, что такая схема стимулов и реакции распространяется не только на человека, но и на весь остальной животный мир. «Излюбленными» животными бихевиористов были собаки, кошки и крысы. Именно поэтому они так много и так часто ссылались на результаты экспериментов И. П. Павлова. Главной причиной такой популярности И. П. Павлова было то, что закономерности условного рефлекса, исследуемые русским ученым, были очень похожи на те закономерности поведения, которые пытались вывести ученые через формулу Джона Уотсона S – R.

Популярность бихевиоризма объяснялась простотой изложения этого направления и, соответственно, простотой его принципов. Формула Уотсона считалась универсальной, но дальнейшие исследования не подтвердили этого.

На самом деле все оказалось значительно сложнее: один стимул может повлечь за собой наступление множества реакций. Поэтому ученые переработали формулу S – R и ввели еще одну инстанцию. Данную инстанцию они назвали «промежуточные переменные». Здесь бихевиористы впервые отступили от своего главного правила: не может считаться научным то, что не может найти своего объективного подтверждения (т. е. субъективное). Была разработана новая формула S – О – R. Теперь бихевиористы посчитали, что данная новая инстанция, хотя и не может объективно подтвердиться, также оказывает свое влияние на наступление реакции. Следовательно, стимул не работает в одиночку – он работает только в паре с промежуточной переменной.

Классический бихевиоризм Уотсона

Уотсон доказывал, будто реально лишь то, что можно непосредственно наблюдать. Он утверждал, что поведение следует объяснять из отношений между непосредственно наблюдаемыми воздействиями физических раздражителей на организм и его также непосредственно наблюдаемых ответов (реакций). Отсюда и главная формула Уотсона, воспринятая бихевиоризмом: «стимул-реакция» (S-R). Из этого вытекало, что процессы между стимулом и реакцией — будь то физиологические (нервные) или психические — психология должна устранить из своих гипотез и объяснений. Поскольку единственно реальными в поведении признавались различные формы телесных реакций, Уотсон заменил все традиционные представления о психических явлениях их двигательными эквивалентами.

Связь психических функций и двигательной активности была в те годы точно установлена экспериментальной психологией. Это касалось, например, зависимости зрительного восприятия от движений глазных мышц, эмоций — от телесных изменений, мышления — от речевого аппарата и т.д. Эти факты Уотсон использовал в качестве доказательства того, что объективные мышечные процессы могут быть достойной заменой субъективных психических актов. Исходя из такой посылки, он объяснял развитие умственной активности. Эксперименты Уотсона, направленные на исследование речи и мышления, доказывали правильность понимания интеллектуальных операций как интериоризованных действий, сформированных путем проб и ошибок, о которых писал Торндайк. Уотсон просил испытуемых произнести какую-то фразу и измерял при этом движения мышц гортани. Эти мышечные движения появлялись на экране осциллографа и записывались самописцами. Затем испытуемых просили подумать эту же фразу про себя, и на экране появлялись те же линии, только с меньшей амплитудой. Таким образом, с точки зрения Уотсона, было доказано, что речь и мышление имеют одинаковую природу и мышление — это та же речевая реакция, сопровождаемая точно такими же мышечными сокращениями, но только меньшей интенсивности.

Это также позволило ему изучить этапы формирования внутренней речи, которая, по его мнению, развивалась из внешней путем редукции (снижения) мышечного напряжения, поэтому этапы ее формирования выглядели следующим образом: внешняя речь -шепот — внутренняя речь. Это исследование привело его к выводу о том, что речь у ребенка возникает из неупорядоченных звуков. Когда взрослые соединяют с каким-нибудь звуком определенный объект, этот объект становится значением слова. Постепенно у ребенка внешняя речь переходит в шепот, а затем он начинает произносить данное слово про себя. Такая внутренняя речь (неслышная вокализация) не что иное, как мышление. Данные Уотсона впоследствии были пересмотрены в работах Пиаже, Выготского, Блонского, выявивших другую, более точную динамику формирования внутренней речи.

Методологи бихевиоризма исходили из положения о прижизненности формирования основных психических процессов. Доказательства этого были даны Уотсоном в его экспериментах по формированию эмоций. Он экспериментально продемонстрировал, что можно сформировать реакцию страха на нейтральный стимул. В его опытах ребенку показывали кролика, которого он брал в руки и хотел погладить, но в этот момент получал разряд электрического тока. Естественно, ребенок испуганно бросал кролика и начинал плакать. Однако в следующий раз он опять подходил к животному и получал удар током. На третий-четвертый раз у большинства детей появление кролика даже в отдалении вызывало страх. После того как эта негативная эмоция закреплялась, Уотсон старался еще раз изменить эмоциональное отношение детей, сформировав интерес и любовь к кролику. В этом случае ребенку начинали показывать его во время вкусной еды. Наличие этого важного первичного раздражителя было непременным условием формирования новой реакции. В первый момент ребенок прекращал есть и начинал плакать, но так как кролик не приближался к нему, оставаясь вдалеке, в конце комнаты, а вкусная еда (например, шоколадка или мороженое) была рядом, ребенок быстро успокаивался и продолжал есть. После того как ребенок переставал реагировать плачем на появление в конце комнаты кролика, экспериментатор постепенно придвигал кролика все ближе и ближе к ребенку, одновременно добавляя вкусных вещей ему на тарелку. Постепенно ребенок переставал обращать на кролика внимание и под конец спокойно реагировал, даже когда он располагался около его тарелки, брал кролика на руки и старался накормить чем-то вкусным. Таким образом, доказывал Уотсон, наши эмоции являются результатом наших привычек и могут кардинально изменяться в зависимости от обстоятельств.

Наблюдения Уотсона показали, что в том случае, если сформированная реакция страха на кролика не переделывалась на положительную, в дальнейшем сходное чувство страха возникало у детей при виде других покрытых мехом объектов. Исходя из этого, он стремился доказать, что у людей на основе условных рефлексов можно формировать по заданной программе стойкие аффективные комплексы. Более того, он считал, что открытые им факты доказывают возможность формирования определенной, строго заданной модели поведения у всех людей. Он писал: «Дайте мне сто детей одного возраста, и через определенное время я сформирую из них абсолютно одинаковых людей, с одинаковыми вкусами и поведением».

Принцип управления поведением получил в американской психологии после работ Уотсона широкую популярность. Его заслугой является и то, что он расширил сферу психического, включив в нее телесные действия животных и человека. Но этого новшества он добился дорогой ценой, отвергнув как предмет науки огромные богатства психики, несводимые к внешне наблюдаемому поведению.

 

---

Рекомендуемые страницы:

Воспользуйтесь поиском по сайту:

Джон Бродес Уотсон «Психология с точки зрения бихевиориста»

С точки зрения бихевиориста психология есть чисто объективная отрасль естественной науки. Ее теоретической целью является предсказание поведения и контроль за ним. Для бихевиориста интроспекция не составляет существенной части методов психологии, а ее данные не представляют научной ценности, поскольку они зависят от подготовленности исследователей в интерпретации этих данных в терминах сознания.

Пытаясь получить универсальную схему ответа животного, бихевиорист не признает демаркационной линии между человеком и животными. Поведение человека со всеми его совершенствами и сложностью образует лишь часть схемы исследования бихевиориста.

Традиционно утверждалось, что психология — это наука о явлениях сознания. В качестве основных проблем выдвигалось, с одной стороны, расчленение сложных психических состояний (или процессов) на простые элементарные составляющие их, а с другой стороны, построение сложных состояний, когда даны элементарные составляющие. При этом мир физических объектов (стимулов, включая все, что может вызвать активность в рецепторе), которые составляют область естествознания, рассматривается только как средство для получения конечного результата. Этот конечный результат является продуктом духовных состояний, которые можно «рассматривать» или «наблюдать». Психологическим объектом наблюдения в случае эмоций, например, является само духовное состояние. Проблема эмоций, таким образом, сводится к определению числа и вида элементарных составляющих, их места, интенсивности, порядка, в котором они появляются, и т. п. Соответственно интроспекция есть par excellence метод, посредством которого можно манипулировать с духовными явлениями в целях их исследования. При таком подходе данные поведения (включая в обозначаемое этим термином все, что называют этим именем в сравнительной психологии) не представляют ценности per se. Они имеют значение только постольку, поскольку могут пролить свет на состояния сознания [1]. Такие данные должны по крайней мере по аналогии или косвенно принадлежать к области психологии.

Действительно, иногда находятся психологи, которые проявляют скептическое отношение даже к этим ссылкам по аналогии. Часто такой скептицизм проявляется в вопросе, который возникает перед исследователем, изучающим поведение: «Какое отношение к психологии человека имеет изучение животных?» Моя задача — рассмотреть этот вопрос. В своей собственной работе я интересовался этим вопросом и понял всю его важность, но я не мог обнаружить никакой определенной связи между ним и тем пониманием психологии, которое было у психолога, задающего этот вопрос. Я надеюсь, что такая исповедь прояснит ситуацию до такой степени, что у нас больше не будет необходимости идти в своей работе ложным путем. Мы должны признать, что те необыкновенно важные факты, которые были собраны по крупицам из разбросанных по разным источникам исследований ощущений животных, проведенных с помощью бихевиористского метода, внесли вклад только в общую теорию процессов органов чувств человека; но они оказались недостаточными для определения новых направлений экспериментальных исследований. Те многочисленные эксперименты, которые мы провели по научению, также очень мало внесли в психологию человека. По-видимому, совершенно ясно, что необходим некоторый компромисс: или психология должна изменить свою точку зрения таким образом, чтобы включить факты поведения независимо от того, имеют ли они отношение к проблемам сознания или нет; или изучение поведения должно стать совершенно отдельной и независимой наукой. Если психологи, изучающие человека, не отнесутся к нашим попыткам с пониманием и откажутся изменить свою позицию, бихевиористы будут вынуждены использовать человека в качестве своего испытуемого и применить при этом методы исследования, которые точно соответствуют новым методам, применяемым в работе с животными.

Любая другая гипотеза, кроме той, которая признает самостоятельную ценность данных поведения без отношения к сознанию, неизбежно приведет к абсурдной попытке конструировать содержание сознания животного, поведение которого мы изучаем. С этой точки зрения после того, как мы определим способности данного животного к научению, простоту и сложность этого научения, влияние прошлого навыка на данный ответ, диапазон стимулов, на которые оно обычно отвечает, диапазон стимулов, на которые оно должно отвечать в экспериментальных условиях, или, в общем, после того, как определены различные задачи и различные способы их решения, выявляется, что задача еще не решена, а результаты не имеют настоящей ценности до тех пор, пока мы можем интерпретировать их, лишь пользуясь аналогиями с данными сознания. Мы чувствуем беспокойство и тревогу из-за нашего определения психологии: нам хочется сказать что-то о вероятных психических процессах у животных.

Мы говорим, что если у животного нет глаз, поток его сознания не может содержать яркости и ощущения цвета такими, какими они известны нам; если у животного нет вкусовых почек, мы говорим, что поток его сознания не может содержать ощущений сладкого, кислого, соленого и горького. Но, с другой стороны, поскольку животное все же отвечает на температурные, тактильные и органические стимулы, содержание его сознания должно быть, вероятно, составлено главным образом из этих ощущений; и чтобы защитить себя от упреков в антропоморфизме, мы прибавляем обычно: «если оно вообще имеет сознание». Конечно, может быть показана ложность доктрины, требующей интерпретации всех данных поведения по аналогии с сознанием. Это позиция, заключающаяся в таком наблюдении за поведением, плодотворность которого ограничивается тем фактом, что полученные данные интерпретируются затем только в понятиях сознания (в действительности человеческого сознания).

Этот особый акцент на аналогии в психологии и заставил бихевиориста выйти на арену. Не имея возможности освободиться от уз сознания, он чувствует себя вынужденным найти в схеме поведения место, где может быть установлено появление сознания. Эта точка перемещалась с одного места на другое. Несколько лет тому назад было высказано предположение, что некоторые животные обладают «ассоциативной памятью», в то время как другие якобы не обладают ею. Мы встречаем эти поиски источников сознания, скрытые под множеством разнообразных масок. В некоторых из наших книг утверждается, что сознание возникает в момент, когда рефлекторные и инстинктивные виды активности оказываются не в состоянии сохранить организм. У совершенно приспособленного организма сознание отсутствует. С другой стороны, всякий раз, когда мы находим диффузную активность, которая в результате завершается образованием навыка, нам говорят, что необходимо допустить сознание.

Должен признаться, что эти доводы обременяли и меня, когда я приступил к изучению поведения. Боюсь, что довольно большая часть из нас все еще смотрит на проблему поведения под углом зрения сознания. Более того, один исследователь поведения пытался сконструировать критерии психики, разработать систему объективных структурных и функциональных критериев, которые, будучи приложены к частным случаям, позволяют нам решить, являются ли такие-то процессы безусловно сознательными, только указывающими на сознание, или они являются чисто «физиологическими». Такие проблемы, как эта, не могут удовлетворить бихевиориста. Лучше оставаться в стороне от таких проблем и открыто признать, что изучение поведения животных не подтверждает наличия каких-то моментов «неуловимого» характера.

Мы можем допустить присутствие или отсутствие сознания в каком-либо участке филогенетической шкалы, нисколько не затрагивая проблемы поведения, во всяком случае, не меняя метода экспериментального подхода к нему. С другой стороны, я не могу, например, предположить, что парамеция отвечает на свет; что крыса научается быстрее, если тренируется не один, а пять раз в день, или что кривая научения у ребенка имеет плато. Такие вопросы, которые касаются непосредственно поведения, должны быть решены с помощью прямого наблюдения в экспериментальных условиях.

Эта попытка объяснить процессы у животных по аналогии с человеческими сознательными процессами и vice versa: помещать сознание, каким оно известно у человека, в центральное положение по отношению ко всему поведению приводит к тому, что мы оказываемся в ситуации, подобной той, которая существовала в биологии во времена Дарвина. Обо всем учении Дарвина судили по тому значению, которое оно имеет для проблемы происхождения и развития человеческого рода. Предпринимались экспедиции с целью сбора материала, который позволил бы установить положение о том, что происхождение человека было совершенно естественным явлением, а не актом специального творения. Тщательно отыскивались изменения и данные о накоплении одних результатов отбора и уничтожении других.

Для этих и других дарвиновских механизмов были найдены факторы достаточно сложные, чтобы объяснить происхождение и видовые различия человека. Весь богатый материал, собранный в это время, рассматривался главным образом с той точки зрения, насколько он способствовал развитию концепции эволюции человека. Странно, что эта ситуация оставалась преобладающей в биологии многие годы. С того момента, когда в зоологии были предприняты экспериментальные исследования эволюционного характера, ситуация немедленно изменилась. Человек перестал быть центром системы отсчета. Я сомневаюсь, пытается ли какой-нибудь биолог-экспериментатор сегодня, если только он не занимается непосредственно проблемой происхождения человека, интерпретировать свои данные в терминах человеческой эволюции или хотя бы ссылаться на нее в процессе своих рассуждений. Он собирает данные, изучая многие виды растений и животных, или пытается разработать законы наследственности по отношению к отдельному виду, с которым он проводил эксперименты.

Конечно, он следит за прогрессом в области разработки проблем видовых различий у человека, но он рассматривает их как специальные проблемы, хотя и важные, но все же такие, которыми он никогда не будет заниматься. Нельзя также сказать, что вся его работа в целом направлена на проблемы эволюции человека или что она может быть интерпретирована в терминах эволюции человека. Он не должен игнорировать некоторые из своих фактов о наследственности, касающиеся, например, окраски меха у мыши, только потому, в самом деле, что они имеют мало отношения к вопросу о дифференциации человеческого рода на отдельные расы или к проблеме происхождения человеческого рода от некоторого более примитивного вида.

В психологии до сих пор мы находимся на той стадии развития, когда ощущаем необходимость разобраться в собранном материале. Мы как бы отметаем прочь без разбора все процессы, которые не имеют никакой ценности для психологии, когда говорим о них: «Это рефлекс», «Это чисто физиологический факт, который не имеет ничего общего с психологией». Нас (как психологов) не интересует получение данных о процессах приспособления, которые применяет животное как целое, мы не интересуемся нахождением того, как эти различные ответы ассоциируются и как они распадаются, чтобы разработать, таким образом, систематическую схему для предсказания ответа и контроля за ним в целом. Если только в наблюдаемых фактах не обнаруживалось характерных признаков сознания, мы не использовали их, и если наша аппаратура и методы не были предназначены для того, чтобы делать такие факты рельефными, к ним относились с некоторым пренебрежением. Я всегда вспоминаю замечание одного выдающегося психолога, сделанное им во время посещения лаборатории в Университете Джона Гопкинса, когда он знакомился с прибором, предназначенным для изучения реакции животных на монохроматический свет. Он сказал: «И они называют это психологией!»

Я не хочу чрезмерно критиковать психологию. Убежден, что за весь период пятидесятилетнего существования как экспериментальной науки ей не удалось занять свое место в науке в качестве бесспорной естественной дисциплины. Психология, как о ней по большей части думают, по своим методам есть что-то, понятное лишь посвященным. Если вам не удалось повторить мои данные, то это не вследствие некоторых дефектов в используемых приборах или и подаче стимула, но потому, что ваша интроспекция является недостаточно подготовленной [2]. Нападкам подвергаются наблюдатели, а не экспериментальные установки и условия. В физике и в химии в таких случаях ищут причину в условиях эксперимента: аппараты были недостаточно чувствительными, использовались нечистые вещества и т. п. В этих науках более высокая техника позволяет вновь получить воспроизводимые результаты. Иначе в психологии. Если вы не можете наблюдать от 3 до 9 состояний ясности в вашем внимании, у вас плохая интроспекция. Если, с другой стороны, чувствование кажется вам достаточно ясным, опять ваша интроспекция является ошибочной. Вам кажется слишком много: чувствование никогда не бывает ясным.

Кажется, пришло время, когда психологи должны отбросить всякие ссылки на сознание, когда больше не нужно вводить себя в заблуждение, думая, что психическое состояние можно сделать объектом наблюдения. Мы так запутались в спекулятивных вопросах об элементах ума, о природе содержаний сознания (например, безобразного мышления, установок и положений сознания и т. п.), что я как ученый-экспериментатор чувствую, что есть что-то ложное в самих предпосылках и проблемах, которые из них вытекают. Нет полной уверенности в том, что мы все имеем в виду одно и то же, когда используем термины, распространенные теперь в психологии. Возьмем, например, проблему ощущений. Ощущения определяются в терминах своих качеств. Один психолог устанавливает, что зрительные ощущения имеют следующие свойства: качество, протяженность, длительность и интенсивность. Другие добавляют к этому ясность, еще кто-то — упорядоченность. Я сомневаюсь, может ли хоть один психолог соотнести то, что он понимает под ощущением, с тем, что понимают под этим три других психолога, представляющие различные школы.

Вернемся к вопросу о числе отдельных ощущений. Существует много цветовых ощущений или только четыре: красное, зеленое, желтое и синее? К тому же желтый, хотя психологически и простой цвет, можно наблюдать в результате смешения красного и зеленого спектральных лучей на той же самой поверхности! Если, с другой стороны, мы скажем, что каждое значимое различие в спектре дает простое ощущение и что каждое значимое увеличение в данном цвете его белой части также дает простое ощущение, мы будем вынуждены признать, что число ощущений настолько велико, а условия для их получения так сложны, что понятие ощущения становится невозможным. Титченер, который в своей стране вел мужественную борьбу за психологию, основанную на интроспекции, чувствовал, что эти различия во мнениях о числе ощущений и их качествах, об отношениях между ними и по многим другим вопросам, которые, по-видимому, являются фундаментальными для такого анализа, совершенно естественны при настоящем неразвитом состоянии психологии.

Допущение о том, что развивающаяся наука полна нерешенных вопросов, означает, что только тот, кто принял систему, существующую в настоящее время, кто не жалея сил боролся за нее, может смело верить, что когда-нибудь настанет большее, чем теперь, единообразие в ответах, которые мы имеем на все эти вопросы. Я же думаю, что и через двести лет, если только интроспективный метод к тому времени не будет окончательно отброшен, психологи все еще не будут иметь единого мнения, отвечая, например, на такие вопросы: имеют ли звуковые ощущения качество протяженности, приложимо ли качество интенсивности к цвету, имеются ли различия в «ткани» между образом и ощущением и др.? Такая же путаница существует и в отношении других психических процессов. Можно ли экспериментально исследовать образы? Существует ли глубокая связь между мыслительными процессами и образами? Выработают ли психологи единое мнение о том, что такое чувствование? Одни утверждают, что чувствование сводится к установке, другие находят, что они являются группами органических процессов ощущений, обладающих некоторой цельностью. Другая — и большая — группа ученых считает, что они являются новыми элементами, соотносимыми с ощущениями и занимающими положение, одинаковое с ощущениями.

Я веду спор не только с одной систематической и структурной психологией. Последние 15 лет мы наблюдали рост так называемой функциональной психологии. Этот вид психологии осуждает использование элементов в статическом смысле структуралистов. При этом делается ударение на биологической значимости процессов сознания вместо разведения состояний сознания на интроспективно-изолированные элементы. Я сделал все возможное, чтобы понять различие между функциональной психологией и структурной психологией, но не только не достиг ясности, а еще больше запутался. Термины — ощущение, восприятие, аффект, эмоция, воля — используются как функционалистами, так и структуралистами. Добавление к ним слова «процесс» (духовный акт как «целое» и подобные, часто встречающиеся термины) служит некоторым средством удалить труп «содержания» и вместо этого дать жизнь «функции».

Несомненно, если эти понятия являются слабыми, ускользающими, когда они рассматриваются с точки зрения содержания, они становятся еще более обманчивыми, когда рассматриваются под углом зрения функции и особенно тогда, когда сама функция получается с помощью интроспективного метода. Довольно интересно, что ни один функциональный психолог не проводит тщательного различия между «восприятием» (и это справедливо и для других психологических терминов), как этот термин употребляется систематическими психологами, и «перцептивным процессом», как он используется в функциональной психологии. По-видимому, нелогично и едва ли приемлемо критиковать психологию, которую нам дает систематический психолог, а затем использовать его термины, не указывая тщательно на изменения в значениях, производимые при этом. Я был очень удивлен, когда недавно, открыв книгу Pillsbury, увидел, что психология определяется как «наука о поведении».

В другом, еще более недавно появившемся издании утверждается, что психология есть «наука о ментальном поведении». Когда я увидел эти многообещающие утверждения, то подумал, что теперь, конечно, мы будем иметь книги, базирующиеся на другом направлении. Но уже через несколько страниц наука о поведении исчезает, и мы находим обычное обращение к ощущениям, восприятиям, образам и т. п. вместе с некоторыми смещениями ударения на дополнительные факты, которые служат для того, чтобы запечатлеть особенности личности автора.

Одной из трудностей на пути последовательной функциональной психологии является гипотеза параллелизма. Если функционализм пытается выразить свои формулировки в терминах, которые делают психические состояния действительно похожими на функции, выполняющие некоторую активную роль в приспособлении к миру, он почти неизбежно переходит на термины, которые соответствуют взаимодействию. Когда его за это упрекают, он отвечает, что это удобно и что это делается для того, чтобы избежать многоречивости и неуклюжести, свойственных радикальному параллелизму [3]. На самом деле, я уверен, функционалист действительно думает в терминах взаимодействия и прибегает к параллелизму только тогда, когда требуется дать внешнее выражение своей точки зрения. Я чувствую, что бихевиоризм есть только последовательный и логический функционализм. Только в нем можно избежать положения как Сциллы параллелизма, так и Харибды взаимодействия. Их освещенные веками пережитки философских спекуляций также мало должны тревожить исследователя поведения, как мало тревожат физика. Рассмотрение проблемы дух — тело не затрагивает ни тип выбираемой проблемы, ни формулировку решения этой проблемы. Я могу яснее сформулировать свою позицию, если скажу, что мне хотелось бы воспитать своих студентов в неведении такой гипотезы, как это характерно для студентов других областей науки.

Это приводит меня к положению, которое хотелось бы обстоятельно обсудить. Я верю, что мы можем «написать» психологию, определив ее как Pillsbury, и никогда не возвращаться к нашему определению, никогда не использовать термины «сознание», «психическое состояние», «ум», «объем», «устанавливаемое интроспективно», «образ» и т. п. Я верю, что в течение нескольких лет это можно сделать, не прибегая к абсурду терминологии Beer, Bethe, Von Uexiill, Nuel, представителей так называемой объективной школы. Это можно сделать в терминах стимула и ответа, в терминах образования навыка, интеграции навыков и т. п. Более того, я верю, что действительно стоит сделать эту попытку теперь.

Психология, которую я пытаюсь построить, возьмет в качестве отправной точки, во-первых, тот наблюдаемый факт, что организм как человека, так и живого приспосабливается к своему окружению посредством врожденного и приобретенного набора актов. Эти приспособления могут быть адекватными, или они могут быть настолько неадекватными, что с их помощью организм лишь едва поддерживает свое существование. Во-вторых, также очевидно, что некоторые стимулы вызывают реакции организма. В системе психологии полностью разработано, что если дан ответ, может быть предсказан стимул, и если дан стимул, может быть предсказан ответ. Такое утверждение является крайним обобщением, каким и должно быть обобщение такого рода. Однако оно является едва ли более крайним и менее реальным, чем другие, которые ежедневно появляются в психологии. Вероятно, я мог бы проиллюстрировать свою точку зрения лучше, выбрав обычную проблему, с которой, пожалуй, встречается каждый в процессе работы. Некоторое время тому назад я был вынужден изучать некоторый вид животных.

До тех пор пока я не приехал в Tortuga, я никогда не видел этих животных. Когда я прибыл туда, я увидел, что эти животные делают некоторые вещи: некоторые из актов, по-видимому, являются особенно соответствующими условиям их жизни, в то время как другие — нет. Я изучал, во-первых, ответные акты групп в целом и затем индивидуально у каждого животного. Чтобы более тщательно объяснить соотношение между приобретенным и унаследованным в этих процессах, я взял молодых животных и вырастил их. С помощью этого метода я оказался в состоянии изучить порядок появления наследственных приспособительных актов и их сложность, а позднее — начало образования навыка. Мои усилия определить стимулы, которые называют такие приспособительные акты, были достаточно грубыми, поэтому мои попытки управлять поведением и вызывать ответы произвольно не были достаточно успешными. Пища и вода, секс и другие групповые отношения, свет и температурные условия оставались вне контроля в процессе исследования. Я нашел возможность до некоторой степени управлять этими реакциями, используя для этого гнездо и яйца или молодое животное в качестве стимула. Нет необходимости в этой статье развивать дальше обсуждение того, как выполнялось такое исследование и как работа такого рода может быть дополнена тщательно контролируемыми лабораторными экспериментами.

Если бы мне поручили исследовать туземцев какого-либо австралийского племени, я пошел бы в решении задачи тем же путем. Конечно, эта проблема была бы более трудной: типы ответов, вызываемых физическими стимулами, были бы более варьирующими, а число действующих стимулов — большим. Мне следовало бы более тщательно определить социальные условия их жизни. Эти дикари больше бы испытывали влияние от ответов друг друга, чем в случаях с животными. Более того, их навыки были бы более сложными и, по-видимому, яснее проявилось бы влияние прошлых навыков на настоящие ответы. Наконец, если бы мне поручили разработать психологию образованного европейца, для этого мне потребовалось бы наблюдать за ним на протяжении всей его жизни от рождения до смерти, При разрешении каждой из перечисленных задач я следовал бы одной и той же генеральной линии. В основном всюду моя цель — увеличить точные знания о приспособлениях и о стимулах, вызывающих их. Мое последнее соображение касается вопроса общих и частных методов, с помощью которых можно управлять поведением.

Моей целью является не «описание и объяснение состояний сознания» как таковых, не приобретение таких умений в умственной гимнастике, чтобы я мог непосредственно схватить состояние сознания и сказать: «Это состояние сознания как целое состоит из ощущения серого такого-то оттенка, такой-то протяженности, появившегося в связи с ощущением холодного некоторой интенсивности; другое — из давления некоторой интенсивности и протяженности» — и так до бесконечности. Если психолог последует плану, который я здесь предлагаю, то педагог, физик, юрист, бизнесмен смогут использовать наши данные в практических целях, как только мы будем способны экспериментально получить их. Те, у кого есть повод применить психологические принципы на практике, не будут иметь претензий, как это часто бывает в настоящее время. Спросите сегодня любого физика или юриста, занимает ли научная психология какое-либо место в его ежедневной практике, и вы услышите отрицательный ответ: лабораторная психология не вписывается в схему его деятельности. Я думаю, что эта картина исключительно справедлива. Одним из первых обстоятельств, обусловивших мою неудовлетворенность психологией, явилось ощущение того, что не находилось сферы для практического приложения принципов, разработанных в терминах психологии содержания.

Надежду на то, что бихевиористскую позицию можно отстоять, в меня вселяет тот факт, что области психологии, которые уже частично отошли от исходной — экспериментальная психология — и которые, следовательно, мало зависят от интроспекции, находятся сегодня в состоянии наибольшего расцвета. Экспериментальная психология рекламы, юридическая психология, тестология, психопатология достигли сейчас большего развития. Их иногда ошибочно называют «практической», или «прикладной», психологией. Никогда еще не было более неправильного употребления термина. В будущем могут возникнуть профессиональные бюро, которые действительно будут применять психологию. Сейчас эти области являются чисто научными, они направлены на поиски широких обобщений, которые приведут к управлению поведением человека. Например, мы экспериментально выясняем, что легче: заучивать ли серию строф сразу, в целом, или учить каждую строфу отдельно и затем переходить к следующей?

Мы не пытаемся практически использовать полученные данные. Практическое использование этого принципа является результатом инициативы части учителей. В лекарственной психологии мы можем показать, какое влияние на поведение оказывают некоторые дозы кофеина. Мы можем прийти к выводу, что кофеин оказывает хорошее воздействие на скорость и точность в работе. Но это толь- ко общие принципы. Мы представляем право заинтересованным лицам решать, будут ли они использовать наши результаты или нет. То же и в юридической практике. Мы изучаем влияние новизны на достоверность рассказа свидетеля. Мы проверяем точность рассказа по отношению к движущимся объектам, находящимся в покое, в отношении цветов и т. п. От юридической системы страны зависит решать, будут ли когда-либо использованы эти факты в юридической практике или нет. Для «чистого» психолога сказать, что он не интересуется возникающими в этих областях науки вопросами, потому что они относятся непосредственно к области применения психологии, значит обнаружить, во-первых, что он не способен в таких проблемах увидеть научный аспект, а во-вторых, что он не интересуется психологией, которая касается самой человеческой жизни.

Единственный ошибочный момент, обнаруживаемый мной в этих отраслях психологии, состоит в том, что большая часть материала в них излагается в терминах интроспекции, в то время как было бы гораздо точнее делать это в терминах объективных результатов. Нет необходимости прибегать к терминам сознания в любой из этих отраслей или пользоваться интроспективными данными в ходе эксперимента и при изложении его результатов. Особенно бросается в глаза бедность результатов в чисто объективном плане в экспериментальной педагогике. Работу в этой области с человеческим субъектом можно сравнить с работой над животными. Например, у Гопкинса Ульрих получил некоторые результаты относительно распределения попыток в процессе научения — в качестве испытуемых использовались крысы. Он занимался сравнением продуктивности в условиях, когда задание предъявлялось 1, 3 и 5 раз в день. Целесообразно ли обучать животное только одному заданию за 1 раз или сразу трем подряд? Мы испытываем потребность в подобных экспериментах и на человеке, а процессы его сознания, сопровождающие поведение в ходе эксперимента, заботят нас так же мало, как и у крыс.

В настоящее время я больше занят попыткой показать необходимость сохранения единообразия в экспериментальной процедуре и в изложении результатов в работах как на человеке, так и на животных, чем развитием каких-либо идей, касающихся тех изменений, которые, несомненно, должны иметь место, когда мы имеем дело с психологией человека. Давайте рассмотрим в данный момент вопрос о континууме стимулов, на которые отвечает животное. Я буду говорить, во-первых, о работе в области изучения зрения у животных. Мы помещаем наше животное в ситуацию, где оно будет отвечать (или учиться отвечать) на один из двух монохроматических лучей света. Мы подкармливаем животное при его реакции на один (положительный) и наказываем — на другой (отрицательный) ответ.

В короткое время животное научается идти на свет, реакция на который подкрепляется. В этом пункте возникает вопрос, который я мог бы сформулировать двумя способами: я могу выбрать психологический способ и сказать: «Видит ли животное два луча света, как это вижу я, т. е. как два различных цвета, или оно видит их как два серых, отличающихся между собой по светлоте, как видят полностью слепые к цветам?» Бихевиорист сформулирует вопрос следующим образом: «Реагирует ли животное на различия между двумя стимулами по интенсивности или на различия в длине волны?» Он никогда не думает об ответах животного в терминах собственных восприятий цветов и серого. Он хочет установить факт, является ли длина волны фактором, к которому приспосабливается животное [4]. Обстоит ли дело так, что длина волны оказывает на него воздействие и что различия в длине волны должны быть восприняты, чтобы служить основой для различающихся между собой ответов? Если длина волны не является фактором процесса приспособления, бихевиорист хочет знать, какое различие в интенсивности будет служить основанием для ответа, будет ли то же самое различие достаточным по отношению ко всему спектру. Более того, он желает изучить, может ли животное отвечать на длину волны, которая не оказывает воздействия на человеческий глаз. Он интересуется сравнением спектра крысы со спектром птенца столько же, сколько сравнением его со спектром человека. Точка зрения, когда проводят сравнение различных систем, является неизменной.

Как бы мы ни сформулировали вопрос для самих себя, дело обстоит так, что мы исследуем животных, несмотря на ассоциации, которые уже сформировались, и затем проводим некоторые контрольные эксперименты, которые дают нам возможность вернуться к ответу на только что поднятые вопросы. У нас также есть большое желание исследовать в этих же условиях человека и сформулировать результаты в одинаковых терминах для обоих случаев.

Человека и животное необходимо помещать по возможности в одинаковые экспериментальные условия. Вместо того чтобы подкреплять или наказывать испытуемого, мы попросили его отвечать путем установки второго прибора до тех пор, пока образец и контрольный стимул исключат возможность разных ответов.

Не навлекаю ли я здесь на себя обвинение в том, что использую метод интроспекции? С моей точки зрения, нет. Если я могу подкрепить правильный выбор моего испытуемого и наказать его за ошибочный выбор и таким образом вызвать реакцию субъекта, нет необходимости идти на такие крайности, даже для той позиции, которую я защищаю. Но нужно понять, что я использую этот второй метод только в качестве ограниченного приема исследования поведения [5]. Мы можем получать одинаково надежные результаты как более длительным методом, так и сокращенным и прямым. Во многих случаях прямой и типично человеческий метод не может быть использован с достаточной надежностью. Например, предположим, что я сомневаюсь в точности регулирования контрольного инструмента в вышеупомянутом эксперименте, как необходимо поступить, если подозревается дефект в зрении? Интроспективный ответ испытуемого не сможет мне помочь. Вероятно, он скажет: «В ощущениях нет различий, я имею 2 ощущения красного, они одинаковы по качеству».

Но предположим, я предъявляю ему образец и контрольный стимул и так построю эксперимент, что он получит наказание, если будет отвечать на контрольный стимул, а не на образец. Произвольно я меняю положение образца и контрольного стимула и заставляю испытуемого пытаться дифференцировать одно от другого. Если он сможет научиться и приспособиться только после большого числа проб, то очевидно, что 2 стимула действительно служат основой для дифференцированного ответа. Такой метод может показаться бессмысленным, но мы должны прибегнуть именно к такому методу там, где есть основание не доверять лингвистическому методу. Есть трудные проблемы в области человеческого зрения, аналогичных которым нет у животных: я упомяну о границах спектра, порогах, относительных и абсолютных, законе Таль-гота, законе Вебера, поле зрения, феноменах Пуркинье и т. п. Каждую из них можно разработать с помощью бихевиористских методов. Многие из них разрабатываются в настоящее время.

Мне думается, что вся работа в области ощущений может последовательно проводиться в том же направлении, которое я предложил здесь для зрения. Наши результаты в конце концов дадут отличную картину, в которой каждый орган чувств будет представлен функционально. Анатом и физиолог могут взять наши данные и показать, с одной стороны, структуру, которая является ответственной за эти ответы, а с другой стороны, физико-химические отношения, которые необходимо включены в те или иные реакции (физическая химия нерва и мускула).

Ситуация в отношении исследования памяти резко отличается от предыдущих. Почти все методы исследования памяти, фактически используемые сегодня в лабораториях, дают образец результатов, о которых я говорил. Испытуемому предъявляются серии бессмысленных слогов или другой материал. Анализируются скорость формирования навыка, ошибки, особенности в форме кривой, прочность навыков, отношение навыка к тем навыкам, которые формировались на более сложном материале, и т. п. Теперь такие результаты записывают вместе с интроспективными показаниями испытуемых. Эксперименты ставятся с целью понять психический механизм [6], требующийся для научения, вспоминания и забывания, а не с целью найти способы построения человеком своих ответов, когда он сталкивается с различными проблемами в сложных условиях, в которые он поставлен, а также не с целью показать сходство и различие методов, используемых человеком и животными.

Ситуация несколько меняется, когда мы подходим к изучению более сложных форм поведения, таких, как воображение, суждение, рассуждение и понимание. В настоящее время все наши знания о них существуют только в терминах содержания [7]. Наши мысли извращены пятидесятилетней традицией в изучении состояний сознания, так что мы можем смотреть на эти проблемы только под одним углом зрения. Необходимо признать: мы не способны продвинуть исследование этих форм поведения, пользуясь поведенческими методами, открытыми к настоящему времени. В частичное оправдание хотелось бы обратить внимание на вышеупомянутый раздел, где я отметил, что интроспективный метод сам достиг cul-de-sac, что касается его как метода. Темы стали настоль ко «избиты» оттого, что к ним обращались так много, что их можно будет изложить хорошо только через некоторое время. По мере того как методы станут более совершенными, мы получим возможность исследовать все более сложные формы поведения. Проблемы, которые сейчас отбрасываются, станут важными, и мы сумеем рассмотреть их так, как они выступают под новым углом зрения и в более конкретном виде. Будем ли мы включать в психологию мир чистой психики, используя термин Йеркса? Признаюсь, что я не знаю. Планы, которым я оказываю большее предпочтение в психологии, практически ведут к исключению сознания в том смысле, в каком этот термин используется психологами сегодня. Я фактически отрицаю, что эта реальность психики открыта для экспериментального исследования. В настоящий момент не хочу входить дальше в эту проблему, так как она неизбежно ведет в область метафизики. Если вы хотите дать бихевиористу право использовать сознание тем же самым образом, как его используют другие ученые-естествоиспытатели, т. е. не превращая сознание в специальный объект наблюдения, вы разрешили мне все, что требует мой тезиc.

В заключение я должен признаться в глубокой склонности, которую имею к этим вопросам. Почти 12 лет я посвятил экспериментам над животными. Вполне естественно, что моя теоретическая позиция выросла на основе этой работы, и она находится в полном соответствии с экспериментальными исследованиями. Возможно, я создал себе «соломенное чучело» и сражаюсь за него. Возможно, нет полного отсутствия гармонии между позицией, изложенной здесь, и позицией функциональной психологии. Я склонен думать, однако, что обе по- зиции не могут быть просто гармоничными. Конечно, моя позиция является достаточно слабой в настоящее время, и ее можно рассматривать с различных точек зрения. Однако, признавая все это, я полагаю, что мое мнение окажет широкое влияние на тип психологии, которой суждено развиваться в будущем. То, что необходимо сделать сейчас, — это начать разрабатывать психологию, делающую поведение, а не сознание объективным предметом нашего исследования. Несомненно, есть достаточное количество проблем по управлению поведением, чтобы мы занимались только ими и совсем не думали о сознании самом по себе. Вступив на этот путь, мы хотим в короткое время так же далеко отойти от интроспективной психологии, как далеко современная психология находится от той, которую преподают в университетах.

РЕЗЮМЕ

Психологии человека не удавалось выполнить требований, предъявляемых к ней как к естественной науке. Утверждение, что объект ее изучения — явления сознания, а интроспекция — единственный прямой метод для получения этих фактов, ошибочно. Она запуталась в спекулятивных вопросах, которые хотя и являются существенными, но не открываются экспериментальному подходу. В погоне за ответами на эти вопросы она уходит все дальше и дальше от проблем, которые затрагивают жизненно важные человеческие интересы.

Психология с бихевиористской точки зрения есть чисто объективная, экспериментальная область естественной науки, которая нуждается в интроспекции так же мало, как такие науки, как химия и физика. Все согласны, что поведение животных может быть исследовано без привлечения сознания. Господствовавшая до сих пор точка зрения сводилась к тому, что такие данные имеют цену постольку, поскольку они могут быть интерпретированы с помощью аналогий в терминах сознания. Позиция, принятая нами, состоит в том, что поведение человека и поведение животных следует рассматривать в той же самой плоскости и как в равной степени существенные для общего понимания поведения. Можно обходиться без сознания в психологическом смысле. Отдельные наблюдения за «состояниями сознания» являются, согласно этому предположению, задачей психолога не больше, чем физика. Мы могли бы рассмотреть этот возврат к нерефлексивному и наивному использованию сознания. В этом смысле о сознании можно сказать, что оно является инструментом или средством, с помощью которого работают все науки. Так или иначе средство, которое надлежащим образом используется учеными, в настоящее время является проблемой для философии, а не для психологии.

С предлагаемой здесь точки зрения факты в поведении амебы имеют ценность сами по себе без обращения к поведению человека. В биологии исследование видовых различий и унаследованных черт у амебы образует отдельный раздел, который должен излагаться в терминах законов, лежащих в основе жизнедеятельности данного вида. Выводы, достигаемые таким путем, не распространяются на какую-либо другую форму. Несмотря на кажущийся недостаток всеобщности, такие исследования должны быть выполнены, если эволюция как целое когда-либо будет регулируемой и управляемой. Подобным образом законы поведения амебы (область ее реакций и определение действующего стимула, образование навыка, устойчивость навыка, интерференция и закрепление навыков) должны быть определены и оцениваемы в себе и для себя, независимо от того, насколько они являются всеобщими и имеющими значение и для других форм, если явления поведения когда-либо войдут в сферу научного контроля.

Предлагаемый отказ от состояний сознания как самостоятельного объекта исследования уничтожает барьер, который существует между психологией и другими науками. Данные психологии становятся функциональными коррелятами структуры и сами сводятся к объяснению в физико-химических терминах.

Психология как наука о поведении хочет в конце концов пренебречь несколькими из действительно существующих проблем, с которыми имела дело психология как интроспективная наука. По всей вероятности, даже эти оставшиеся проблемы могут быть сформулированы таким образом, что усовершенствованные методы поведения (вместе с теми, которые еще только будут открыты) приведут к их решению.

[1] Или непосредственно на состояния сознания наблюдателя, или косвенно на состояния сознания экспериментатора. Назад в текст. [2] В этой связи я обращаю внимание на противоречие между сторонниками и противниками безобразного мышления. Типы реакций (сенсорная и моторная) также были предметом спора. Компликационный эксперимент был источником другой войны слов относительно точности интроспекции спорящих сторон. Назад в текст. [3] Мой коллега, проф. Н. С. Warren, который предложил эту статью для «Review», полагает, что параллелист может полностью избежать терминологии взаимодействия. Назад в текст. [4] Он имеет ту же самую установку, как если бы он проводил эксперимент, чтобы показать, будет ли муравей переползать через карандаш, положенный на его пути, или обойдет его. Назад в текст. [5] Я предпочитаю рассматривать этот метод, когда человеческий субъект использует речь, говоря, например, о равенстве двух стимулов, или когда он выражает словами, является ли данный стимул наличным или отсутствующим и т п. в качестве языкового метода в психологии. Он никаким образом не меняет статус эксперимента. Этот метод становится возможным только потому, что в частном случае экспериментатор и его испытуемый имеют систему сокращенных поведенческих знаков (язык), которые могут обозначать навык из репертуара испытуемого. Создавать из данных, полученных с помощью языкового метода, все поведение или пытаться превратить все данные, получаемые с помощью других методов, в термины, каждый из которых имеет более ограниченную сферу приложения, — значит делать «шиворот-навыворот». Назад в текст. [6] Часто их предпринимают, очевидно, с целью получить картину того, что должно происходить при этом в нервной системе. Назад в текст. [7] Необходимо задать вопрос: в чем сущность того, что в психологии называется образом? Еще несколько лет назад я думал, что центрально-возникающие зрительные ощущения так же ясны, как и возникающие периферически. Я никогда не представлял самому себе чего-либо другого. Более тщательная проверка заставила меня отказаться от представления об образе в смысле Гальтона. Вся доктрина центрально-возникающих образов в настоящее время является очень ненадежно обоснованной. Энджел так же, как и Ферналд, пришел к заключению, что объективные определения типов образа невозможны. Интересным подтверждением их экспериментальной работы будет то, если мы постепенно найдем ошибку в построении этих огромных структур ощущений (или образов), возникающих центрально. Гипотеза о том, что все так называемые высшие процессы продолжаются в виде ослабленного состояния исходных мускуль-ных актов (включая сюда и речевые процессы), которые интегрируются в систему, работающую на основе ассоциативного принципа, я уверен, прочная гипотеза. Рефлексивный процесс такой же механический, как навык. Схема навыка, которую давно описал Джемс, когда каждый афферентный поток освобождает следующий соответствующий моторный заряд, так же верна для процессов мышления, как и для мускульных актов. Малочисленность «образов» является правилом. Иными словами, все мыслительные процессы включают слабые сокращения в мускульной системе и особенно в самой тонкой системе мускулатуры, которая производит речь. Если это верно, а я не вижу, как это можно отрицать, образ становится психической роскошью (даже если он действительно существует), без своего какого-либо функционального значения. Если экспериментальная процедура подтвердит эту гипотезу, мы получим осязаемое явление, которое может быть изучено как поведенческий материал. День, когда мы сможем изучить эти рефлексивные процессы с помощью такого метода, относительно так же далек, как день, когда мы сможем говорить с помощью физико-химических методов о различии в структуре и расположении молекул между живой протоплазмой и неорганической субстанцией. Решение обеих проблем ждет для себя появления адекватных методов и аппаратуры.

После того как была написана эта статья, я услышал об обращении, с которым выступили профессора Торндайк и Энджел на сессии Американской психологической ассоциации в Кливленде. При благоприятных обстоятельствах я надеюсь ответить на один вопрос, поднятый Торндайком.

Торндайк бросил подозрение в адрес идеомоторного акта. Если он имеет в виду только идеомоторный акт и не включает сенсомоторный акт в свое общее обвинение, я охотно соглашусь с ним. Я выброшу образ совсем и попытаюсь показать, что практически все мышление происходит в виде сенсомоторных процессов гортани (но не в виде безобразного мышления), которые редко становятся сознаваемыми всеми, кто не ищет ощупью образность в лабораториях. Это просто объясняет, почему многие из хорошо образованных людей ничего не знают об образе. Я сомневаюсь, задумывался ли Торндайк об этом вопросе таким образом. Он и Вудвортс, по-видимому, отрицают речевые механизмы. Показано, что выработка навыка происходит бессознательно. Во-первых, мы знаем о том, что он есть, когда он уже сформировался, — когда он становится объектом. Я уверен, что «сознание» точно так же мало может сделать по усовершенствованию процессов мышления. С моей точки зрения, мыслительные процессы в действительности являются моторными навыками гортани. Улучшения, изменения и т. п. в этих навыках все происходят тем же самым путем, как и изменения, которые происходят в других моторных навыках. Этот взгляд приводит к выводу о том, что нет рефлексивных процессов (центрально-возникающих процессов): человек всегда исследует объекты, в одном случае объекты в общепринятом смысле, в другом — их заместители, а именно движения в речевой мускулатуре. Из этого следует, что нет теоретических границ для бихевиористского метода. К сожалению, все еще остаются практические трудности, которые, тем не менее, могут быть преодолены с помощью исследования речевых движений таким же образом, каким может быть исследовано все телесное поведение.

Джон Брадус Уотсон «Психология с точки зрения бихевиориста», 1913 год.

Если вы заметили ошибку или опечатку в тексте, выделите ее курсором и нажмите Ctrl + Enter

Не понравилась статья? Напиши нам, почему, и мы постараемся сделать наши материалы лучше!

Бихевиоризм. Джон Бродес Уотсон и его поведенческая психология

    Поведенческая психология, в основании которой лежит бихевиоризм, является одним из самых значительных направлений практической психологии.

    Джон Бродес Уотсон (1878–1958) – американский психолог, основатель одной из самых распространённых психологических теорий двадцатого века – бихевиоризма.
    В 1903 году окончил Чикагский университет. В 1908 возглавил лабораторию, а затем кафедру по психологии университета в Балтиморе. 24 февраля 1913 года Джон Уотсон прочитал в Нью-Йорке знаменитую лекцию (манифест) – «Психология с точки зрения бихевиориста», этот день считается рождением нового направления, а в 1915 был избран президентом Американской психологической ассоциации.
    В 1920 году, в возрасте 42 лет, его активная карьера в качестве учёного завершилась. В местной газете была опубликована, перехваченная его первой женой, часть любовной переписки Уотсона с аспиранткой Розалией Рейнер. В результате этого скандала он был «изгнан» из научных сообществ, уволен из университета и потерял возможность публиковать свои работы в научных журналах Америки.
    Джон Уотсон переезжает в Нью-Йорк для работы в рекламной индустрии. Выступает по радио, публикует работы по поведенческой психологии в журналах для женщин, используя все имеющиеся возможности для продвижения своих идей.

    В 1935 умирает его жена Розалия Рейнер, что явилось для него тяжёлым ударом судьбы. Спустя некоторое время Уотсон оставляет рекламную компанию, меняет дом на небольшую ферму и уезжает из города. Лишь в 1957, за год до смерти учёного, Американская психологическая ассоциация внесла его имя в список своих почётных членов. Джону Уотсону было тогда 79 лет.

Поведенческая психология.

    В конце XIX века русским физиологом Иваном Петровичем Павловым были опубликованы работы по исследованию системы пищеварения животных, на основании которых впоследствии вошло в обиход понятие условного рефлекса. В смежной дисциплине был заложен фундамент для научного подхода к психологии как к науке. Сам Уотсон так охарактеризовал суть предложенной им поведенческой психологии: «Психология с точки зрения бихевиоризма – это сугубо объективная ветвь естественной науки. Её теоретическая цель – предсказание поведения и контроль над ним» (1).
    «Отправной идеей для бихевиоризма является тот факт, что организм как человека, так и животного приспосабливается к своему окружению посредством врождённого и приобретённого набора актов». Именно этим объясняется подход бихевиористов к вопросу экспериментального исследования: «Мы не признаём демаркационной линии между человеком и животным» (1).
    Бихевиоризм отрицает понятие сознания (систему ценностей, убеждений и внутренних установок) как объекта в исследовании: «Данные в терминах сознания зависят от их субъективной интерпретации» (1).
    При этом Уотсон не придавал большого значения и врождённым инстинктам: «Их доля относительно приобретённых в результате научения поведенческих актов очень мала» (2).
    Основная формула бихевиоризма гласит: «Стимул – Реакция».
    Поведение, с точки зрения бихевиоризма, зависит прежде всего от внешних стимулов и окружающей среды, а не от внутренних психических процессов. Главная задача состоит в том, чтобы подобрать такие стимулы, в результате действия которых можно было бы получить нужную реакцию (1).

    Образование социальных установок.
Публичная порка мужчины, осужденного за изнасилование в городе Себзевар, Иран.
Фото: AP. Источник: страница журнала Esquire Россия.

    Образование нового навыка.
    Уотсоном была выработана устойчивая реакция страха у 11-месячного ребёнка на вид белых мышей, которой раньше не было (во время игры с мышкой били молотком по металлическому листу, громкий удар пугал малыша).
    Со временем один вид мышки стал вызывать у ребёнка чувство страха. Действие целенаправленного стимула вызывало ожидаемую реакцию. Подобные эксперименты и результаты от них хорошо известны и широко используются людьми, живущими вместе или работающими с домашними питомцами.
    Изменение негативного навыка.
    Можно создать устойчивое чувство страха к чему-либо, а можно освободить от этого чувства. Эксперименты Мэри Джонс, коллеги Джона Уотсона, по устранению чувства страха перед белым кроликом проводились с ребёнком в возрасте два года десять месяцев (Питером), малыш очень боялся белого кролика.
    Постепенно, с помощью пошагового преодоления, Питер стал не только касаться белого кролика, но и играть с ним. Впоследствии этот опыт был проработан более детально и получил название метода систематической десенсибилизации.

    Поведенческая психология в повседневной жизни.
    Принципы поведенческой психологии наиболее эффективно работают для так называемого среднестатистического человека. Они известны и широко используются в психологии рекламы, юридической, политической и производственной психологии, тестологии и педагогике. Позволяют получить прогнозируемые результаты с высокой степенью вероятности. Представителями необихевиоризма были предложены в основную формулу концепции промежуточные звенья, делающие её более гибкой, адаптивной.

    Проработка страхов. Аэропорт Шереметьево, центр когнитивно-поведенческой терапии. Помощь пассажирам, страдающим аэрофобией. 2013.
Фото: Трансаэро. Источник: страница журнала GEO в России.

    Заслуга бихевиоризма состоит в том, что была сделана попытка перевести психологию из области субъективных интерпретаций и фантазий на уровень объективных научных знаний. «Я верю, что мы можем «написать» психологию, определив ее как «науку о поведении»… Это можно сделать в терминах стимула и реакции, в терминах образования навыка, интеграции навыков и т. п. Более того, я верю, что действительно стоит сделать эту попытку теперь»,– писал Джон Бродес Уотсон (1).

    Критика бихевиоризма.
    Большинство экспериментов бихевиористы проводили на животных. Установленные закономерности простых форм проецировали на поведение человека. Как указывали критики бихевиоризма, нельзя проводить параллель между животными и человеком без учёта внутреннего мира, внутренних переживаний последнего.
    Представители бихевиоризма признавали, что пока уровень научных знаний не позволяет объяснять сложные формы поведения, связанные с процессами мышления и формирующими внутренний мир. Именно поэтому они не принимали к рассмотрению существующие психологические термины в понятиях сознания.
    И это, пожалуй, является самым слабым звеном в теории бихевиоризма. Иногда для решения проблем отдельной конкретной личности одних лишь поведенческих методов (без учёта сложившихся ранее внутренних установок) может оказаться недостаточно. Возможно, придёт время, когда психология как наука будет полностью соответствовать только строгим принципам научной методологии, если потребность в этом возобладает.

    Литература:
    1. Джон Бродес Уотсон. Психология с точки зрения бихевиориста.
    2. Л. Я. Аверьянов. Хрестоматия по психологии. Джон Бродес Уотсон.
    3. Д. Б. Уотсон. Век психологии: имена и судьбы. Библиотека FictionBook.
    4. А. Н. Ждан. История психологии. Период открытого кризиса (10-е — 30-е гг.). Под ред. П. Я. Гальперина, 2-е изд. М. Изд-во Московского университета, 1992. Джон Бродес Уотсон. Бихевиоризм.

Джон Бродус Уотсон

Родился Джон Бродус Ватсон в 1878 году, когда в психологии господствовал структурализм. Структурализм был создан последователем Вильгельма. Вундт и его методы, Эдвард Титченер. Структурализм должен был быть создан по подобию вундтовской психологии, но был весьма разные.Основная цель Титченера состояла в том, чтобы сосредоточиться на ментальных элементах (подобно Вундту) и на том, как они связаны друг с другом через процесс ассоциации. Джон Ватсон не интересовался структурализмом, потому что был слишком молод, чтобы понимать какую-либо школу. психологии в то время. Когда Уотсон стал старше, его первая остановка была в Фурмане. Университет, где он начинал выполнять желание своей матери, чтобы он стал священником.Мать Ватсона умерла в течение года он получал степень магистра, и это освободило его от клятвы стать священником. Пока в Фурмане Дж. Б. Уотсон намеревался продолжить свое образование в духовной семинарии, но после смерти матери он выбрал Чикагский университет. потому что именно в Чикагском университете он собирался продолжить свою философскую карьеру под руководством великого Джона Дьюи (известного философа время).К сожалению, он не понимал лекций Дьюи, поэтому Уотсон обнаружил интерес к психологии через эту работу. Джеймса Энджелла (функционального психолога), он также изучал биологию и физиологию с Жаком Лёбом, который представил ему к понятию механизма. Уотсон продолжал преподавать в нескольких университетах, включая Чикагский университет, и продолжил карьеру. в рекламе. Бихевиоризм Джона Ватсона Бихевиоризм Уотсона сосредоточен в первую очередь на реакции людей к различным ситуациям и средам, а не к психическому состоянию этого человека.Бихевиоризм Уотсона был механистическим основываясь на теории о том, что мы не более чем обусловленность и рефлексы. Эта теория сильно отличалась от теории Б.Ф. Скиннер обнаружил, проверяя теории Ватсона в лаборатории. Скиннер утверждал, что «Люди реагируют на свое окружение, но они также действуют на окружающую среду. чтобы вызвать определенные последствия ». Ватсон считал, что психология должна быть полностью объективной только свидетельством того, что важны мышечные движения тела и выделения желез. Маленький кабинет Альберта Уотсон экспериментировал с кондиционированием в его знаменательном эксперименте с маленьким мальчиком по имени Альберт.Хотя история Маленького Альберта была искажена из-за многие годы все еще остается концепция, что эмоциональные реакции могут быть обусловлены. Процесс сопровождался резким шумом всякий раз, когда была представлена ​​белая крыса, так что маленький Альберт развил неприязнь или страх к белой крысе из-за шума. Watson’s Результаты показали, что Альберт боялся не только крысы, но и во время испытаний, когда Альберт подвергался воздействию других предметов и развивал также страх за предметы.Был сделан вывод, что страх Альберта переместился на другие предметы, и он никогда не терял чувствительность.

«Дайте мне дюжину здоровых младенцев, хорошо сложенных, и мой собственный мир, чтобы вырастить их, и я гарантирую, что возьмите любого наугад и обучите его, чтобы он стал специалистом любого типа, которого я выберу — врачом, юристом, торговцем и да, даже нищий и вор, независимо от его талантов, склонностей, наклонностей, способностей, призвания и расы его предков.» (1930) «Психология, с точки зрения бихевиористов, является чисто объективным экспериментальным разделом естествознания. цель — предсказание и контроль поведения. Самоанализ не составляет существенной части его методов, равно как и научные ценность его данных зависит от готовности, с которой они поддаются интерпретации в терминах сознания.Бихевиорист, пытаясь получить единую схему реакции животных, не видит различия между человеком и животным. Поведение человека со всей его утонченностью и сложностью составляет лишь часть общей схемы исследования бихевиориста «.

Watson открывает бихевиористскую школу психологии

Watson открывает бихевиористскую школу психологии
1913

Будучи докторантом и профессором психологии, Джон Ватсон изучал поведение животных.Его особенно интересовали реакции на стимулы и реакции на различные ситуации, например, прохождение крыс через лабиринт. Он взял понятие условных рефлексов, разработанное Иваном Павловым, и применил его к изучению поведения.

Уотсон впервые представил свои идеи на психологических встречах между 1908 и 1912 годами, а к 1912 году уже использовал термин «бихевиорист». В следующем году он опубликовал статью «Психология с точки зрения бихевиористов», в которой представил эту новую отрасль психологии.Его часто называют «манифестом бихевиориста».

«Психология, как ее рассматривают бихевиористы, — писал Уотсон, — это чисто объективная экспериментальная отрасль естествознания. Ее теоретическая цель — предсказание и контроль поведения. его данные зависят от готовности, с которой они поддаются интерпретации в терминах сознания ».

Эти идеи, возможно, не были поразительно оригинальными, но они были изложены с поразительным чутьем.В то время, когда наука и что-либо научное, казалось, автоматически получали одобрение, замена Ватсоном нематериальных активов, таких как сознание и психические состояния, объективностью и достоверными данными многих увлекла. В 1915 году он был избран президентом Американской психологической ассоциации.

В 1916 году он начал наблюдать за новорожденными людьми; до этого он проводил сравнения между животными и людьми, но не экспериментировал с ними. Первая мировая война прервала его работу, но к 1918 году он вернулся к ней. Его самый известный эксперимент был проведен зимой 1919 и 1920 годов с младенцем, известным как Альберт Б.Уотсон и его помощник дали Альберту белую лабораторную крысу; он не испугался и попытался прикоснуться к крысе. Однако он испугался, когда прямо за его головой ударили молотком по металлу, и он заплакал. Несколько месяцев спустя, когда Альберту было 11 месяцев, ему снова дали крысу, но на этот раз, как только он прикоснулся к ней, за его головой раздался металлический лязг. Это заставило его плакать. Это повторялось несколько раз в течение нескольких недель. Вскоре от одного вида крысы Альберт заплакал и попытался уползти. На самом деле любой пушистый предмет — мягкая игрушка, шуба, даже маска Деда Мороза — заставлял Альберта плакать и бояться.Эксперимент успешно продемонстрировал бихевиористскую идею ассоциации у животных более высокого порядка. Такой эксперимент не был бы разрешен текущими этическими стандартами, тем более, что исследователи никогда не «выводили из условий» Альберта.

Бихевиоризм получил широкое распространение среди психологов и широкой публики, став доминирующей точкой зрения с 1920-х по 1960-е годы. Это было особенно сильное опровержение взглядов, продвигаемых движением евгеники, которое утверждало, что наследственность является основной силой, определяющей потенциал и поведение человека.Бихевиоризм, обещающий возможность изменений и даже улучшений, хорошо согласуется с американской мечтой. Он был эгалитарным — его принципы работали для всех.

Собственная довольно крайняя версия бихевиоризма Уотсона была усовершенствована с годами. В 1950-х и 1960-х годах Б.Ф. Скиннер преследовал бихевиоризм с целью улучшения условий жизни человека, например, а другие с тех пор применяли бихевиоризм как инструмент во множестве психологических подходов.

Джеймс Уотсон — Биография — Нобелевская премия.org

Джеймс Дьюи Уотсон родился в Чикаго, штат Иллинойс, 6 апреля 1928 года и был единственным сыном Джеймса Д. Уотсона, бизнесмена, и Джин Митчелл. Предки его отца изначально были англичанами и жили на Среднем Западе в течение нескольких поколений. Отец его матери был шотландским портным, женатым на дочери ирландских иммигрантов, прибывших в Соединенные Штаты около 1840 года. Все детство молодого Уотсона прошло в Чикаго, где он восемь лет учился в гимназии Горация Манна и два года в средней школе Саут-Шор. Школа.Затем он получил стипендию для обучения в Чикагском университете и летом 1943 года поступил в их экспериментальный четырехлетний колледж.

В 1947 году он получил степень бакалавра наук. степень в области зоологии. За эти годы его детский интерес к наблюдению за птицами перерос в серьезное желание изучать генетику. Это стало возможным, когда он получил стипендию для обучения в аспирантуре по зоологии в Университете Индианы в Блумингтоне, где он получил докторскую степень. степень в области зоологии в 1950 году.В Индиане на него глубоко повлияли как генетики Х. Дж. Мюллер и Т. М. Соннеборн, так и С. Э. Лурия, микробиолог итальянского происхождения, работавший тогда в отделении бактериологии Индианы. Доктор философии Уотсона. Диссертация, выполненная под умелым руководством Луриа, была исследованием влияния жесткого рентгеновского излучения на размножение бактериофагов.

С сентября 1950 по сентябрь 1951 года он провел свой первый постдокторский год в Копенгагене в качестве научного сотрудника Merck Национального исследовательского совета.Часть года была проведена с биохимиком Германом Калькаром, оставшаяся часть — с микробиологом Оле Маалё. Он снова работал с бактериальными вирусами, пытаясь изучить судьбу ДНК заражающих вирусных частиц. Весной 1951 года он отправился с Калькаром на зоологическую станцию ​​в Неаполе. Там, на симпозиуме в конце мая, он встретил Мориса Уилкинса и впервые увидел картину дифракции рентгеновских лучей кристаллической ДНК. Это сильно побудило его изменить направление своих исследований в сторону структурной химии нуклеиновых кислот и белков.К счастью, это оказалось возможным, когда Лурия в начале августа 1951 года договорился с Джоном Кендрю о его работе в Кавендишской лаборатории, где он начал работу в начале октября 1951 года.

Вскоре он встретил Крика и обнаружил их общий интерес к разгадке структуры ДНК. Они считали, что можно правильно угадать его структуру, учитывая как экспериментальные данные в Королевском колледже, так и тщательное изучение возможных стереохимических конфигураций полинуклеотидных цепей.Их первая серьезная попытка поздней осенью 1951 года оказалась неудовлетворительной. Их вторая попытка, основанная на большем количестве экспериментальных данных и лучшем понимании литературы по нуклеиновым кислотам, привела в начале марта 1953 года к предложению дополнительной двойной спиральной конфигурации.

В то же время он экспериментально исследовал структуру TMV, используя методы дифракции рентгеновских лучей. Его целью было проверить, расположены ли его химические субъединицы, ранее обнаруженные в элегантных экспериментах Шрамма, по спирали.Эта цель была достигнута в конце июня 1952 года, когда использование недавно сконструированных Рентгеновских трубок с вращающимся анодом Кавендиша позволило однозначно продемонстрировать спиралевидную структуру вируса.

С 1953 по 1955 год Уотсон работал в Калифорнийском технологическом институте в качестве старшего научного сотрудника по биологии. Там он сотрудничал с Александром Ричем в рентгеноструктурных исследованиях РНК. В 1955–1956 годах он вернулся в Кавендиш, снова работая с Криком. Во время этого визита они опубликовали несколько статей об общих принципах конструирования вирусов.

С осени 1956 года он был сотрудником биологического факультета Гарварда, сначала как доцент, затем в 1958 году как доцент, а с 1961 года как профессор. РНК в синтезе белка. Среди его сотрудников в этот период были швейцарский биохимик Альфред Тиссьер и французский биохимик Франсуа Гро. Было накоплено много экспериментальных данных, подтверждающих концепцию информационной РНК.Его нынешним главным сотрудником является физик-теоретик Уолтер Гилберт, который, как выразился Уотсон, «недавно ощутил волнение экспериментальной молекулярной биологии».

Почести, которые должны быть удостоены Watson, включают: премию Джона Коллинза Уоррена Массачусетской больницы общего профиля с Криком в 1959 году; премия Эли Лилли в области биохимии в том же году; премия Ласкера с Криком и Уилкинсом в 1960 году; премию исследовательской корпорации с Криком в 1962 году; членство в Американской академии искусств и наук и Национальной академии наук, а также иностранное членство в Датской академии искусств и наук.Он также является консультантом Президентского научно-консультативного комитета.

Ватсон не женат. Его развлечения — наблюдение за птицами и прогулки.

Из Нобелевских лекций по физиологии и медицине 1942-1962 годов , Elsevier Publishing Company, Амстердам, 1964

Эта автобиография / биография была написана на момент награждения и первый опубликована в книжной серии Les Prix Nobel . Позже он был отредактирован и переиздан в Нобелевских лекциях .Чтобы цитировать этот документ, всегда указывайте источник, как показано выше.

Для получения более подробной биографической информации см .:
Watson, J.D., The Double Helix. Атенеум, Нью-Йорк, 1968.

© Нобелевский фонд, 1962 г.

Чтобы процитировать этот раздел
MLA style: James Watson — Biography. NobelPrize.org. Nobel Media AB 2020. ср. 4 ноября 2020 г.

Вернуться наверх Вернуться к началу Возвращает пользователей к началу страницы

Джон Бродус Ватсон Кимдир? »Felsefe

Watson 1878 yılında Güney Carolina’da, Greenville kasabası yakınlarında doğdu.

Annesi dindar bir insandı, babası ise fazla içen, suça eğilimli bir insandı. Watson 13 yaşındayken babası bir kadınla kaçtı. Yıllar sonra Watson ünlü ve zengin olduğunda, babası New York’a onu görmeye geldi. Watson görüşmeyi kabul etmedi (Schultz, 2002). Ancak birçok yönden ona benzediğini de söyleyebiliriz.

Watson başarılı bir öğrenci sayılmazdı. Ayrıca birçok kavgaya karışmıştı ve iki kez de ateşli silah kullanmaktan tutuklanmıştı. 16 yaşında Furman Üniversitesi’ne bir rahip olmak için girdi.Ancak Watson inatçılıı yüzünden son sene bir dersinden kaldı ve okulu bir sene uzadı.

WATSON’IN PSİKOLOJİ BİLİMİNE İLİŞKİN GÖRÜŞLERİ

Davranışçılığın kurucusu olan Watson Şikago Üniversitesinde Psikoloji alanıranda ilkoloji alanıranda ilk. Bir süre bu üniversitede çalıştıktan sonra Johns Hopkins Üniversitesi’ne profesör olarak (1908) atanmıştır. Ticari reklamcılık işine girinceye kadar bu üniversitede çalışmalarını sürdürmüştür.

Watson’a göre psikologlar, temel olarak davranışla ve davranışın yaşantı yoluyla nasıl değiştirileceği ile ilgilenmelidirler.Bilincin çalışması ise, filozoflara bırakılmalıdır. Watson, psikolojinin, davranışçılar için tamamen objektif, deneysel doğa bilimlerinin bir dalı olduğunu savunmuştur.

Davranışçıların babası olun Watson, Amerikan Psikolojisinin en etkili çevreci psikologlarından birisidir. Onlara göre bebek, çevre tarafından istenilen şeklin verilebildiği bir hamurdur.

Watson, potansiyel tepki kaynağı olarak kalıtımın varlığını kabul etmekle birlikte, davranışın kalıtsal olmadığını ileri sürmüştür.İnsanın çocukluğundan itibarın çevresindeki belli uyarıcılarla belli tepkilerin birleşmesi sonucu koşullanma yoluyla, uyarıcı-tepki bağlarının birbiri üstüne davınışıı bir başka deyişle, bir bebek koşullanma yoluyla trapezci, müzisyen, suçlu vb. bir yetişkin haline getirilebilir ».

WATSON’IN ÖGRENMEYE İLİŞKİN GÖRÜŞLERİ

Watson, Pavlov’un koşullu Reflexle ilgili görüşlerini kendine uygun bir model olarak almıştır.Klasik koşullamayı, insanın Reflexif olmayan karmaşık davranışlarının öğretilmesinde de kullanılabilecek temel bir yapı olarak görmüştür. Watson, eğer bir köpek koşullanabiliyorsa bir bebeğin de koşullanabileceğini, ileri sürmüş ве bu öneriyi, arkadaşı Rayner ile Albert isimli on bir aylık bir bebeğe koşullama yoluıyla korkazu. Бу deneyde Альберт beyaz тариф ile ilgilenirken başının arkasında çekiç ве örs ile çok yüksek bir ses meydana getirilmiştir. Bebek korkmuş ве ağlamaya başlamıştır.Birkaç gün, bebek fareyi gördüğünde yüksek sesle korkutulmuştur. Bebeğin fare ile yüksek ses arasında ilişki kurması sağlanmış; çocuğun yüksek sese duyduğu korku, fareye de geçmiştir. Sonuç olarak, çocuk, yüksek ses olmadan da fareyi gördüğünde korkmaya başlamıştır. Даха сонра бебек, uyarıcı genellemesi nedeniyle beyaz fareye benzeyen ее şeyden korkar hale gelmiştir. Örnein, annesinin giysisindeki kürk yakadan, dedesinin sakalından, beyaz tavşandan, pamuk vb. korkmuştur. Ancak bebeğin annesi onu hemen hastaneden aldıından, Watson ve Rayner’in bebeğin korkusunu yok etmek için çalışmalarını sürdürmeleri mümkün olamamıştır.

Bundan sonra Watson, korkuyu geliştirip yok etmek yerine, halihazırda korkulan olan çocuklardan bu duyguyu yok etmeye çalışmıştır. Уотсон ве Джонс, тариф, tavşan, kürk giysi, kurbağa ve balıklardan çok korkan, Peter adında bir çocuk bulmuşlar ve korkusunu yok etmeye çalışmışlardır. Öncelikle bebeğe korktuğu şeylerle korkmadan oynayan çocukları gözletmişlerdir. Bu durum bir gelişme meydana getirmiştir. Ancak bebek hastaneden dönerken hemşiresiyle bir köpeğin saldırısına uğramışlar ve bebek korkuları bakımından eski haline dönmüştür.

Daha sonra Watson ve Jones, Peter’i bu yolla koşullamamaya karar vermişlerdir. Питер бир гюн йемек йеркен кафес ичинде бир тавшаны, бебеши рахатиз этмеечек şekilde odanın бир кешесинде бебегин гёребилецеши бир ноктайя йерлештирмишлердир. Bu nokta işaretlenip her gün tavşan biraz daha bebeğe yaklaştırılmıştır. En sonunda bir gün bebeğin bir taraftan yemek yerken, bir taraftan da yanında oturan tavşanı okşadığı gözlenmiştir. Zamanla bu sonuçlar genelleştirilerek bebeğin diğer korkulan da yok edilmiştir.Bu çalışma, davranış terapilerinin ilk örneğidir. Уотсон ве Джонс tarafından kullanılan bu yöntem, daha sonra geliştirilen sistematik duyarsızlaştırmaya çok benzemektedir.

EN SON VE EN SIK İLKESİ

Watson öğrenmede pekiştirme ya da ödüllendirmeden söz etmemiştir. Watson’a göre bir uyarıcıya verilecek tepki, o uyancıya karşı en son yapılmış ve en sık tekrarlanmış tepkidir. Бу ilkeye «ен сон ве ен сык тепки ilkesi» adı verilmektedir. Örnein, okulda matematik problemi çözmekten zevk almayan bir öğrenci, karşılaştığı benzer bir başka matematik problemi de çözmekten hoşlanmamaktadır.

WATSON’IN ÖGRENMEYE İLİŞKİN GÖRÜŞLERİNİN EĞİTİM AÇISINDAN DOĞURGULARI

Watson, Pavlov’un kuramını Amerika Birleşikmiirltidürkeler, et al. Örnein koşullanmanın pekiştirmeye bağlı olmadığına inanmaktadır. Watson’a göre öğrenme koşullu ve koşulsuz uyarıcıların birbirlerine çok yakın zamanlarda verildiğinde meydana gelmektedir. Кошуллама, koşulsuz uyarıcı önce, koşullu uyarıcı sonra verildiği zaman meydana gelmemekte, ancak, koşullu uyarıcı önce, koşulsuz uyarıcı hemen sonra verildiakinde oluşrş.Sonuç olarak Watson öğrenmede, sadece bitişiklik ve sıklık ilkelerini kabul etmekte, pekiştirmenin gereğine inanmamaktadır.

Watson’ın eğitime getirdiği katkı ise, eğitimin nesnel bir bilim dalı olarak gelişiminde uyarıcı olmuştur. Katı bir çevreci olmakla birlikte, gerekli çevre düzenlemelerinin yapılması, uygun uyarıcıların verilmesiyle çocuklara istenilen niteliklerin kazandırılabileceği görümelşünırınün de. Öğrenmede, istenilen davranışların kazanılmasında tekrarın önemini benimseyerek, öğrenmeyi sağlama görevini üstlenenlere bir ipucu oluşturmuştur.

.