Реферат — Психология чувств — Рефераты на referat.store

5

ВВЕДЕНИЕ

Когда человек воспринимает предметы и явления окружающего мира, он всегда как-то относится к ним, причем это не холодное, рассудочное отношение, а своеобразное переживание. Одни события вызывают у него радость, другие – негодование, одни вещи ему нравятся, другие вызывают у него неудовольствие, одних людей он любит, к другим равнодушен, третьих ненавидит; что-то его сердит, кое-чего он боится; некоторыми своими поступками он гордится, других стыдится. Удовольствие, радость, горе, страх, гнев, любовь- все это формы переживания человеком своего отношения к различным объектам; они называются чувствами или эмоциями.

Чувствами или эмоциями называют переживания человеком своего отношения к тому, что он познает или делает, к другим людям и самому себе.

Человек унаследовал механизм эмоций то своих животных предков. Поэтому часть эмоций человека совпадает с эмоциями животных: ярость, голод, жажда, страх. Но это простейшие эмоции, связанные с удовлетворением органических потребностей. С развитием разума и высших человеческих потребностей на базе аппарата эмоций сформировались более сложные человеческие чувства.

Таким образом, мы отличаем эмоцию от чувства. Эмоции в ходе эволюции возникла раньше чувства, она присуща не только человеку, но и животному, и выражает отношение к удовлетворению физиологических потребностей. Чувства развились на базе эмоций при взаимодействии с разумом, в ходе формирования общественных отношений и присущи лишь человеку.

Чувство- это более сложное, постоянное, устоявшееся отношение человека, черта личности. Чувства выражаются в эмоциях, но в определенный момент они могут не выражаться в каком-либо конкретном переживании. Чувства в отличие от эмоций свойственны только человеку.

Чувство- это отражение в сознании человека его отношений к действительности.

1. ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ ЧУВСТВ

В каждом чувстве выделяют три составные части:

— внутреннее переживание

— поведенческую реакцию

— физиологические изменения внутренних органов

Третий компонент чувств — изменения внутренних органов и биохимические сдвиги, сопровождающие то или иное чувство. Эти изменения можно зарегистрировать специальными приборами.

Чувство — установленное эмоциональное состояние. Оно тесно связано с физиологией эмоций. Сильные эмоции связаны с целым рядом физиологических изменений — изменяется ритм дыхания, деятельность сердечно-сосудистой системы, меняется работа слюнных (пересыхает во рту), слезных и потовых желез. Причем все это- не случайный набор разрозненных признаков, а увязанные между собой реакции организма. Физиологически это значит, что возникший в коре больших полушарий головного мозга процесс возбуждения (при восприятии человеком какого-либо объекта) при определенных условиях распространяется и на подкорку, где находятся центры, управляющие деятельностью внутренних органов, что обуславливает соответствующие изменения в организме.

Включение подкорки и ретикулярной формации в эмоциональный процесс может создавать большой резерв нервной энергии, которую человек использует в своих действиях и поведении.

Удовольствие и неудовольствие — основные состояния человека, на базе которых формируются все бесчисленные оттенки чувств.

Положительное эмоциональное состояние повышает работоспособность, снижает утомляемость человека. Даже утомленный человек в ходе сильных положительных эмоциональных переживаний приобретает способность достаточно энергично и продуктивно действовать. Положительные чувства всегда связаны со значительным подъемом жизненного тонуса всего организма в целом. Отрицательные эмоциональные переживания связаны с такими изменениями в организме, которые снижают психическую активность человека, ведут к значительному ухудшению его деятельности, к падению трудоспособности. Поэтому информация понимается лучше, запоминается прочнее и надолго в состоянии положительных чувств.

Ученые открыли существование в разных подкорковых отделах мозга своеобразных эмоциональных центров, которые условно были названы «центрами страдания» и «центрами наслаждения». Анатомическая близость этих центров, а также переход возбуждения с одного центра на другой приводят иногда к взаимопроникновению страдания и наслаждения — особенность психики, которая с давних пор находила отражение в художественной литературе.

Что касается физиологических механизмов чувств, то в основе их лежат стойкие системы связей в коре, в образовании которых решающую роль играет у человека вторая сигнальная система. Вторая сигнальная система очень влияет и на протекание эмоций, она может сдерживать их проявление, что открывает возможность человеку управлять своими эмоциями и чувствами.

2. ВНЕШНЕЕ ВЫРАЖЕНИЕ ЧУВСТВ

Изменяя жизнедеятельность человека, эмоции выражаются в целом ряде внешних проявлений. Сильные чувства связаны с изменением кровообращения — в состояние гнева, страха человек бледнеет, так кровь отливает от внешних покровов кожи. От стыда или смущения человек краснеет, кровь приливает к лицу. Страх усиливает потоотделение, сердце начинает усиленно биться или, наоборот, «замирает». При гневе и радости учащается дыхание.

Чувства проявляются и в выразительных движениях: мимике (выразительные движения лица) и пантомимике (выразительные движения всего тела — поза, жест), а также в вокальной (голосовой) мимике (интонация, выразительные паузы, повышение или понижение голоса, смысловые ударения).

Переживая радость, человек улыбается, смеется, глаза его блестят, руки и ноги не находят покоя. В состоянии сильного гнева у человека хмурятся брови, лицо краснеет. Движения становятся резкими, дыхание становится тяжелым, голос угрожающим. И горе очень выразительно внешне — человек весь согнулся, поник, плечи его опущены, у рта- горестная складка, он рыдает или, наоборот, цепенеет от горя.

Конечно, менее сильные и глубокие эмоциональные переживания не проявляются в такой резкой форме. А в тех случаях, когда человек научился управлять выразительными движениями, сдерживать их, чувства и вообще могут не проявляться внешне.

3. КЛАССИФИКАЦИЯ ЧУВСТВ

3.1 ВЫСШИЕ ЧУВСТВА

Высшие социальные чувства отражают высшие социальные потребности.

Эти потребности подвержены сравнительно быстрым изменениям в ходе исторического развития; они не одинаковы у людей, воспитанных в различных общественных формациях, в различные эпохи, принадлежащим к различным общественным группировкам и классам.

Высшие чувства возникают у человека на базе удовлетворения или неудовлетворения его высших духовных потребностей. К высшим чувствам относятся моральные, интеллектуальные и эстетические чувства.

А) Моральные чувства:

• чувство справедливости

• чести

• долга

• ответственности

• патриотизма

• солидарности

• творческое вдохновение

• трудовой энтузиазм

Оценка человеком своих поступков (самооценка) связана с переживанием такого чувства как совесть. Если человек, исходя из чувства собственного долга, сознает правоту своих поступков, то он переживает состояние спокойной совести. Спокойная совесть связана с переживанием большого морального удовлетворения и радости, она дает человеку силу и уверенность в правоте своих действий.

Б) Интеллектуальные чувства связаны с умственной, познавательной деятельностью человека и постоянно сопровождают ее. Они выражают отношение человека к своим мыслям, процессам и результатам интеллектуальной деятельности. К ним можно отнести:

Чувство удивления наступает тогда, когда человек встречается с чем-то новым, необычным, неизвестным. Способность удивляться — очень важное чувство, стимул познавательной деятельности. Чувство сомнения возникает при несоответствии гипотез и предложений с некоторыми фактами и соображениями. Чувство уверенности рождается от сознания истинности и убедительности фактов, предположений и гипотез, которые выяснились в результате их проверки. Результативная работа вызывает чувство удовлетворения.

В) Большое место в жизни человека занимают эстетические чувства. Источник эстетических чувств — произведения искусства: музыка, живопись, скульптура, художественная проза и поэзия, а также произведения архитектуры и достижения в области технических сооружений. Глубокие эстетические переживания люди могут испытывать при созерцании природы. К эстетическим чувствам можно отнести:

Помимо этих групп можно выделить и специфические группы, которые появляются с развитием общества. Например, с формированием частной собственности стали формироваться чувства, выражающие отношение к ней.

Критерий, по которому чувства причисляют к «высшему этажу»,- высокая степень участия корковых и особенно второсигнальных процессов Чувства чести, долга, справедливости и другие — это комплексы эмоционально подкрепленных представлений. Если человек действует в согласие с привитыми ему понятиями чести и долга, то его высшие социальные чувства проявляются в сочетании с удовлетворенностью собой, с сознанием своей правоты.

3.2 НИЗШИЕ ЧУВСТВА (ЭМОЦИИ)

Это эмоции, которые менее других подверглись изменениям в процессе развития человечества. К ним можно отнести:

• голод

• боль

• усталость

• жажда

Одна из особенностей «низших эмоций»- отчетливая локализация, или «анатомическая привязка».

3.3 ЧУВСТВА ПРОМЕЖУТОЧНОГО КЛАССА

Этот класс чувств можно подразделить на три группы.

А) Положительные чувства:

удовольствие, самодовольство, радость, чувство удовлетворенности собою, блаженство, восторг, уверенность, ликование, доверие, восхищение, симпатия (приязнь), уважение, спокойная совесть, нежность, чувство облегчения, любовь (половая), любовь (привязанность), чувство безопасности, предвкушение, умиление, злорадство, благодарность, чувство удовлетворенности, мести, гордость.

Б) Отрицательные чувства:

Неудовольствие, ярость, горе, презрение, отчаяние, возмущение (негодование), тоска, неприязнь, печаль (грусть), зависть, уныние, злоба, скука, злость, огорчение, разочарование, ненависть, тревога, неуверенность (сомнение), боязнь, испуг, растерянность, недоверие, страх, ужас, смущение, стыд, жалость сострадание, неудовлетворенность собою, раскаяние, сожаление, досада, угрызение совести, нетерпение, досада, обида, горечь,

чувство оскорбления, отвращение, гнев, омерзение, ревность.

В) Нейтральные чувства:

безразличие, состояние спокойного, удивление, созерцание, изумление.

Нейтральные чувства возникают тогда, когда человек находясь в ясном сознании, не испытывает ни приятных, ни неприятных чувств. Но все же в этом состояние он переживает свое отношение к миру и к самому себе.

Разделение чувств на положительные и отрицательные сделано не потому, что с точки зрения сегодняшней морали одни чувства благородны, а другие низменны, а исключительно по признаку доставляемого удовольствия или неудовольствия. Физиологи установили, что приятные чувства сопровождаются возбуждением преимущественно парасимпатического отдела вегетативной нервной системы, а неприятные- преимущественно симпатического ее отдела. Поэтому злорадство относится к положительным чувствам, а сострадание к отрицательным.

Некоторые чувства, отнесенные к отрицательным, в ряде ситуаций все же приятны (например, гнев, раскаяние, жалость — в тех случая, когда эти чувства могут быть «излиты», то есть активно выявлены в поведении). Отрицательных чувств гораздо больше чем положительных.

3.4 ДРУГИЕ ВИДЫ ЧУВСТВ

Словом чувство обозначают не только те или иные переживания, но и более сложные психические реакции — такие, как чувство интереса, чувство правды, чувство красоты и чувство юмора. Эти четыре чувства представляют собой единую группу эмоциональных явлений, выражающих самое общее активно-положительное отношение человека к жизни.

Это сложные психические реакции; воздействовать на них можно с разных принципиальных точек.

4. ЗАВИСИМОСТЬ ЭМОЦИЙ И ЧУВСТВ ОТ ОСОБЕННОСТЕЙ

ЛИЧНОСТИ

О личности судят не только по мыслям, действиям и поступкам, но и по ее эмоциям и чувствам, которые всегда на что-либо направлены. Здесь наблюдаются большие индивидуальные различия. Направленность эмоций и чувств определяется, прежде всего, свойствами личности, ее мировоззрением, взглядами и убеждениями. У принципиального человека чувства устойчивы и принципиальны, будь то даже гнев или ненависть. Человек, не обладающий постоянством убеждений, внутренне противоречивый, характеризуется эмоциональной разбросанностью. У такого человека эмоции и чувства возникают по случайным мотивам, отражая неустойчивость его внутреннего мира, непостоянство его принципов и убеждений

В зависимости от моральной стойкости и развития волевых качеств, трудности и неудачи вызывают у разных людей различные чувства. У одних это чувство неудовлетворенности собой, активности, бодрости, боевого возбуждения, у других — чувство беспомощности и досады, уныние. Апатия.

Переживания человека могут быть как глубокими, так и поверхностными. Глубокие чувства связаны с основными сторонами внутренней жизни личности: ее мыслями, желаниями и стремлениями. То есть человек глубоко переживает лишь то, без чего он не может ни жить, ни существовать, что составляет его цель жизни, основную сущность его интересов. В тесном единстве с глубиной переживания находится устойчивость чувств. Глубокое чувство устойчиво и прочно, оно не подвержено влиянию побочных и несущественных обстоятельств. Чувства неглубокие, хотя, может быть, и сильные, временны и преходящи.

Среди критериев и личностных показателей, лежащих в основе различных классификаций личности эмоциональные особенности занимают важное место.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Возникновение чувств обусловлено общественным бытием человека. Иначе говоря, чувства носят социальный характер. В основе чувств лежат прежде всего потребности, возникшие в процессе общественного развития человека и связанные с отношениями между людьми.

Слово «чувство»- многозначно. Когда говорят «органы чувств», то имеют в виду орган слуха или орган зрения. В словосочетаниях «чувство любви» или «чувство радости» слово «чувство» приобретает другое значение. В терминах «чувство юмора» или «чувство красоты» присутствует еще один смысловой оттенок, обозначающий сложную психическую реакцию.

Значение в жизни и деятельности человека чувств очень велико. Они побуждают человека к деятельности, помогают преодолевать трудности в учении, работе, творчестве, повседневной жизни. Чувства часто определяют поведение человека, постановку им тех или иных жизненных целей.

Без развития чувств человечество находилось бы на примитивном животном уровне!

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 3

1. ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ МЕХАНИЗМЫ ЧУВСТВ 4

2. ВНЕШНЕЕ ВЫРАЖЕНИЕ ЧУВСТВ 5

3. КЛАССИФИКАЦИЯ ЧУВСТВ

   1. ВЫСШИЕ ЧУВСТВА 6

   2. НИЗШИЕ ЧУВСТВА 8

   3. ЧУВСТВА ПРОМЕЖУТОЧНОГО КЛАССА 9

   4. ДРУГИЕ ВИДЫ ЧУВСТВ 10

4. ЗАВИСИМОСТЬ ЭМОЦИЙ И ЧУВСТВ 10

ОТ ОСОБЕННОСТЕЙ ЛИЧНОСТИ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 12

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 13

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Психология и педагогика/ составитель Радугин А.А.-

Москва «ЦЕНТР», 1996

2. Психология/ Крутецкий В.А.-

Москва «ПРОСВЯЩЕНИЕ», 1980

3. Эмоции и личность/ Лук А.Н.-

Москва «ЗНАНИЕ», 1982

4. Словарь по психоанализу/ Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б.

Москва «ВЫСШАЯ ШКОЛА», 1996

Frontiers | Развивающиеся концепции эмоций и мотивации

Введение

В этом обзоре обсуждается история понятий мотивации и эмоций в психологии и аффективной нейробиологии, с привлечением исследований на животных и людей, чтобы лучше понять недавние концепции и дискуссии. В этом обсуждении я иногда буду комбинировать мотивацию и эмоцию вместе, потому что эти психологические категории в явлениях пересекаются, что затрудняет проведение абсолютных различий.Например, страх — это эмоция, вызванная стимулом, или мотивация для достижения цели? Или оба?

И наоборот, я часто буду различать сознательные или субъективные чувства и бессознательные или объективные основные процессы внутри эмоций и мотивации. Хотя они часто встречаются вместе, иногда их необходимо рассматривать отдельно. Чтобы помочь в этом различении, я буду использовать кавычки вокруг слов «желание», «симпатия», «страх» и «отвращение», чтобы отличить их как объективные основные процессы, которые могут быть либо просто бессознательными, либо также сознательными, от сопровождающих всегда сознательных чувств, обозначенных те же слова без кавычек.Вопрос о том, могут ли эмоции существовать независимо от субъективных ощущений, достаточно важен, и мы должны немедленно с ним разобраться.

Субъективные чувства в сравнении с объективными характеристиками мотивации / эмоций

В первой половине 20-го века говорить о субъективных чувствах бихевиористские психологи и редукционисты-нейробиологи считали неправильным. Для бихевиористов и редукционистов меры субъективных ощущений не имели значения, а чувства были просто эпифеноменами.В лучшем случае они думали, что чувства — это старомодные пережитки ранних психологов-интроспекционистов, таких как Э. Титченер, который около 1900 года анализировал интроспективные отчеты о чувственных ощущениях с использованием обученных наблюдателей, но обнаружил результаты, которые часто были специфическими для отдельных наблюдателей и в конце концов не имели общего значения (Titchener, 1902).

Сегодня субъективные ощущения снова вызывают широкий интерес, и для некоторых маятник переместился в противоположную крайность. Например, Джозеф Леду, выдающийся аффективный нейробиолог, недавно утверждал, что эмоция обязательно всегда и только субъективное чувство, и что словесные сообщения о чувствах являются «золотым стандартом» доказательств, необходимых для вывода о существовании любой эмоции (LeDoux, 2014; Леду Дж., 2015; Леду и Хофманн, 2018). Например, Леду и Хофманн пишут: « субъективное эмоциональное переживание, чувство — это сущность эмоции », а единственный надежный способ « оценить сознательные эмоциональные чувства — это вербальный самоотчет t» (Леду и Хофманн , 2018, с. 67). Для людей, которые не могут говорить о чувствах, включая животных, человеческих младенцев или взрослых людей с афазией с повреждением мозга, Леду возвращается к позиции, разделяемой с ранними бихевиористами: считается, что такие существа имеют простые реакции, без каких-либо эмоциональных чувств.Он предполагает, что « Младенцы могут реагировать« эмоционально »задолго до того, как они смогут почувствовать эмоции… Точно так же возможно, фактически вероятно, что животные могут реагировать« эмоционально »,« не чувствуя »(LeDoux, 2014, стр. 2876). Согласно Леду, реагировать без чувств — это вообще не иметь настоящих эмоций, и он предполагает, что в реакциях животных отсутствуют какие-либо сознательные чувства: « Таким образом, я предполагаю, пока не будет доказано обратное, что защитное состояние организма и его составные компоненты неявны. (без сознания) »(фраза в скобках в оригинале) (LeDoux, 2014).

Это поразительное изменение в позиции, потому что Леду хорошо известен своими более ранними работами, направленными на отображение страха в связанных с миндалевидным телом схемах крыс. Леду теперь считает, что вопрос « реагируют ли животные, но не чувствуют, или они оба реагируют и чувствуют, — это, на мой взгляд, не то, что мы можем определить с научной точки зрения» (LeDoux, 2014, стр. 2876). Быть неспособным что-то знать — значит быть агностиком. Но Леду выходит за рамки агностической позиции в отношении эмоций животных и вместо этого принимает позицию позитивного отрицания.Леду отвергает свой прежний взгляд на миндалину как на систему страха, написав: « Я и другие назвали систему мозга, которая обнаруживает угрозы и реагирует на них, системой страха (у крыс). Это была ошибка, которая привела к большой путанице. … Я предлагаю и защищаю другой способ говорить об этом исследовании, который фокусируется на фактическом предмете и данных (обнаружение угроз и ответная реакция на защиту s) »(LeDoux, 2014, p.2871). Короче говоря, в настоящее время Леду наделяет животных детекторами угроз для мозга и способностью к защитным реакциям, но не страхом как психологической эмоцией, ни системам мозга, необходимым для эмоциональных чувств.

Леду отмечает, что его взгляд похож на словарное определение эмоции как субъективного чувства. Он также не единственный среди современных психологов, кто настаивает на том, что эмоции всегда должны быть осознанными (Clore, 1994), и не отрицает эмоциональные чувства по отношению к животным (Barrett, 2017). Например, известный психолог Лиза Фельдман-Барретт в своей недавней книге об эмоциях поднимает вопрос: « чувствует ли рычащая собака гнев? »и отвечает:« Почти наверняка нет.У собак нет концепций человеческих эмоций, необходимых для создания примера гнева »(Barrett, 2017, стр. 269). Этот отказ от животных эмоций напоминает поведение Леду, но имеет другие, более когнитивные, основания. По мнению Фельдмана-Барретта, эмоции требуют сложных когнитивных оценок, основанных на языке рассуждений и социокультурных концепций ситуаций и значений, которыми обладают только люди. Эта позиция продолжает давнюю традицию более ранних теорий когнитивной оценки, которые переосмысливали эмоции как, по сути, просто еще один тип познания, превращая эмоции по существу в культурно-лингвистические представления семантического значения (Arnold, 1960; Lazarus, 1981; Clore and Ortony, 1984; Ellsworth, 1994; Рассел и Барретт, 1999; Эллсуорт и Шерер, 2003).Ученые-когнитивисты сосредотачиваются на рассуждениях и языке и придают такое большое значение рациональности, что они склонны рассматривать все психологические процессы через чисто когнитивные линзы.

Что касается сознания, то в психологии существуют более старые версии представления о том, что эмоции должны ощущаться субъективно. Позиция Зигмунда Фрейда начала 1900-х годов, несмотря на его репутацию отца психологического бессознательного, предвосхитила современное утверждение, что эмоции всегда и обязательно ощущаются.Хотя Фрейд считал, что многие психологические процессы могут быть бессознательными, он утверждал, что эмоции, в частности, всегда должны быть сознательными. Задавая вопрос: « существуют ли также бессознательные инстинктивные импульсы, эмоции и чувства…?» , Фрейд отвечает себе «нет», потому что «, чтобы эмоции, чувства и аффекты были бессознательными, совершенно исключено, » (Freud, 1950, стр. 109–110). Фрейд не стал объяснять конкретные причины того, почему он считал, что эмоции всегда должны быть сознательными, когда он допустил, что познания, воспоминания и восприятия могут происходить в бессознательных формах.Но в конце концов пациенты Фрейда платили ему за то, чтобы облегчить сознательное эмоциональное расстройство.

С другой стороны, многие современные психологи и аффективные нейробиологи действительно считают, что аффективные реакции и эмоции могут происходить бессознательно как неявные процессы, а также как субъективные чувства (Zajonc, 1980; Morris et al., 1998; Damasio, 2004; Winkielman et al. ., 2005; Anderson, Adolphs, 2014; Berridge, Kringelbach, 2015; Frijda, 2016; Greenwald, Banaji, 2017). Многие аналогично утверждали, что эмоции разделяют с животными и что эмоциональные системы мозга возникли на ранней стадии эволюции, задолго до того, как человеческие когнитивные способности, такие как познание на основе языка (Джеймс, 1884; Соломон и Корбит, 1974; Зайонц, 1980; Экман, 1999). ; Damasio, 2004; Winkielman et al., 2005; Фрижда, 2007; Фрайда и Парротт, 2011 г .; Панксепп, 2011; Андерсон и Адольф, 2014; Берридж и Крингельбах, 2015). Эти взгляды очень хорошо выражены выдающимся аффективным нейробиологом Антонио Дамасио в недавней книге об аффектах, эмоциях и чувствах (Damasio, 2018). По вопросу о том, разделяются ли системы мозга эмоциональных чувств с животными, Дамасио пишет: « Более того, появление субъективности вовсе не недавнее явление, не говоря уже о исключительно человеческом. Вероятно, это произошло давно, в кембрийский период »(стр.238). То есть, по его мнению, необходимые нейронные схемы впервые возникли несколько 100 миллионов лет назад, будучи встроенными в древние схемы разводки, которые в основном содержатся в глубоких структурах мозга под корой (Swanson, 2005; Strausfeld and Hirth, 2013). Что касается необходимости концептуально различать чувства и эмоции, несмотря на их частичное совпадение в повседневном опыте, Дамасио предлагает: « ощущаемые переживания эмоций, к сожалению, известны под тем же именем, что и сами эмоции.Это помогло увековечить представление о том, что эмоции и чувства — одно и то же явление, хотя они довольно сильно различаются t »(Дамасио, 2018, стр. 100).

Моя собственная точка зрения аналогична: аффективные реакции могут происходить как бессознательно, так и сознательно, и что мы разделяем многие эмоциональные процессы и их мозговые схемы с животными. Но утверждения, «за» или «против», являются только отправной точкой в ​​этом обсуждении. Нам нужны причины и доказательства, чтобы делать адекватные выводы. Каковы фактические доказательства эмоций? Является ли адекватной теорией психологии утверждение, что животные не обладают эмоциями или что эмоции должны быть сознательными?

Довольно много свидетельств фактически противоречит утверждениям о том, что эмоции всегда являются субъективными чувствами, и вместо этого предполагает, что эмоции также могут возникать даже у людей, не будучи субъективно ощущаемыми — по крайней мере, при некоторых условиях.Эти эмоциональные реакции возникают как основные аффективные процессы, которые могут оставаться внутренне психологическими и эмоциональными, даже без осознанных чувств, и которые имеют объективные последствия и особенности, которые можно обнаружить в физиологии и / или поведении. Однако, прежде чем набросать это свидетельство, я должен указать на один важный момент, совпадающий с моей точкой зрения и взглядами Дамасио и Леду, несмотря на различия в том, существуют ли эмоции у животных или они всегда обязательно осознаются. Мы все согласны с тем, что важно различать субъективные эмоциональные чувства и объективные эмоциональные реакции.Это различие имеет важное значение для понимания нормальных психологических процессов и психологических расстройств.

Как избежать двойных стандартов для проверки

Возможно, основная причина, по которой Леду отрицает эмоции животным или младенцам, заключается в том, что мы не можем с научной достоверностью знать, что у них есть субъективные чувства: у нас нет доказательств того, что они чувствуют. Это возражение имеет смысл в том смысле, что нам не хватает доказательств и научной уверенности в отношении сознательных чувств животных и младенцев.Но ключевое слово здесь — доказательство и определенность, и мы должны избегать двойных стандартов при их использовании. Нам также не хватает доказательств и научной уверенности в субъективном опыте каждого взрослого человека, кроме нас самих. Могу ли я быть уверен в ваших субъективных ощущениях с научной точки зрения? Можете ли вы сказать с научной уверенностью, ощущает ли ваш страх то же самое, что и мой? Знаю ли я с уверенностью, когда ты счастлив или грустишь? Уверенность — это не форма знания, которое мы имеем о субъективном опыте любого другого разума, кроме нашего собственного (Nagel, 1974).

Тем не менее, Леду готов принимать устные сообщения других взрослых людей о чувствах как свидетельство эмоций на том основании, что (1) « Если мой мозг может быть в сознании, то и ваш» и (2) «потому что наш вид от природы наделен с помощью языка мы можем поделиться … удивительным зрелищем заходящего солнца над океаном »(LeDoux J., 2015, p. 49). Все мы можем согласиться. Но это социально удобный договор, основанный на взаимном сочувствии. По сути, это предположение, которое мы готовы сделать друг для друга (и, возможно, вынуждены сделать это с точки зрения эволюции), но не научная достоверность.Сказать, что только другие люди имеют решающее сходство мозга, необходимое для сознания, это просто предположение, а у животных — нет. Ясно, что нет никакой научной уверенности в минимальной нейронной схеме, необходимой для сознания: нейробиологи расходятся во мнениях относительно того, является ли существенная основа корковой или подкорковой и так далее. Отказ от требования научной достоверности эмоций у других людей, но настаивание на этом у животных, означает принятие двойных стандартов доказательств.Совершенно понятно, что мы отказываемся от требований научной достоверности в социальных взаимодействиях с другими людьми. Но давайте не будем обманываться, говоря, что мы придерживаемся научной достоверности, если применяем к животным более высокие стандарты. И давайте не будем применять двойные стандарты — в этом нет ничего научного.

Однако даже большая часть науки не занимается доказательством в сильном смысле уверенности. Действительно, некоторые философы науки утверждали, что научные данные никогда не подтверждают полностью какую-либо гипотезу с полной уверенностью (всегда есть потенциальная альтернатива, скрывающаяся за кулисами), а могут только опровергнуть плохие гипотезы (Popper, 1972).Фактически, большая часть науки скорее сводится к постепенному уменьшению неопределенности, эксперименту за экспериментом, постепенному созданию дополнительных доказательств для конкретной гипотезы и постепенному исключению конкретных альтернатив. Неопределенность почти никогда не исчезает полностью. Даже успешные гипотезы навсегда останутся уязвимыми, чтобы их можно было оспорить и заменить. Требование определенности перед тем, как серьезно относиться к гипотезе, остановило бы многие ценные науки на своем пути.

Решение вопроса о том, являются ли эмоции обязательными чувствами

Итак, если научная достоверность — это не способ решить, что такое эмоции, то что же? При решении вопроса о том, являются ли эмоции исключительно сознательными, мне кажутся уместными три уровня рассмотрения: (1) определение a priori , (2) имеющиеся данные о бессознательных эмоциях и (3) приложения выводов, основанных на эмоциональных исследованиях на животных. к пониманию человеческих эмоций и психологических расстройств.

Во-первых, определение : совершенно законно сказать: «Под эмоцией я подразумеваю сознательное чувство». Это просто вопрос личного употребления слов. Но это ничего не говорит нам о сути эмоции как психологического факта. Утверждать, что эмоция как психологический процесс является исключительно сознательным чувством, означает делать эмпирическое утверждение о психологическом факте. Это утверждение требует реальных доказательств, которые необходимо искать в психологических исследованиях. Никто не может определить факты заранее.

Во-вторых, каковы доказательства ? Существует довольно много свидетельств, и, на мой взгляд, они не поддерживают идею о том, что эмоции обязательно являются сознательными, а также о том, что словесные отчеты являются лучшим способом оценки эмоций. Значительные экспериментальные данные показывают, что некоторые черты человеческих эмоций и мотивации на самом деле не могут быть хорошо изучены посредством интроспекции или описаны в субъективных отчетах (Nisbett and Wilson, 1978; Wilson and Schooler, 1991; Schwarz, 1999; Dijksterhuis et al., 2006; Schooler и Mauss, 2010; Гринвальд и Банаджи, 2017; Торре и Либерман, 2018).

В некоторых случаях просьба к людям описать свои эмоциональные причины выбора может привести их к построению ложных объяснений своего поведения. Это может сбить их с толку от их непосредственных инстинктивных реакций, которые были бы более эмоционально достоверными. Слишком много размышлений и попытки устно сообщить о чувствах могут исказить эмоциональные реакции. Действительно, привлечение интроспективного внимания к чувствам удовольствия может фактически рассеять эти гедонистические чувства: меньшее интроспективное внимание может означать больше эмоций, а в некоторых случаях — большую точность в отношении лежащей в основе эмоциональной реакции (Wilson and Schooler, 1991; Dijksterhuis et al., 2006; Schooler и Mauss, 2010; Торре и Либерман, 2018).

Исследования скрытых предубеждений также предполагают, что интроспективные вербальные сообщения могут пропускать некоторые важные эмоциональные реакции (Greenwald and Banaji, 2017). Скрытые предрассудки могут быть выявлены только объективными методами, такими как эмоциональный тест Струпа на время реакции на аффективное несоответствие, иногда к удивлению и тревоге человека, который субъективно беспристрастен. Писая о неявных предрассудках, выдающиеся психологи Энтони Гринвальд и Махзарин Банаджи заключают: « Когда люди пытаются сообщить о своих сознательных восприятиях и суждениях, они делают это не на основе достоверного самоанализа, а, используя следы прошлого (возможно, предвзятого) опыта для построения (возможно, неверные) теории текущих данных .»(Курсив и фразы в скобках в оригинале; Greenwald and Banaji, 2017, стр. 868). То, что сообщается субъективно, может быть только построенным объяснением того, что, по нашему мнению, мы должны чувствовать или хотели бы чувствовать, а не точным показателем основных эмоциональных реакций. Другими словами, интроспективные отчеты могут быть очень далеки от свидетельств «золотого стандарта» об основных эмоциональных процессах.

Есть также свидетельства того, что основные аффективные реакции могут быть вызваны бессознательно подсознательными стимулами у обычных людей и могут оставаться незарегистрированными как чувства, даже когда они продолжают изменять поведение человека и последующие суждения (Zajonc, 1980; Fischman and Foltin, 1992; Berridge, Winkielman, 2003; Winkielman, Berridge, 2004; Winkielman et al., 2005). Например, кокаиновые наркоманы при некоторых условиях будут объективно работать, чтобы принимать настои кокаина, и предпочли бы их солевым, даже если доза кокаина слишком мала, чтобы вызвать какое-либо субъективное ощущение наркотического удовольствия или возбуждения (Fischman and Foltin, 1992). Кроме того, у обычных взрослых при определенных обстоятельствах подсознательные краткие визуальные вспышки счастливого или гневного выражения лица могут вызывать бессознательные аффективные реакции, положительные или отрицательные, которые не вызывают изменений в субъективных отчетах о настроении, но тем не менее контролируют мотивированное поведение через несколько минут (Винкельман и др. ., 2005). В этом исследовании участники оценивали свои эмоциональные чувства до и после того, как увидели подсознательные лица. Их субъективные оценки настроения или эмоций никак не менялись под воздействием подсознательных и замаскированных назад эмоциональных лиц, счастливых или злых (Winkielman et al., 2005). Тем не менее, подсознательное воздействие на счастливые лица вызывало положительную аффективную реакцию, которая оставалась бессознательной, но которую можно было выявить, подарив испытывающим жажду участникам соответствующий стимул: кувшин фруктового напитка.Эти счастливые участники налили больше напитка, выпили больше того, что они налили, и были готовы заплатить гораздо более высокую денежную цену за предложенный напиток, чем после просмотра эмоционально нейтральных лиц. Можно возразить, что подсознательное наблюдение за счастливым выражением лица просто усиливало неуравновешенное возбуждение, что усиливало мотивацию к выпивке, и не было действительно аффективным. Однако проверка истинного аффекта заключается в том, является ли он валентно положительным или отрицательным. Валентность была очевидна в том, что подсознательный просмотр сердитых лиц оказывал противоположное негативно-валентное воздействие на тех же жаждущих участников: они наливали меньше, меньше пили и были готовы платить меньше, чем после просмотра только нейтральных выражений лица — опять же без каких-либо промежуточных изменений в их субъективные оценки эмоционального настроения (Berridge, Winkielman, 2003; Winkielman et al., 2005).

Между прочим, важно, чтобы эти бессознательные аффекты были очевидны, только если участники уже испытывали жажду (Winkielman et al., 2005). Жажда — это физиологическое состояние, которое должно специально усиливать мезолимбическую реактивность мозга на восприятие напитка, усиливая его стимулирующую значимость и обеспечивая более высокий сигнал мотивации мозга для модуляции бессознательных эмоциональных реакций. Психологически жажда в сочетании с бессознательными аффективными реакциями была способна модулировать побудительную значимость напитка в зависимости от того, где он был выше или ниже, делая его более «желанным» после счастливых лиц и менее «желанным», чем обычно, после злых лиц.Это взаимодействие между восприятием и состоянием в управлении мотивационной ценностью следует за тем, что я называю правилами побудительной значимости Биндра-Тоутса, которые будут описаны ниже. Конечно, подсознательное наблюдение эмоциональных выражений лица не эквивалентно вызову соответствующей полной эмоции (Adolphs et al., 2005; Anderson et al., 2006). Но подсознательные выражения действительно вызывают у зрителей валентную аффективную реакцию: положительную на улыбающиеся лица и отрицательные на сердитые лица (Zajonc, 1980). На данный момент моя основная мысль заключается в том, что эти результаты демонстрируют, что двухвалентные аффективные реакции могут быть субъективно бессознательными даже у взрослых людей и даже при объективном обнаружении в поведении.Определяя аффект или эмоцию исключительно как субъективные чувства, упускает из виду нечто важное.

Наконец, говоря о языке как о золотом стандарте эмоций, разговор о чувствах, вызванных закатом, не является доказательством даже декларируемых эмоций. Лингвистические компьютерные программы могут вскоре пройти эмоциональный тест Тьюринга, убедительно рассказывая об наслаждении закатом, так что слушатель будет думать, что компьютер имеет эмоциональные чувства. Даже в 1970-х некоторые люди изливали свои чувства на ELIZA, лингвистическую компьютерную программу со сценарием ответов, которая имитировала ответные вопросы психоаналитика Роджера с помощью текстовых сообщений и казалась собеседникам-людям выражающей большую эмоциональную чувствительность (например.g., Клиент напечатал: «Это правда. Я несчастлив.» ЭЛИЗА ответила: Как вы думаете, приезд сюда поможет вам не быть несчастным? Клиент: «Мне нужна помощь, это кажется очевидным». ЭЛИЗА: Что бы для тебя значило, если бы тебе помогли? Клиент: «Возможно, я смогу научиться ладить со своей мамой». ЭЛИЗА: Расскажите мне больше о своей семье ) (Weizenbaum, 1977). Современный искусственный интеллект создает роботов-компаньонов с лингвистическими сценариями, которые являются гораздо более убедительными и гибкими, способными разговаривать со своими человеческими хозяевами об эмоциях, как если бы они разделяли их, — даже когда они этого не делают.У людей тоже, как уже упоминалось, разговор об эмоциях может когнитивно исказить лежащие в основе процессы, основанные на том, какими, по мнению людей, должны быть их эмоции, вместо того, чтобы точно сообщать эмоциональное содержание (Wilson and Schooler, 1991; Dijksterhuis et al., 2006; Schooler and Mauss, 2010). ). Короче говоря, разговоры об эмоциях часто не являются надежным окном или «золотым стандартом» источника свидетельств реальных глубинных эмоций, даже если доступны словесные выражения эмоций.

Применение исследований на животных к человеческим эмоциям

Как у животных, так и у людей психологи могут объективно отобразить форму эмоциональных / мотивационных процессов извне, найдя законные правила, которые управляют их действием в действии, даже когда мы не знаем, что субъективно ощущается изнутри ( Нагель, 1974).Это нацелено на схематическое понимание умов других людей, а не на интроспективное отражение феноменального опыта. Схематическое понимание — это способ изучения восприятия, обучения, памяти и познания у животных. Это даже то, как мы измеряем и понимаем восприятие людей, чей визуальный мир отличается от нашего (например, обнаруживая дальтонизм). Что такое схематическое понимание эмоции? Как говорят сравнительные психологи Уильям Мейсон и Джон Капитанио: « Наш подход к онтогенезу основных эмоций основан на феномене компонентных схем.Схемы — это гипотетические блоки обработки информации, тесно связанные с наблюдаемым поведением. Большинство, если не все схемы, эмоционально заряжены »(Mason and Capitanio, 2012, p. 240). Точно так же психологи эмоций Нико Фриджда и У. Геррод Парротт утверждают, что животные, как и люди, могут выражать «ур-эмоции» как объективно обнаруживаемые психологические процессы, сочетающие в себе оценки, эмоциональное отношение и готовность к действию. Их ярлык «ur» подразумевает, что такие эмоциональные реакции могут быть относительно примитивными и фундаментальными, которые частично совпадают, но не обязательно идентичны традиционным категориям «основных эмоций» (например,г., гнев, радость и т. д.). Они предполагают: « каждый вид животных имеет в своем распоряжении некоторые врожденные первичные действия, которые реализуют функции, которые мы возложили на ур-эмоции» (стр. 412), включая «ур-эмоцию желания в ее« лучшем »или чистом виде. или наиболее свободная от цели форма: просто желание »(Frijda and Parrott, 2011, p. 413). Простое «желание» относится к значимости стимула, обсуждаемой ниже. Другие психологи и нейробиологи выразили аналогичные взгляды на фундаментальные аффективные реакции у животных и человеческих младенцев (Darwin, 1872; Berridge, 2000; Keltner and Ekman, 2000; Steiner et al., 2001; Дамасио, 2004; Панксепп, 2011; Андерсон и Адольф, 2014; Берридж и Крингельбах, 2015; Фрижда, 2016).

Конечно, одна из целей исследований на животных — получить информацию, которая применима к пониманию человеческих эмоций и мотиваций. Для этого нам необходимо установить непрерывность между этими аффективными механизмами у животных и людей. В противном случае было бы невозможно совершить скачок от открытий об аффективных процессах животных к аффективным процессам человека или к клиническим расстройствам зависимости, депрессии, шизофрении и т. Д.Этот прыжок не всегда бывает легким. В самом деле, еще одна причина, по которой Леду отрицает способность животных к страху, заключается в том, что исследования кондиционирования страха животных не смогли предоставить новые эффективные лекарства от тревожных или панических расстройств человека. Тем не менее, отсутствие терапевтических разработок могло означать, что Павловское обучение страху (например, замораживание поведения на звук, предсказывающий удар ногой) не было лучшей реакцией животного на «страх» для оценки эффективности лекарств, снижающих страх. Это необоснованный вывод, это означает, что крысы не способны бояться.Другие тесты на страх или тревогу на животных с использованием других реакций и ситуаций могут оказаться более успешными. В любом случае был выдвинут контраргумент, что многие из нынешних противотревожных препаратов, используемых пациентами-людьми, на самом деле были разработаны с помощью различных животных моделей «пугающих» реакций (Treit et al., 2010; Bourin, 2015). И есть много других случаев, когда исследования эмоций на животных дали результаты с успешными последствиями для понимания психологии человека и расстройств. Я считаю, что в их число входят несколько из моей собственной лаборатории, и одна из них — это основанное на мозге различие между «желанием» и «симпатией» приятных наград (рис. 1), описанное ниже.

РИСУНОК 1. Мозговые системы «хотения» и «симпатии». Прочная и большая мезокортиколимбическая схема может генерировать интенсивное «желание» (зеленое), включая как проекции мезолимбического дофамина, так и многие из его целевых структур. Для сравнения, «симпатия» опосредуется меньшим и относительно хрупким набором «гедонистических горячих точек», которые распределены по мозгу, но действуют как интегрированная сеть.

«Желание» и «любовь»: влияние животных на людей

Различие между «желанием» и «симпатией» изначально стало неожиданностью для меня и моих коллег.До конца 1980-х мы считали, что эти два понятия обязательно идут вместе, как две семантические стороны одной психологической медали. Данные наших исследований механизмов мозга крыс, отвечающих за пищевое вознаграждение, заставили нас изменить свое мнение. Сегодня различие между «симпатиями» и «желанием» основывается на результатах 30-летних исследований на животных и 15-летних подтверждающих выводах на людях. Оказалось, что это различие также применимо к аффективным расстройствам человека, от зависимости до шизофрении, депрессии и болезни Паркинсона.Но в течение первого десятилетия существования этой гипотезы все, что у нас было, — это схематическое понимание, основанное на свидетельствах животных, основанное на объективных аффективных реакциях, которые стояли в одиночестве и указывали путь.

Наше первоначальное открытие было сделано в результате изучения роли мезолимбической дофаминовой системы мозга в вознаграждении. В 1980-х годах мы и большинство других психологов и нейробиологов считали, что дофамин опосредует удовольствие или «симпатию»: гедонистическое воздействие вознаграждения. В то время это лучше всего выражалось в гипотезе дофаминового удовольствия нейробиолога Роя Уайза, который предположил, что мезолимбические дофаминовые сигналы « переводятся в гедонические сообщения, которые мы воспринимаем как удовольствие, эйфорию и« вкусность »» (Wise, 1980 , п.94). Напротив, Уайз предложил противоположную гипотезу ангедонии о психологическом эффекте лекарств, которые блокируют дофаминовые рецепторы (часто называемые нейролептическими препаратами или лекарствами-антагонистами дофамина), которые утверждали, что эти лекарства вызывают потерю удовольствия или гедонического воздействия вкусной еды и всех других наград. Его свидетельство заключалось в том, что такие наркотики производили « мимикрию вымирания »: заставляя животных или людей постепенно прекращать преследовать или потреблять награду, как если бы их удовольствие было истощено, аналогично реальным процедурам вымирания, в которых ожидаемая награда внезапно пропадает, заставляя животных исчезать. или постепенно прекратите работу над задачами, которые ранее приносили вознаграждение.Надо отдать должное, некоторые другие нейробиологи, такие как Джон Саламоне и Яак Панксепп, также ранее высказывали сомнения по поводу гипотезы дофамина как удовольствия. Саламоне оспорил гипотезу ангедонии Уайза примерно в 1990 году на том основании, что мимикрия нейролептического вымирания не полностью имитирует все черты настоящего вымирания, и поскольку он отметил

Feeling | психология | Британника

Чувство , в психологии восприятие событий в теле, тесно связанное с эмоциями.Термин чувство — это отглагольное существительное, обозначающее действие глагола чувствовать, , который этимологически происходит от среднеанглийского глагола felen, «воспринимать наощупь, пальпация». Вскоре это стало означать, в более общем смысле, воспринимать через те чувства, которые не относятся к какому-либо особому органу. Поскольку известные особые органы чувств опосредуют восприятие внешнего мира, глагол «чувствовать» стал также обозначать восприятие событий внутри тела.Психологи расходятся во мнениях относительно использования термина «чувство». Предыдущее определение согласуется с определением американского психолога Р.С. Вудворта, который определяет проблему чувств и эмоций как проблему «внутреннего состояния» человека. Однако многие психологи по-прежнему следуют примеру немецкого философа Иммануила Канта, приравнивая чувство к состояниям приятности и неприятности, известным в психологии как аффект.

Из-за, по сути, внутренней, субъективной природы чувства, его исследование было связано с двумя различными проблемами, а именно: как событие воспринимается и что такое воспринимаемое событие.

Исследование внутренней чувствительности

На рубеже 20-го века немецкие психологи Вильгельм Вундт и Эдвард Титченер предположили, что элементарные психологические состояния, составляющие сознание, такие как ощущения, образы и чувства, можно наблюдать и анализировать экспериментально. В 1846 году немецкий физиолог Э. Вебер различал только два чувства помимо зрения, слуха, вкуса и обоняния, тогда как американский невролог К.Дж. Херрик в 1931 году выделил 23 класса рецепторов, участвующих в таких дополнительных чувствах.Получено много информации о восприятии относительно простой локальной стимуляции в организме. Известно, например, что умеренное повышение температуры кожи воспринимается как тепло, умеренное снижение — как холод, комбинация шахматной доски: умеренное повышение и уменьшение как тепло, а интенсивное повышение — как боль. Однако сопоставимой информации о восприятии таких предположительно широко распространенных и разнородных внутренних состояний, как эмоции, получено не было.

Восприятие эмоций

Вехой в психологии чувств стала теория эмоций американского психолога Уильяма Джеймса, согласно которой физиологические изменения предшествуют эмоциям.Последующие свидетельства указывают на то, что теория по существу верна в том смысле, что существует внутренняя сенсорная основа для чувства. Более поздняя работа продемонстрировала взаимодействие между физиологическим возбуждением и познанием в определении эмоционального выражения.

Еще одно понимание пришло из подробных сравнений форм-функций устройств, как они были задействованы в задаче по рассказу в книжке с картинками для разных возрастных групп детей и на разных языках (Берман и Слобин, 1994): при сравнении использования ссылок отмечая «внутреннее состояние» главного героя (т.е. его реакция на появление одного из антагонисты) как неожиданно и / или испугали , стало очевидно, что некоторые рассказчики сделали то же самое, квалифицировав действие антагониста в этой же сцене как произошедшее внезапно или неожиданно . Таким образом, то, что на первый взгляд выглядело описанием внутреннего состояния главного героя, при более внимательном рассмотрении оказалось выражением конкретной перспективы для дискурсивной цели повествования.Описание действий или событий как происходящих внезапно — это инструкция для просмотра этих действий или событий с точки зрения персонажа, к которому они приходят. «внезапно» или «неожиданно», что может вызвать «сюрприз» или «испуг». Инструктируя слушатель, принимающий эту конкретную точку зрения, раскрывает всеобъемлющую повествовательную перспективу с в котором рассказчик очертил отдельные события и организовал их в повествовательное целое.

В еще одном отдельном исследовании (Bamberg & Damrad-Frye, 1991) мы могли установить, что дети учатся использовать такие устройства, чтобы сначала отметить повествование на местном уровне сцены, прежде чем они установят функции этих устройств для более глобального повествования принимая цели.В частности, в возрасте около 4 лет дети используют отсылки к эмоциям. локально связать единичное (ускоряющее) сюжетное событие с «внутренним» результатом «в одном из сюжетные персонажи. Примерно в 8 лет дети начинают связывать воедино эмоции, мотивации и рассказывать о событиях с более глобальной точки зрения, более четко ориентируя слушателей на повествование целое. Однако всегда ссылки на эмоции (здесь как приписывание другим) функция для построения конкретной перспективы , которая связывает или преобразует действия, которые в противном случае рассматривались бы как немотивированные и, следовательно, как несвязанные. 11

В общем, мои ранние исследования того, как ссылки на эмоции в повествованиях в книжках с картинками были использованы, и мы стали рассматривать эти ссылки как риторические приемы, ориентирующие аудиторию на перспектива, с которой персонажи организованы по отношению друг к другу. В этот момент, Можно критиковать, что эта функция типична, но специфична для рассуждений о третьих лицах, из которых повествование в иллюстрированной книге является (еще) другим частным случаем.Кроме того, это могло быть утверждал, что рассказчик в таких книжках с картинками вынужден передавать эмоции персонаж от третьего лица с его / ее (рассказчика) собственной точки зрения, потому что у него / нее нет прямого «знание» (= привилегированный доступ) к эмоциям третьего лица. Таким образом, чтобы решить больше окончательно, является ли установленная функция аудитории эмоциональных терминов уникальной для аккаунтов с точки зрения третьего лица, мы перешли к разговору об эмоциях, который велся с первого взгляда. точка зрения человека. 12

2.3. Ссылки на эмоции в аккаунтах от первого лица

Далее я использую расследование, в котором мы попросили англоязычных американцев детям рассказывать о своих переживаниях с двух разных точек зрения. Точнее мы спросили 80 детей от дошкольного до 3-го класса (от 4 до 10 лет), чтобы рассказать нам о «один раз когда они были злыми / грустными / напуганными / счастливыми «, и» однажды, когда они сделали кого-то сердитым / грустным / напуганным / счастливым «.Таким образом, с обоими вопросами выявления детей требовалось «сообщить» конкретные, лично пережитые случаи так называемых «эмоциональных переживаний». В ответ на В первом вопросе они должны были представить опыт с точки зрения « I » как испытывающего (где « — другой » должен быть сконструирован как причинный агент), в то время как во втором вопросе им предлагалось поместить « I «в роли причинного агента, который спровоцировал эмоциональное переживание (оставляя» другой «, чтобы быть сконструированным как переживающий).

Первый вывод этого расследования (подробно сообщается в Бамберге в прессе а, в прессе б) состояла из двух совершенно разных профилей в ответах на два разных вопросы: Презентации I как причинного агента [и других как испытывающих] для сценариев гнева, как правило, делались путем толкования I как побуждающего, а другого как нечеткого и обезличенного (например, посредством множественное число « им »).Кроме того, весь инцидент был представлен в виде вероятного появления (с использованием маркеров модальности, таких как может , может , , вероятно, , или , может быть, ) или как простое происшествие , . Примеры с (1) по (3) иллюстрируют такие конструкции:

(1) было пару лет назад

когда забрал краба у брата

тогда я выставил кулак

и он врезался в нее

и получил кровь из носа

(2) мы дрались, может быть

Я действительно не знаю

(3) Я поднял клюшку наверное

и ударил их

вид случайно

В отличие от этого, конструкции другого в роли причинного агента [и I в качестве подвергающегося] в сценариях гнева были достигнуты путем индивидуализации причинного агента и маркировки его / ее действия очень транзитивны и влияют на I :

(4) Я был в номере

и моя сестра пнула меня

и попал прямо в ребро

и я пошел к маме

и сказал ей

моя сестра попала в беду

(5) когда сестра ударила меня по лицу

только потому, что она не впустила меня в свою комнату

Синтаксический фрейм этих конструкций следовал очень регулярному шаблону: Другой оставался в позиции субъекта, в то время как I занимал слот прямого объекта (« me »).Часто подразумеваемые, хотя и не явно выраженные в этих конструкциях, подразумевали необоснованность действия, например: в строке 2 примера (5).

В целом, дети, казалось, организовывали счета последнего типа очень четко. В противоположность первому типу счетов: в то время как другой как подчиненный был сконструирован как инициативный, I как подчиненный был сильно агентивным; и в то время как другой как причинный агент был сконструирован как высокоагентативный, I как причинный агент был очень инагентивным.Несмотря на то, что сценарий остался прежним («кто-то делает что-то, что заставляет кого-то рассердиться»), похоже, для (американских) детей есть реальная разница в том, кто делает что кому.

Конечно, должно быть ясно, что проблема в этих двух разных типах конструкции заключается в Разница в цели дискурса : Конструирование другого как высокоагентного, когда I является субъектом, служит цели приписывания вины .Дискурсивная сила этого типа конструкции заключается в том, чтобы согласовать аудиторию с человеком, который делает отчет, и потенциально помочь в Возможная схема мести. Напротив, толкование I как побуждающего, когда другой является испытуемым, служит цели спасения лица : попадание в (повествовательный) акт причинения физического вреда кому-то другому рассматривается как менее отягчающее, когда оно не был полностью преднамеренно, или, по крайней мере, когда причины, «кто виноват», не могут быть четко определены.

Подводя итог, можно сказать, что рассказы о собственных чувствах и эмоциях (как вызванные другими) или сообщающие о чьих-то эмоциях (вызванных тем же человеком, который репортаж) созданы для различных дискурсивных целей. Основанный на этих разных цели, сами отчеты приобретают свою специфическую лингвистическую структуру; ни один из них «больше» реальный »,« более верный »или« менее сконструированный », чем другие. То, как другие и I лингвистически позиционируются по отношению друг к другу в плоскости построения символов, нельзя рассматривать уже не как лингвистическая репрезентация событий в том виде, в каком они «произошли».Скорее, эти так- так называемые «аранжировки содержания» представляют (= они заменяют) то, как говорящий позиционирует себя по отношению к публике. 13 Таким образом, конструкции текстовой реальности всегда конструируются совместно с местным моральным порядком с целью «стать понятым» .

Когда эти рассказы от первого лица, данные в ответ на два типа извлечения вопросы сравнивались с рассказами, в которых детям приходилось видеть те же две эмоции сценарии (из , делающих кого-то злым / грустным / испуганным / счастливым и , когда злой / грустным / напуганным / счастливым) с точки зрения обобщенного другого 14 , вырисовывалась иная картина: различия в позициях относительно того, как располагались персонажи, а также относительно местных моральный порядок по отношению к публике был размыт.Это открытие, которого не было неожиданно, тем не менее, подчеркнули актуальность понятия дискурсивной перспективы, и его зависимость от того, какую общую перспективу выбирает рассказчик / говорящий: Дискурсивный цели, которые выполняются для учетных записей от первого лица, явно отличаются от тех, которые требуют рассказчик, чтобы принять точку зрения обобщенного другого, с открытыми учетными записями от третьего лица разные точки зрения на выбор.

2.4.Разговор о двух эмоциях одновременно

В другом исследовании (опубликованном в Bamberg, Ammirati & Shea, 1995 г.) мы исследовали детские и рассказы молодых людей о «, испытывающих двух эмоций» одновременно. Опять же, мы получили их рассказы с трех разных точек зрения на актеров (от первого лица, от третьего лица и других обобщенных). перспектива), хотя здесь я коснусь их рассказов от первого лица и резюмирую более общие выводы и идеи, которые мы сделали из этого исследования.

Следующие три рассказа являются типичными ответами на наводящий вопрос: «Можете ли вы сказать мне о времени, когда вы чувствовали себя грустным и злым (примеры 6 и 8) [ счастливыми и грустными (пример 7)] одновременно? «:

(6) Мне было грустно, что кто-то, кого я люблю, уходит

и я злюсь что он оставил

(7) Мне было грустно, что он [мой дед] умер

и я был зол что он умер

(8) Рад, что учусь в колледже

но грустно, что я оставляю своих друзей и семью

Во-первых, следует отметить, что дети до 7 лет сталкиваются с трудностями при установке двух различные точки зрения на эмоции в единое целое, особенно когда речь идет о двух эмоции разной валентности (например happy и sad ).Дети старшего возраста и, как правило, молодые люди, которые, как правило, более склонны строить двойные эмоции, тем не менее кажутся найти более трудным согласование двух «одновременных» точек зрения на « гнев, » и « страх, », которые на самом деле являются двумя эмоциями одной и той же валентности.

Примеры с 6 по 8, более уместные для данной цели, четко документируют, как рассказчики используют лингвистические средства (типы конструкций) для создания кадра (или «иллюзия»?) двух одновременных (эмоциональных) переживаний в одной конструкции события: различные временные ориентиры (« было грустно» против « утра сердит»), рассказчик в примере 6 использует аспектную неограниченность , оставляя , чтобы контрастировать с аспектной ограниченностью слева , в результате чего получаются две разные точки обзора из которого то же самое происходит «в перспективе».Такая же перспектива построена в примере 7: Описание состояния «быть мертвым» противопоставляется процессу деятельности, которая лингвистически конструирует синтаксический предмет с его смысловой ролью потенциального агента. В обоих примерах эти различия в конструкции влияет на то, как говорящие, кажется, индексируют свою позицию в отношении Агентство и ответственность: Состояния и события без агентов обычно приводят к «печали», без одушевлять агента виноватым, а ситуации, вызывающие «гнев», скорее являются результатом умышленного, умышленные действия, вызванные оживлением других.

Пример 8 иллюстрирует аналогичную технику конструирования событий, здесь с использованием двух разных Перспективы перехода из средней школы в колледж. Хотя оба предиката построить эту ситуацию с помощью глаголов движения, , оставив , фокусируется на источнике, оставляя телос неопределенным и тем самым ориентируя аудиторию относительно перехода от дома к колледж в отсталой манере. В отличие от этого, идет не указывает источник и фокусируется на телосе движения.Таким образом, эта конструкция ориентирована вперед, к будущим ссылкам. точка. Одновременно телесная ориентация и в этом примере интерпретирует более агентивную перспективу для события перехода, тем самым устанавливая контраст с менее агентивным. Перспектива по акту , оставив . Хотя контраст между этими двумя типами конструкций не так очевиден, как в предыдущих двух примерах, кто несет ответственность и заслуживающий порицания (как в «гневе»), и то, что произошло без агентов и «случайно» (для «печали»), перспектива , оставляющая перспективу , выбранную для построения события в примере 8, тем не менее, напоминает побуждающую конструкцию, которая типична для рассказов печали от третьего и первого лица. перспективы.

Обсуждение примеров ориентировано на экстраполяцию двух взаимосвязанных моментов, один из которых удерживает для предположения « имеет две эмоции, одновременно, », второе для « имеет эмоций» в целом. Первый предназначен для создания внешнего вида — или, если кто-то предпочитает: иллюзия — это достигается именно этими типами лингвистических конструкций. Счета предоставлены для ситуаций двух одновременно существующих эмоций лингвистически конструируются из двух разные точки зрения, перспективы, которые не существуют или доступны априори и за пределами язык.Другими словами, способность лингвистически принимать разные точки зрения (для разных дискурсивные цели!) на одно и то же «событие» 15 является предпосылкой для конструирования этого типа события, называемого двойными или смешанными эмоциями (для которого английский не предоставляет класс лексических элементов). Или, говоря более строго, способность дискурса рассматривать события с разных точек зрения и удерживать эти точки зрения одновременно являются основной составляющей, из которой концептуальные впечатления например, «иметь две эмоции одновременно».Следовательно, эта языковая способность нельзя рассматривать как производные от двух «реальных» чувственных созвездий, которые одновременно «опытные», например одновременное чувство гнева и печали. Скорее, эти так называемые «состояния чувств» — это продукты концептуального обрамления, которые, в свою очередь, являются продуктами лингвистическая способность смотреть на перспективу. Если мы примем, что «иметь две эмоции одновременно» не может быть получено из комбинации двух одновременных состояний чувств или из наложения две концепции эмоций (применительно к одной концепции ситуации), но это продукт лингвистическая способность рассматривать ситуацию с двумя дискурсивными целями, мы можем быть вынуждены применить это понимание того, как поддерживаются и достигаются ссылки на отдельные эмоции.Мы будем следовать этот аргумент более подробно изложен в заключительном разделе (раздел 3). Однако пусть я напомню здесь вкратце, что Trabasso и Stein (1993), которые пришли к такому же убеждению, а именно что сообщения о так называемых двойных эмоциях (двух одновременно возникающих чувственных состояниях) (ретроспективные) отчеты о том, что , возможно, действительно произошло последовательно (а не в одно и то же время), приводят схожие аргументы, а именно, что именно словесное описание « вызывает иллюзия ‘реальной возможности удерживать более одной эмоции одновременно (см. сноску 4 выше).

2,5. Смущающее «грустное» и «злое» — случай жанрового присвоения эмоций

2.5.1. Введение в исследование В этом разделе я хочу представить более подробно, чем в предыдущих разделах, исследование, в котором ответы детей на два вопроса: « грустит, » и « злится » сравниваются в четырех возрастных группах. группы. В первую очередь, имея дело с рассказами от первого лица (жанр личного, прошлого опыта), мы рассмотрим некоторые особенности описаний одних и тех же ситуаций в обобщенной личностной перспективе (жанр объяснительного дискурса).Чтобы вкратце вспомнить условия обнаружения, первое лицо аккаунты были ответами на вопрос: « Можете ли вы рассказать мне об одном случае, когда вы были сердиты / грустны? », в то время как общая точка зрения человека должна была быть принята, отвечая на вопрос: « Представьте, что я издалека прочь, и я бы не знал, что значит быть злым / грустным. Как бы вы мне объяснили, что значит быть злым / грустным? «

Изложение этого исследования более подробно преследует три цели.Во-первых, это действительно кажется важным передать чувство методологии, то есть, что исследование отношения между эмоциями, познанием и языком основываются по-разному и следует другая линия расследования. Таким образом, методологические поиски в исследованиях, обобщенных до сих пор, и представленный более подробно далее, не просто фокусируется на другом «уровне анализа», когда по сравнению с концепцией Вежбицкой и Штейна, представленной в разделе 1 выше.Скорее это начинается с довольно разных предположений и приводит к разным выводам, некоторые из них совместимы, а другие могут быть нет. Во-вторых, считается крайне важным дать читатель лучше понимает действительную природу того, как конструкционизм «конструирует» строительные блоки, из которых строятся социальные и индивидуальные конструкции. Таким образом, в следующих значительно подробнее уточним, какие процессы работают, когда даны эмоции имея в виду.В частности, мы обратимся к лингвистическому и грамматическому анализу, чтобы показать, насколько сложны строительные блоки переплетаются и встроены в социальные практики. В-третьих, следующее исследование явно развивающийся, и поэтому по самой своей природе может раскрыть интересные идеи о том, как ребенок (здесь американец, говорящий по-английски) соединяет язык, мысль и эмоции в акт общения. Это, в свою очередь, может привести к улучшению наших теоретических рассуждений с помощью относительно взаимосвязи между языком, познанием и эмоциями.

Собственно, это конкретное расследование изначально было стимулировано случайным, хотя и интригующее наблюдение, на которое мы наткнулись в процессе сбора данных: когда мы спрашиваем детям от дошкольников до 3-х классов — 12 последовательных вопросов, все вращаясь вокруг « злой , грустный , испуганный и счастливый », мы неоднократно слышали, как некоторые дети утверждали, что на тот или иной вопрос уже дан ответ.Присматриваясь к где это произошло, мы поняли, что такого рода путаницы возникают исключительно из-за вопросов относительно злой и грустный , но никогда ни с одним другим. Кроме того, когда мы все равно просили этих детей дать нам ответ, чаще всего рассказывались дословно. повторы. На более позднем этапе расследования, когда мы решили вернуться к настоящему записей, чтобы подсчитать, сколько раз эти комментарии от наших субъектов были сделаны, мы поняли, что эти «недоразумения» более характерны для детей младшего возраста, и составили более 15% ответов дошкольников и дошкольников.Более того, казалось, что эти «недоразумения» произошли только в ответ на сообщение от первого лица. вопросы: « Можете рассказать мне о времени, когда вы злились / грустили? »; редко в ответ на вопросы от третьего лица: « Вот маленький ребенок по имени ХХХ. Однажды он / она был / очень зол / грустен. Можете ли вы рассказать мне, что произошло в тот день? »; и никогда в перспективе обобщенного человека, как ответ на вопросы: « Вы можете мне объяснить, что значит быть злым / грустным? ».Эти наблюдения, хотя и основанные на очень предварительных доказательствах, тем не менее показались нам достаточно интригующими, чтобы продолжить расследование вопроса о том, или нет, на самом деле есть какое-либо подтверждение предположения, что (англоговорящие американцы) дети могут в раннем возрасте смешивать две эмоции гнев и грусть . И если это окажется так, следует определить, является ли эта путаница более характерной для любого из рассматриваемых жанров.

Принимая во внимание первые выводы Штейна о способностях детей рассуждать о злых и грустных опытов, таких «недоразумений» не должно было случиться, потому что «дети в возрасте от 3 лет возраста могут работать на высоком уровне «в понимании различных компоненты, которые приводят к эмоциональным состояниям и вытекают из них (Stein & Trabasso 1992: 241). Однако Штейн и ее соратники также указывают на сходство между гневом и грустью. в том, что обе эмоции обычно вызываются одними и теми же паттернами достижения цели, т.