Почему она меня не любит: «Девушка сказала, что не любит, как быть?» – Яндекс.Кью

Содержание

Блог психолога: любит — не любит? А надо ли это знать?

Елена Савинова
психолог

27 июля 2017

Автор фото, Getty Images

Підпис до фото,

Любит — не любит? Может, нужно задать другой вопрос?

Как ни странно, многие люди гораздо больше обеспокоены тем, как к ним относится партнер. И только в последнюю очередь спрашивают себя, а комфортно ли им самим?

Одиночество вдвоем

Женщины, которые год-два встречаются или даже живут с мужчиной, идут к психологу, пытаясь выяснить, насколько серьезны намерения возлюбленного.

Любит ли он? Или только тянет время?

Чувствуется, что мысленно постоянно прокручивают привычный диалог в духе «а я ему, а он мне» (упрекнул, отказал, нагрубил). Который и рассказывают на приеме, чтобы убедиться, что таки любит.

Прямо спросить у мужчины, с которым едят, пьют, спят, о его планах относительно общего будущего, решаются единицы.

Говорят, что это неудобно, навязчиво. Что он может почувствовать себя загнанным в угол. А то, что сами чувствуют себя неуверенно, готовы терпеть.

Как и многое другое, что не устраивает, и о чем любимый якобы должен догадаться сам. Только бы не оттолкнуть, не вызвать отвращение.

Боязнь пустых полок

Автор фото, Matthew Henry / Unsplash

Некоторые даже признавались, что когда возвращаются домой, не уверены, что там еще есть вещи партнера. Самый большой страх — увидеть пустые полки шкафа и записку на столе: мол, прости…

Как в фильме? — спрашиваю. Нет, оказывается, человек уже пережил нечто подобное в жизни. Казалось бы, зачем снова входить в подобные травматические отношения?

Как выясняется впоследствии, женщина чувствует любовь только тогда, когда чувствует и тревогу. Она прямо-таки западает на мужчин, которым свойственно внезапно исчезать, не звонить годами или звонить среди ночи. Чтобы потом снова исчезнуть.

А она будет размышлять над их загадочностью. Которая является, скорее всего, элементарным нежеланием обременять себя обязанностями перед кем-то.

«Нормальная» любовь у таких людей тоже случается. Но когда партнер предсказуем, планирует будущее, это кажется слишком пресным.

Удивительно, но некоторым нравится страдать. Возможно, они тяжело пережили развод родителей или несчастную первую любовь. Хотя у кого она бывает счастливой?

Любовь — в твоей голове

Как бы там ни было, тысячи людей тратят жизнь на то, чтобы разобраться, что происходит в головах и сердцах тех, кто, возможно, о них вообще не думает. Вместо того, чтобы заглянуть в собственную душу.

Распространено мнение: если вы сомневаетесь в любви партнера, значит, он точно вас не любит. Согласна с оговоркой.

У людей разные представления о любви и ее проявлениях. Это зависит не только от темперамента и характера, но и от жизненного опыта, уровня образования, системы ценностей.

Если они у вас очень разные, вы можете просто не замечать и не ценить чьих-то истинных намерений осчастливить вас.

Но не стоит выяснять, почему он не сказал или не сделал то или иное. Опять же — прислушайтесь к себе. Некомфортно на первом, втором, третьем свидании — смело прощайтесь.

Автор фото, Allef Vinicius / Unsplash

Підпис до фото,

«Прислушайтесь к себе. Некомфортно на первом, втором, третьем свидании — смело прощайтесь»

Скорее всего, это не ваш человек. Поэтому будем честными и не будем терять времени. Иначе рискуем пополнить ряды страдальцев.

А может, вы живете с иллюзией идеальной любви, неким комплексом принцессы. Понятно, что реальные мужчины блекнут по сравнению с желанным образом принца на белом лимузине.

Поэтому советую вам быстрее повзрослеть и принимать действительность такой, какая она есть. Это действительно интересно.

Нельзя «хотеть, чтобы он…»

Многие возразят: мол, нельзя же всю жизнь перебирать! Да. А можно таким образом быстрее встретить любимого.

Да и лучше ли это — долгие годы терпеть, гасить в себе раздражение, обижаться, потому что не способны побороть страх какое-то время быть одинокими?

Кстати, знаю достаточно людей, кто не прекращает исчерпавшие себя отношения только потому, что еще не нашли никого лучше. Но пока мы не освободимся от предыдущих отношений, места для новой любви не будет.

Это касается и так называемых параллельных связей. То есть тех, кто встречается с женатыми. Или сам, имея семью, влюбился.

Отбросив моральный аспект, скажу, что такие романы обычно тянутся долго и несчастливо. Поэтому если уж так случилось, и вы хотите, чтобы женатые любимый или любимая сделали выбор, сделайте его сами.

Запрос «хочу, чтобы он, она» является неоправданным. Ведь мы не в состоянии решать за кого-то.

Зато мы можем предложить партнеру завершить отношения с предыдущим браком. Вы же пока подождете. Практика показывает — это лучшая проверка на прочность и подлинность чувств.

она меня не любит,она любит другого… слова песни

она меня не любит,она любит другого… (исполнитель: найтивыход)

её глаза пьяные в твоих расплывались
тени плавно всплывали с февральского смога
я просто вспомнил как мы смеялись
любили, страдали, ты помнишь?
вместе были счастливы.
а любит она совсем другого.
я нарисую что-то важное для нас,
эти чернильные портреты порваны,
совсем как порваны все лёгкие,
запечатлю события в ломо.
в твоих ладонях утопать готов,
невидимый мой друг, тут только
тишина вокруг стоит, и всем плевать,
тебе, наверное, тоже?
я обезвожен и убит обидой,
ночью вчера выходил в окно.
мы просто актёры немого кино,
мы просто тени в театрах,
в сольных песнях бэк-вокалом,
бокалом красного вина в руках.
у нас тут будущего ноль,
и это страх за неродившихся детей.
Варвара плакала сегодня ночью,
что с ней?
я любил рисовать на песке твоё имя,
и мёрз в ожидании на остановке.
когда ты ушла из жизни моей,
я просто рыдал, в конвульсиях бился.
а теперь где-то в сердце доктор
обнаружил поломку.
и дело, может быть, не в том,
что скоро меня уже не будет на свете.
наши дети будут петь мои песни
и так же рыдать, как девочка с екатеринбурга.
рыдает маленький принц на своей планете,
рыдает Экзюпери. мне жутко оттого,
что завтра не будет больше, ты не придёшь,
ты больше не поставишь чайник для кофе.
не будешь плакать у меня в коленях с болью.
запястья в крови не мои, да не мои и руки больше
последним током электрическим по коже
твои касания рисует ветер.
а любишь ты совсем другого.
любить несмотря на погоду, обиды, проблемы,
красивые виды на место, где мы будем гнить с тобой;
печальные порою люди просто убивали себя
у других на глазах, в слезах лежать, накинув плед.
любимым быть большая честь,
я плачу в подушку при передозе таблетками.
а ты плачешь в подушку под portishead.
никогда не любил этот момент молчания.
скажи уже прощай, пожалуйста, ты не тяни,
прогнили мы, прогнили дни, когда мы были вместе.
хочу я сесть и отдышаться напоследок.
ты никогда не найдёшь иголку из стога,
ты никогда не поймёшь меня,
ты больше никогда меня не увидишь.
и любишь ты, сука, совсем другого.

Я никому не доверяю: что такое травма отвержения и как от нее избавиться

Эмоциональная холодность родителей травмирует ребенка. Во взрослой жизни эта травма мешает человеку выстраивать близкие отношения с другими. Люди с травмой отвержения рассказали «Снобу», через что им пришлось пройти в детстве и как их недоверие к миру портит им жизнь, а психологи — как прожить негативные чувства, простить родителей и научиться любить, чтобы исцелиться.

«Я не умею выстраивать здоровые отношения с людьми»: Анна, 31 год

Мой папа — невротичный и жесткий, а мама — замкнутая и эмоционально холодная. У них обоих были сложные отношения со своими родителями. Папу родители тиранили и унижали лет до 20. Мама вообще не знала ласки и любви: ее родители пили и дрались, мать била. Когда маме было восемь лет, ее мать зарезали в пьяной драке. Дедушка женился, и мачеха тоже била маму. Потом мама долгое время жила у своих теток и была предоставлена сама себе.

Я росла под гиперконтролем. Папа бил меня в наказание за проступки, а мама никогда не заступалась. Пару раз я убегала из дома, потом возвращалась и получала еще. Я старалась быть хорошей девочкой, пока в какой-то момент мне не стало безразлично, накажут или нет. Я просто делала то, что считала нужным, и получала за это. Меня это не останавливало. Став взрослой, я съехала от родителей. Они чуть-чуть переросли свои собственные травмы, и на расстоянии я получала от них больше тепла.
В моей душе по-прежнему жила боль и обида на родителей, но со временем эти чувства вытеснились: всякий раз, когда меня отвергали или критиковали, я понимала, что мне должно быть неприятно, но ничего не чувствовала. Два с половиной года назад у меня начались панические атаки, и я пошла к психологу. Мы стали углубляться в мое прошлое и прорабатывать травмы. По заданию психолога я решила поговорить с родителями. Не помню точно, как начала разговор. Сказала, что отношения у нас были непростыми и мне крайне важно услышать от них, что они меня любят. Родители сказали это, поплакали чуть-чуть. На время мне полегчало: месяц-два я ходила радостная, а потом все вернулось на круги своя. Обида никуда не ушла. Сейчас я почти не общаюсь с родителями: время от времени звоню маме, но давно уже не приезжаю в родительский дом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({}); Я не умею выстраивать нормальные здоровые отношения с людьми. Меня пугает их теплое отношение ко мне. Никому не доверяю, думаю, что меня хотят обмануть или просто обращаются со мной хорошо из вежливости, и я так же вежливо держу дистанцию, никому ничего не рассказывая о себе. Я перестала говорить о своих чувствах с мужем, потому что это бесполезно. Любой брак, на мой взгляд, обречен на угасание в нем любви и нежности. Я разочаровалась в отношениях и не ищу их. Когда недавно влюбилась, просто отогнала чувства как ненужные, понимая, что все закончится и мне будет больно. Пусть лучше мне будет больно сейчас, чем потом, когда все зайдет слишком далеко.

Сейчас у меня переходный период: заново учусь открываться и доверять людям, но это дается мне очень тяжело. За травмой отвержения лежит глубокий дефицит любви, но без проживания эмоций, которые сопровождали эту травму, невозможно исцелиться. Это не избавление, но новый опыт. И я в процессе.

Ирина Кутянова, психолог семейного центра «Печатники»:

В истории Анны четко прослеживается негативный семейный сценарий, когда жестокое обращение и отсутствие любви повторяется из поколения в поколение. Эмоционально холодная мать не дает достаточно тепла и любви своему ребенку, и у него уже во взрослой жизни в каких-то стрессовых ситуациях (ссора с партнером, критика коллег и т. д.) активизируется травма отвержения. Постепенно человек приходит к выводу: «Это не я вам не нужен, это вы мне не нужны». Он, боясь боли и разочарований, пресекает на корню позитивные чувства к другим людям и не верит в искренность таких чувств по отношению к себе.

Хотя Анна понимает, что ее родителей просто не научили любить их собственные родители и они растили ее как могли, она не может их простить, а значит, и освободиться. Нужно прожить свои негативные эмоции по отношению к родителям, принять часть их опыта и закрыть ситуацию для себя. Это можно сделать как в группе, так и одному, под наблюдением специалиста, используя, например, технику «пустого стула». Нужно представить, что перед вами на стуле сидит человек, который вас обидел, и высказать ему все свои обиды. Потом сесть на стул и ответить на эти обиды с позиции оппонента, отыграв его роль. Таким образом реконструируется диалог и отрабатываются самые глубокие и табуированные чувства.

Часто из-за зашкаливающих эмоций человеку бывает сложно выразить свои мысли. В этом случае можно прописать все свои обиды в письме (его даже не нужно отправлять). Важно, чтобы письмо заканчивалось прощением. Обида, даже справедливая, разрушает того, кто обижается. Непроработанные негативные чувства, которые человек копит в себе и не хочет отпускать, могут перерасти в психосоматические заболевания. Стремясь к прощению, человек должен думать в первую очередь о себе и своем здоровье.

Человек с травмой отвержения не умеет любить. Для того чтобы разморозить это чувство и культивировать его в себе, нужно бескорыстно делать добрые дела. Начать можно с малого: например, сказать доброе слово прохожему, помочь пожилой соседке донести тяжелую сумку. Можно устроиться волонтером в приют. Когда человек делает что-то бескорыстно и получает взамен искреннюю благодарность и положительные эмоции, он постепенно учится любить и наполняет себя этой любовью.

«Я всегда боюсь, что меня прогонят и назовут никчемной»: Ольга, 35 лет

Я с детства ощущала свою ненужность и неважность. Приходя с работы, отец сразу уходил со мной гулять. Мать потом рассказывала, что я часто плакала, кричала и мешала его родственникам, у которых мы жили, и потому он много со мной гулял. Я росла очень активным ребенком, всегда собирала вокруг себя детей из ближайших дворов. В четыре года на меня уже оставляли младшую сестру. При этом я постоянно слышала от родителей: «не мешай», «будь тише», «отойди» или «займись уже чем-нибудь». Лет в пять в качестве наказания за какой-то проступок родители пригрозили отдать меня в детдом. Вечером отец надел на меня шубку и сказал: «У нас есть другая девочка, а такая нам не нужна. Мы отдадим тебя в детский дом». Мать сидела рядом с младшей сестрой в подтверждение его слов. Я сильно испугалась, попросила прощения и пообещала быть хорошей и послушной.

В школе я была активной и участвовала во всем, в чем только можно, до того момента, пока там не ввели экспериментальную учебную программу. Я училась в шестом классе, и учителя решили, что наш класс не справится, посчитали его отстающим. Это ударило по самолюбию моей матери, и она перевела меня в другой класс. Новые одноклассники меня не приняли: пару лет они напоминали, что я из отстающего класса и там мне и место, хотя у меня была нормальная успеваемость. Тогда же меня отвергли и бывшие одноклассники. Кто-то из них меня спросил, почему я перешла в другой класс. Я ответила то же, что говорили учителя: «Класс слабый, с программой не справится» — и они от меня отвернулись. Я осталась одна, без друзей. Мне очень хотелось общения, и я старалась всячески его заслужить. Я подстраивалась под других: с сильно умными корчила из себя зубрилу, с оторвами была оторвой. Если получалось с кем-то подружиться, вела себя так, как удобно этому человеку, боясь вновь остаться в одиночестве.
Поддержки от родителей не было — мои чувства никогда их не волновали. Они ни разу не сказали, что меня любят, ни разу не обняли. В моей семье вообще не принято было говорить о чувствах. Я должна была только приносить хорошие оценки и ни о чем другом не думать. При этом мне всегда внушали, что я ничего не умею, не могу, ни на что не способна. Мать говорила, что я никому не буду нужна и меня никто не будет любить. Ей часто говорили, что такую энергичную девочку надо отдать, например, на танцы (я была не против, но кого интересовали мои желания?), но она воспринимала это иначе: ее учат, как обуздать ребенка, которого слишком много, поэтому я должна стать незаметной. Матери всегда было стыдно за меня, а эти разговоры обо мне ей были невыносимы. Если вдруг ей рассказывали обо мне что-то плохое или я делала что-то, что ей не понравилось (а ей не нравилось 95% того, что я делаю), она говорила, что лучше бы убила меня еще в утробе и что проклинает день моего рождения. Зачастую это сопровождалось побоями, наказаниями (например, месяц без прогулок) и длительным игнором. Отец не вмешивался и не защищал меня. Он всегда говорил, чтобы я терпела и вела себя тише. Через какое-то время родители разошлись, и отца в моей жизни почти не стало. Однажды, когда мать меня довела, я спросила: «Ты вообще меня хотела?» Она рассмеялась и ответила: «Нет. Мы с твоим отцом просто трахались под забором».
Во взрослой жизни все это вылилось в то, что мне очень трудно вступать в отношения с людьми — это касается и работы, и дружбы, и личных отношений. Я ищу того, кто меня полюбит и примет, и всегда боюсь, что меня прогонят, скажут, что я никчемная. Я жду оценки, подтверждения, что мне можно быть / жить, что мне скажут: «Ты нужна, ты не мешаешь, ты меня устраиваешь». Я всегда думаю, что делаю недостаточно много или недостаточно хорошо. Раньше я вообще не могла брать и требовать свое, вступать в конфликт. Мне страшно было высказывать свое мнение, потому что в детстве я слышала от матери: «Кто ты такая? Ты должна слушать других, которые важнее, умнее и лучше». Я долго могла терпеть недовольство, а потом оно выливалось в истерики.
Раньше я велась на любого мужчину, который на меня посмотрит, и мной пользовались. Однажды в попытке сбежать от матери я чуть не вышла замуж. Мы с этим мужчиной постоянно ругались, как это обычно бывает в созависимых парах. Он выпивал. По стечению обстоятельств свадьбу пришлось отменить. В конце концов мы, к счастью, расстались. Теперь я просто избегаю отношений.
Сейчас я живу с матерью, но мы не общаемся. Отец не звонит. Раз в полгода я забегаю к нему на пять минут на чай. Особо не разговариваем: ему не нужны подробности моей жизни, а я постепенно перестаю искать его заботы и защиты.
Человек, в жизни которого было много абьюза, долго верит в свою ненужность и никчемность. Но когда я решила работать над этим, стала встречать людей, которые показали мне, что я им нужна и не мешаю, и один из них привел меня к психологу. Сейчас, кроме психотерапии, я занимаюсь духовными практиками и получаю психологическое образование. Иллюзии, что я навсегда избавлюсь от травмы отвержения, у меня нет. Она слишком глубоко во мне и, думаю, случилась еще в перинатальном периоде. Меня радует, что я могу ее отследить, знаю, как она проявляется. Я научилась с ней жить и давать людям право выбирать не меня и не принимать это на свой счет. Научилась говорить самой себе: «Я всегда с тобой, я тебя люблю, ты мне нужна, ты — самое дорогое, что у меня есть, и я тебя не брошу».

Елена Шохина, психолог семейного центра «Зеленоград»:

Отвержение проявляется в нечувствительности родителя к эмоциональным потребностям ребенка. Оно может быть явным, как в истории Ольги, или скрытым. Часто отвержение передается из поколения в поколение как форма взаимодействия. Например, в послевоенные годы родителям некогда было говорить детям, что они нужны и любимы. Повзрослев, дети воспринимали это как норму и бессознательно относились так же к своим детям.
История Ольги очень травматична — ее отвергли оба родителя: мать была более агрессивна, использовала физическое и эмоциональное насилие, отец же предпочитал не вмешиваться. Что сильнее сказалось на Ольге — еще вопрос, потому что девочка берет поведение отца за образец мужского отношения с себе. Возможно, Ольга будет искать мужчину или уже пыталась строить отношения с мужчиной, который игнорировал ее, как и отец.
Отец и мать Ольги подпитывали распространенный детский страх быть не любимым родителями ребенком, угрожая сдать ее в детдом. И у нее сформировался защитный механизм: «Если я не нужна миру такая, какая есть, я буду такой, какой меня хотят видеть другие». Это поведение жертвы. То есть травма расщепила детскую личность. Задача психолога эту личность собрать: помочь той маленькой Оле с ее желаниями и потребностями вырасти — прожить свои желания и стать опорой самой себе.
Помимо отвержения, Ольга столкнулась еще и с парентификацией — ситуацией, когда родители вынуждают ребенка рано взрослеть и перекладывают на него свои обязанности. Вообще, четыре-пять лет — знаковый возраст для формирования детской психики и дальнейшей судьбы человека. Благоприятная семейная система способна раскрыть потенциал ребенка и стать хорошим трамплином в жизни, неблагоприятная — искалечить.
Самостоятельно проработать такую травму практически невозможно. Одна из функций родителя — дать ребенку базовое доверие к миру, ощущение, что он любим и у него все получится. Лишенный этого ребенок, повзрослев, не знает, на что способен и что может. Поэтому тут потребуется долгая и кропотливая работа с психологом. Его задача — помочь взрослому человеку принять все, что было в его детстве, и отпустить обиду, которая сжигает колоссальное количество внутренней энергии и не дает человеку двигаться дальше. Психолог также поможет человеку выразить свои агрессивные эмоции. Когда ребенку было обидно и страшно, он не мог высказать это родителям. Но сейчас, став взрослым, он не только может, но и должен выплеснуть эмоции, которые разрушают его изнутри, а потом сказать своему внутреннему ребенку: «Что бы ни случилось, я с тобой. Я тебя люблю и всегда поддержу». Что и делает Ольга.

«Раньше я ставила мать выше себя, мужа и детей»: Анна, 34 года

Мама растила меня одна. Будучи беременной мной, она психанула и ушла от моего отца, а он не стал ее возвращать. Его мать быстро нашла ему молодую невесту и убедила, что я «нагулянная». Я родилась в июле, а отец женился в октябре того же года.
У мамы было много подруг, которые часто приходили в гости. Я всегда радовалась толпе народа в доме, мне очень нравилось общаться с людьми — могла заболтать любого. Я была очень активным ребенком. Мать внушала мне, что я нерадивая, неуклюжая, неаккуратная и невнимательная. Она постоянно ставила мне в пример мою двоюродную сестру. Например, что она аккуратно носит вещи, а на мне вещи буквально горят, я их быстро снашиваю. Случались черные дни, когда я делала что-то не по нраву матери: огрызнулась в ответ на ее критику или что-то сломала. Она меня никогда не била, но орала так, что стены тряслись. Иногда угрожала сдать меня в детдом или говорила, что она заболеет от моего поведения и я точно туда попаду. Если в этот момент ей звонил кто-то из подруг или приходили гости, она сразу меняла тон и становилась радостная. Я надеялась, что она отошла, но, когда мы оставались вдвоем, мама обычно снова разговаривала со мной сквозь зубы в приказном тоне, жестко и твердо, или могла долго меня игнорировать и молчать. Я пыталась разрулить ситуацию, угодить маме, но все было бесполезно. В подростковом возрасте мне даже домой идти не хотелось в такие дни. Но я боялась за ее здоровье, боялась потерять ее и потому не заставляла ее беспокоиться и всегда возвращалась. (До сих пор, если куда-то еду, надо ей отзвониться, что доехала, даже если к доктору или на работу.) Мама меня сильно опекала, а у меня был страх, что только вдвоем мы выживем, хотя мамины родственники, к которым мы часто ездили, нас любили и принимали. При этом я никогда не сомневалась в том, что мама любит меня. Не помню, чтобы она говорила об этом прямо, но я знала, что любит.
В школе у меня были сложные отношения с классом. Я не хотела быть изгоем, но и подстраиваться под лидеров тоже не собиралась, поэтому болталась в одиночестве, беря под крыло новеньких, чтобы не быть одной. У меня была одна подруга, которая все десять лет школы портила мне жизнь. Я боялась оставаться одна и долго с ней общалась, пока классе в седьмом она меня не подставила. Тогда я поняла, что мир жесток и доверять никому нельзя. С тех пор я никому не доверяю и всех подозреваю. Не доверяю даже мужу. Если он уйдет к другой, это станет ударом, я буду раздавлена, но не удивлюсь. Было время, когда я подстраивалась под людей, сейчас стала прямее. За это качество многие меня ценят.

Года четыре назад я начала психологически сепарироваться от матери, с которой продолжаю жить под одной крышей. Только к 30 годам я поняла, что считать свою мать важнее мужа, детей и себя — ненормально. Раньше я готова была горы свернуть ради ее хорошего настроения. Как раз тогда у матери начался открытый конфликт с моим мужем. Она перевернула все факты в свою пользу, и я стала задумываться. У меня был довольно долгий период злости на мать. Я винила ее во всем, даже страшно было, что я могу так плохо о ней думать. Чувство вины за эти мысли сменялось еще большей озлобленностью за то, что я запрещала себе так думать. Я прочитала много статей про сепарирование, видела картинки из своей жизни и снова злилась на мать. Потом спустя какое-то время вдруг поняла, что она на тот момент давала мне все, что у нее было, и вела себя со мной так не со зла. Просто она растила меня одна, и у нее не было времени погружаться в психологию. У меня получилось посмотреть на наши отношения со стороны.
Позже я посмотрела уже на себя в роли матери, проанализировала свои ошибки. Узнала, что у меня, как и у моих детей, синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Мне стало проще принимать свои несовершенства и не ругать детей за те же проявления СДВГ. Они так же, как и я когда-то, что-то роняют, проливают или разбивают, легко отвлекаются и не замечают течения времени. Я рада, что мои дети твердо знают, чего хотят, и не боятся говорить, что думают. Я не пытаюсь манипулировать ими, игнорируя, ругаюсь и злюсь минут пять-десять, потом мы миримся. Я научилась слушать себя: если на сердце камень, значит, я делаю что-то не то и надо остановиться. Я не считаю себя идеальной матерью, знаю, что мои дети найдут на что пожаловаться своим психологам. Но для меня главное, что я делаю все возможное и честна перед ними.
После проработки своей травмы я поняла, что все люди разные и они не обязаны соответствовать моим ожиданиям. Я просто отделила маму от себя: вот тут моя реакция и мои ощущения, а там — мамины. Я не имею права запретить ей реагировать так, как она хочет. Она взрослый человек и сама ответственна за себя. Я же буду отвечать за себя и своих детей. Мама в возрасте и уже не может поменять привычные паттерны поведения, поэтому лавировать приходится мне. С ней сложно, конечно. Она растеряла всех подруг и требует от меня погружения в ее проблемы, чтобы я общалась только с ней. Она и сейчас манипулирует мной, лишая меня общения. Если раньше я пыталась угодить, наладить отношения, то сейчас позволяю ей насладиться тем, что она сама для себя создала. Теперь она первая возвращается к контакту со мной, и эти ее выпады случаются все реже.

Зульфия Исмагулова, психолог семейного центра «Отрадное»:

Травма отвержения чаще формируется до шестилетнего возраста, исключения случаются редко. В некоторых случаях — даже когда ребенок еще находится в утробе матери: например, когда мать думает об аборте. Чем раньше эта травма сформировалась, тем сложнее ее исцелить. Некоторые люди имеют внутреннюю предрасположенность к этой травме — в зависимости от темперамента, генетики и прохождения внутриутробного периода. Наличие или отсутствие этой предрасположенности можно узнать, пройдя «опросник отверженности».
Признаки травмы отвержения — недоверие к миру, страх близости, недовольство собой, отрицание своих потребностей и собственной значимости, чувство неполноценности, стертые личные границы, неспособность отстоять свое мнение, чувство стыда, внутриличностные конфликты и боязнь сепарации от родителей.
Задача родителей — удовлетворить потребность своего ребенка в безопасности, привязанности и близости. Ведь от этого будет зависеть отношение ребенка к миру. Отец покинул Анну. Ее мать была эмоционально нестабильна, тревожна и непредсказуема. Анна не знала, чего ей ожидать от матери, а значит, и от мира, потому что мир ребенка — его родители. В семье у ребенка формируются некие убеждения. Анна с детства была убеждена, что она нерадивая, что может выжить только в слиянии с матерью, что миру доверять нельзя.
Травма отвержения включается обычно только для значимого человека, которого страшно потерять. «Если я буду в близких отношениях, человек узнает меня настоящую и я ему не понравлюсь. Поэтому я буду избегать близких отношений или буду выбирать мужчин, которым не нужны серьезные отношения». Наша психика всегда стремится к стабильности, для нее такая схема проще. Психолог поможет изменить ее в безопасных условиях, как здоровый взрослый, которому можно раскрыться, не боясь, что тебя бросят.
Травмированный ребенок отвергает ту часть себя, которую не признают родители. Чтобы вернуть целостность, необходимо эмоционально сепарироваться от родителя, что и сделала Анна. Некоторые люди считают, что сепарироваться — значит высказать родителям, какие они были плохие, и сбежать от них. Но речь идет именно об эмоциональной сепарации, когда нужно разобраться, где свои чувства, а где чужие, и разграничить их. Тут советую почитать книги психологов Линдси Гибсон «Взрослые дети эмоционально незрелых родителей» и Джеффри Янга «Прочь из замкнутого круга! Как оставить проблемы в прошлом и впустить в свою жизнь счастье».
Анна поняла и приняла, что ее мать не переделать. Многие в процессе терапии начинают переносить свои чувства на родителей: «Почему вы ко мне так относились?» Но тут важно не «почему», а «как я сам буду относиться к поведению родителей». Обычно процесс сепарации сопровождается злостью и чувством вины, которые также надо проработать и отпустить. Анна, надо отдать ей должное, провела большую работу по сепарации и самопринятию и позволила себе быть неидеальной.

«Если бы человек любил все время, то, наверное, тысячу лет бы жил» / Театр им. Евгения Вахтангова. Официальный сайт.

Татьяна Рогожина, Наше кино от 14 октября 2011

«Жизнь — это удовольствие. И человек хочет их получать. А любить — это удовольствие. Ты же не знаешь точно, любит тебя человек или притворяется. А со своими эмоциями тебе проще разобраться. Да, сейчас для меня важнее любить. Мне нравится, когда у меня просыпается это чувство. Оно очень приятное. Оно правильное. Правильные биохимические реакции задействует?» — признается замечательный артист и любимец зрительниц Владимир Симонов, чьи герои (в таких картинах, как «Свадьба», «Прорва», «Жизнь забавами полна») знали толк в отношениях с женщинами. Владимир Симонов — артист, который, кажется, может сыграть все. Как человек, безусловно, очень талантливый. Ему подвластны не только роли соблазнителей женщин, коих у него несметное количество (причем палитра их изображения поражает), но и множество других образов. От царя (Александр I, «Северный сфинкс») до маньяка («Комната потерянных игрушек»). Скоро эти (и не только) фильмы с участием артиста выйдут на экраны, а пока мы встретились с Владимиром Александровичем и поговорили с ним на «вечные темы»: профессия, судьба, любовь.

— Владимир, знаю, что в театре у вас сейчас насыщенное время, вы репетируете сразу в двух спектаклях? — А откуда вы знаете? Я думал, это тайна? Да, сразу два спектакля. В театре Вахтангова — «Мелкий бес», и второй — впервые на стороне? — И что вас заставило «вильнуть» в сторону? — (Вздыхает.) Нужда. Я от антреприз часто отказывался, но сейчас решил согласиться. Потому что, во-первых, партнер замечательный — Лена Сафонова. Во-вторых, экономическое подспорье. — А что со съемками? — Вы же знаете, как у артистов. То пусто, то густо. Иногда съемок слишком много, иногда вообще нет долгое время. Ты этот процесс никак не можешь регулировать — или позвали, или нет. А антреприза уже от тебя зависит — сколько раз сможешь играть. А уж если совместить это с хорошим, веселым материалом, с хорошими партнерами и режиссером, то вообще все отлично. Тут все совпало. Правда, еще совпало с репетициями довольно сложного произведения — «Мелкий бес» — в моем родном театре Вахтангова? — Тяжело совмещать? — Тяжеловато. Пришлось отказаться от всех прелестей жизни. — С этого места поподробнее, пожалуйста. Прелестей — каких? — Ну каких? Прелести жизни — это: кино? (Задумывается.) — ?вино и домино. — (Смеется.) Именно. — А что все-таки с кино? Насколько я слышала, вы не очень довольны своими сыгранными ролями в последнее время, потому что все каких-то темных личностей приходилось играть? — Темных, да. Но не скажу, что недоволен этими ролями. Другое дело — почти все, что я делаю последние года три, не выходит на экраны. И когда все это выйдет, начиная с «Северного сфинкса», где я сыграл Александра I, императора, — неизвестно? В 2006 году у меня было достаточно много работы. В общей сложности девять фильмов. Что касается предлагаемых ролей, то было время, когда мне предлагали играть только алкоголиков, артистов и совратителей женщин. — То есть героев-любовников? Кстати, если посмотреть всю вашу фильмографию, то ваше амплуа можно определить как «богемно-интеллигентный персонаж», зачастую приближенный к власти. Ну и еще герой-любовник сюда же «подверстывается». — Да, есть немного. Раньше было так: если я снимаюсь, значит, постельная сцена будет однозначно? — А вы легко на них соглашались? — Конечно. А что в них такого страшного? Хотя давно в подобных сценах не снимался, видимо, уже не до них. (Смеется.) Наверное. Хотя всякое может быть. — Все артисты говорят, что как огня боятся этих сцен. — Да не знаю? Последний раз года полтора назад снимали подобную сцену. Не было никаких проблем. Надо было друг на друге лежать, и все. Понятно, что у человека комплекс может быть только один: что с его телом что-то не так. А если ты к этому относишься философски: голыми пришли, голыми и уйдем, то какая разница? Что там будет через четыре миллиарда лет и кому нужны будут эти диски с фильмами? Сейчас земля сместится с оси на полкилометра, и все закончится в одну секунду. И все переживания становятся такими мелкими? — Вы случайно не разочаровались в своей профессии? — Я — нет. Правда, она уже потеряла все границы. Сейчас очень много непрофессионалов и в кино, и в театре. В кино особенно. Это плохо. — Простите за глупый вопрос, но всегда очень интересно, почему человек, а особенно мужчина, желает стать артистом? — Особенно мужчина?.. Понимаете, если бы выбор профессии происходил лет эдак в сорок, тогда действительно было бы интересно: что вдруг мужчина, который был инженером, вдруг пошел в актерскую профессию? А когда выбор происходит в семнадцать-восемнадцать лет, чего можно ждать? На сознание влияет в первую очередь кино. И, следовательно, ты мечтаешь о славе, зрительской любви? — ?большом количестве женщин. — Конечно. И все так красиво, так романтично! Кино — это ведь всегда красиво. Даже когда героя в грязь бросают и бутылку о голову разбивают… И ты понимаешь, что только туда. А уж если увидишь репортажи с каких-нибудь фестивалей? все. — Клиент готов. — Моментально. Другое дело, что студенты разные, цели и задачи у всех разные. Кто-то становится личностью и многого добивается в своей профессии, кто-то становится ремесленником. Что, наверное, не очень хорошо. Но и ремесленники тоже нужны. — Мы поговорили выше о вашем амплуа героя-любовника, но у вас есть и другие роли, о которых ваша поклонница в Интернете написала: «Великолепный актер! Жаль, что в кино, как правило, играет инфантильных неудачников». Как вам такая формулировка? — Прекрасно. Ну, инфантильных неудачников. Может быть, она посмотрела два-три фильма: «Раскаленная суббота» Митты, «Жизнь забавами полна» Тодоровского и «Свадьбу» Лунгина? — Да что вы, Владимир. Вы там настоящий мачо. Красавец мужчина. — Да? — Да. Девушка посмотрела, наверное, «Виолу Тараканову». — Возможно, «Виолу?». У меня были всякие роли. А вообще рассуждать о своих ролях в кино можно только тогда, когда ты настолько уже значим и с тобой настолько считаются, что ты можешь выбирать и сам себя «компоновать» — «Я всегда буду играть только героев-любовников». Я думаю, артисты играют в основном то, что им предлагают. — Вы от многого отказываетесь? — Не от многого, но от одного я точно отказываюсь. То, что называется ширпотребом. — «Мыло мыльное»? — Да, «жидкое мыло». От этого пока отказываюсь. Даже не то, что отказываюсь, а линяю, так скажем. Не обижая их. Я всегда думаю: «Вот увидит кто-нибудь ЭТО, и куда меня потом еще позовут?» Хотя, может быть, я и не прав. Я когда-то так же боялся в рекламе сниматься. Думал, что вот снимешься в рекламе, — и тебя будут потом ассоциировать только, например, с подсолнечным маслом. Ужас. Мне один мой товарищ, актер, сказал, что после того, как он снялся в рекламе, ему три года не звонили. А как только он приходил куда-нибудь, слышал: «А, да это ж?» Хотя сейчас и это стерлось. А зря. Ведь исчезает какая-то грань между восприятием актера зрителем. Но каждый выбирает свой путь. К нам молодые артисты приходят в театр, год, два, три поработают — и уходят. Почему? Потому что они понимают: еще немного посидят — и мимо них «пробегут» «Солдаты-86». И все. И уже новые структуры у молодых в голове. Они умудряются и сниматься, и быть занятыми в спектаклях. А это очень сложно. Но играть в театре надо обязательно. Потому что профессия все равно здесь. Артист — это театр. Так не было: две тысячи лет назад кино, а потом, в 1917-м, — театр. Все было наоборот. — У вас есть любимые роли в кино? — Вроде нет. Хотя? Я вообще запоминаю все первое: первую любовь, первую роль, первую машину? И фильм первый помню и выделяю среди всех остальных. Это «Метель» по Пушкину, режиссер — Петр Наумович Фоменко. Вот там было что-то проникновенное, правильное. Талантливое, я бы даже осмелился сказать. Я люблю, конечно, все свои роли, но я считаю, что ценны прорывы. То, что копилось-копилось внутри, а потом — бум! — в какой-нибудь роли выстреливает. Но это чаще происходит в театре. А в кино все как-то? Хотя? Если смотреть на ситуацию, опять же, философски, может быть, я сыграл только то, что мог сыграть. По каким причинам — это другой вопрос. — Вы фаталист? — Конечно. — Считаете, что от человека ничего не зависит? — Нет, зависит, конечно, от силы его характера. Но, думаю, надо жить как удобно. Если меня напрягает что-то — пойти куда-то, сделать что-то, то я постараюсь этого избежать. — Это определенная степень свободы. Высокая степень. — Абсолютно? Можно сказать, что я счастливый человек. — На жизнь часто ропщете? — Бывает. Я же такой, как и все. Но по большей части я на нее не ропщу, я благодарен судьбе за то, что все происходит именно так. И даже если я ошибался, — все равно. — Люди, которые с вами общались, Владимир, отмечают, что вы очень интересный человек. А какой человек для вас может быть интересным? — Для меня? Ну какой? Во-первых, самобытный, оригинальный? Сейчас все существующие эпитеты перечислю? Во-вторых, немного непонятный. Чтобы была возможность погадать, подумать. Глубокий человек. Да, если человек глубокий, то это интересный человек. — Начитанность имеет значение? — Да нет. Конечно, надо знать, кто такие Шекспир, Толстой и Достоевский. Но это не означает, что все время надо проводить в библиотеке. Если ты не знаешь, что такое вкус водки, и не знаешь, как это — напиться так, что чуть не умер? — То есть пройти надо через все. — Через все не надо. Резать, убивать никого не надо. Но суть жизни попробовать можно. Надо же знать, что за люди вокруг и чем они живут. Иной раз оставишь машину, спустишься в метро — это же чудо какое-то там! — Кладезь характеров? — Конечно! Целый мир. Поверху на «Ниссанах» да «Патролах» один мир катается, а внизу — другой. Две разные планеты. — Вы за людьми любите наблюдать? — Да. В метро, например, мне прежде всего интересны бомжи. Я могу остановиться и долго-долго на них смотреть — Чем они вас так завораживают? — Да всем. Вот сидит он, ему никуда не надо, он никуда не торопится. Массу эмоций вызывают. Удивление, восхищение глупостью человеческой. Отсутствием всякого присутствия. И бедой вообще. Но, опять же, я их не осуждаю. Я тоже могу там оказаться. Я не теоретически рассуждаю, я понял, что жизнь может выкинуть всякое. Она такая сильная, такая мощная, что когда ты перестаешь на нее обращать внимание, она — раз! — и ставит тебя на место. — Когда жизнь ставит на место — это период кризиса, я правильно понимаю? — Да. — И часто у вас такие периоды бывают? — Таких уж больших кризисов у меня не было? Понимаете, я много энергии отдаю просто жизни. Дети, жена? Я не концентрируюсь только на театре, на кино. Я занимаюсь жизнью больше, чем положено актеру. Собой, любимым, надо бы больше заниматься. (Улыбается.) — Вы, кстати, любите, когда вас хвалят? — Глупо было бы говорить, что нет. Любому человеку это нравится. Просто желательно не при мне. Я вообще как-то очень легко к этому отношусь. Мы всего лишь проводники. Если что-то получилось, это же не я. Это просто через меня. — Ну а критику тогда как воспринимаете? Прочитала архивные рецензии на спектакль «Отелло» — ни одной положительной. Раздолбали, надо сказать, в пух и прах. — Не помню, честно говорю. Нет, что-то висело на нашем стенде хорошее. Но я считаю, что такой подход вообще неправильный. Про себя и спектакли, где я участвую, ничего не могу говорить, но когда я видел какие-то постановки, а потом читал на них критику, то понимал, что написанное полностью не соответствует действительности. Для меня процесс критики настолько неправильный и настолько извращенный? Я этой области, честно говоря, вообще не хочу касаться. Да и когда хвалят, иногда такую чушь пишут. Да и Бог с ними. — Главное — зрительницам нравится. — Именно. «Отелло» давно не идет, но где бы мы ни были, его всегда вспоминают. Вы не видели? — Нет, к сожалению. Но много хорошего слышала от тех, кто видел. Вы же премию «Чайка» получили за эту роль? Не помню, в какой номинации, не за «Самые горячие любовные сцены»? — Нет, но на эту номинацию нас тоже выдвигали. А приз я получил как «Роковой мужчина года». Мне даже часы подарили какие-то хорошие. — Приятно было? — Конечно. Только их сперли как раз из этой гримерной. Но что делать. Придется еще чего-нибудь эдакое изобразить? — Чтоб часы подарили. — Только за часы. А так я не буду. (Смеется.) — Вы ранее сказали, что помните все первое: любовь, машину… — Я консерватор, сильно привыкаю к людям, к местам, к вещам? И чем больше привыкаю, тем чаще судьба меня испытывает: «А, привык? На тебе!» У меня все в жизни так. Работал в театре Вахтангова, потом ушел во МХАТ, потом вернулся? — Ушли во МХАТ почему? — Потому что было очень заманчивое предложение: роль Треплева в «Чайке». Режиссер — Олег Ефремов. С другой стороны, мне тогда молодому казалось, что в театре Вахтангова некоторый «провис», а там были искания? — Потом вы опять вернулись в Вахтанговский? — Мы уже говорили, что я делаю только то, что мне нравится. А там возникли некоторые ситуации? В общем, я ушел. Без борьбы. Я бороться не люблю. — То есть вам проще уйти от проблемы, чем пытаться ее решить? — Думаю, что да. Хотя неизвестно, может быть, это и есть самое лучшее решение. Я не люблю, когда люди за что-то цепляются. За землю, за планету? — Имеете в виду жизненные блага? — Да. Деньги, быт, положение? Достижение цели любой ценой. У меня этого нет. Наверное, это плохо. Артист должен быть тщеславным. Добиваться, добиваться. Но меня устраивает моя история. — Друзей у вас много? — ?(Долгая пауза.) — Или вообще нет? — Есть, но немного. У меня есть один-два-три человека, к которым я всегда могу обратиться за помощью. — Дружба — это прежде всего общение. — Да, согласен. Но у меня так складывается, что либо я один, либо я на работе. — А с коллегами какие отношения? — Вообще отношения? Шикарные. Я люблю это легкое, стремительное общение с коллегами. Но так, чтобы задружиться, — не получается. Не то чтобы я сознательно от этого отказываюсь. Так получается. Я больше одиночка. Очень многие мне говорят: «Ну, ты такой сложный, Володя». Я и не отказываюсь: «Да. Сложный. И чего?» Мне в себе все понятно. — Вам с собой комфортно? — Очень. Но бывают и депрессии маленькие, когда совсем один. Скучаю. — По чему? Или кому? — По разным ситуациям. Иногда что-то совсем не складывается, и я думаю — пора бы уже сложиться. Сложный комплекс внутренних ощущений у меня и к себе, и к миру. Но я в этой сложности вижу смысл своего существования. И разложить по полочкам не могу. У меня все нечетко в жизни. Очень размыто все? Я вам сейчас такого наговорю? Понимаете, я вам сейчас одно говорю, а завтра у меня, может быть, совсем другое настроение, и я на ситуацию буду смотреть по-другому. У меня даже почерка определенного нет, каждый день меняется. Хорошо это или плохо? Не знаю? Я сейчас пытаюсь рассказать о себе, но это ужасно сложно, потому что я сам себя не всегда понимаю. Люди же как устроены — постоянно себя анализируют: «А почему я так сделал?» А мне все равно: ну сделал и сделал, живем дальше. Я человек настроения. Стопроцентный романтик, стопроцентный. Увидел и пошел. А если задумался, то все? Так счастье немножко умирает. — Давайте, Владимир, про женщин поговорим. Хорошая же тема? — Очень хорошая. (Грустно.) С удовольствием. — Вы выше сказали: «Позвали — пошел». Значит ли это, что вы увлекающийся человек? — Да. Но не на улице «позвали», конечно. (Смеется.) Да, я увлекающийся человек, не могу сказать, что женился и жил сорок лет в мире и согласии. Нет, я искал, искал? — Но у вас какие-то сложные отношения с женами и с женитьбами вообще. — Сложные, да. — Вы не разочаровались в женщинах? — Нет, как это возможно? Единственное, за что стоит держаться в этой жизни, — так это за женщин. Вы что? Это уже все тогда, кранты. — Критики, которые разбирали ваш спектакль «Отелло», пришли к выводу, что главная мысль в спектакле: «Все бабы?» Далее по тексту. — В нашем спектакле? А у Шекспира она другая? — Она невинна у Шекспира, ее оклеветали. — Как оклеветали? Он спрашивает: «Где платок?» Она, вместо того чтобы честно ответить? — Она испугалась. Муж ревнивый, мало ли. — Вот и Отелло испугался. За себя. Что он не выдержит, если она ему изменит. И придушил ее вовремя. — И критики — об этом же. Что, мол, придушил ее вовремя, измена лишь вопрос времени. — Конечно. Он как раз мужественно, благородно поступил, не отдал ее никому. — Очень благородно, Владимир. «Так не доставайся же ты никому»? — Конечно. А что, лучше, когда женщина через восемьсот Гаев Риччи проходит? — А отпустить? — Это уже другая история будет. — Я уже конкретно вас спрашиваю, как бы вы поступили. — Я бы отпустил, конечно. Свободна! Я к Отелло отношения не имею. Есть, наверное, такой тип мужчин. Ревнивцы, и не просто ревнивцы. Это же целая позиция, установка. Это же твои нервы так устроены. Он не может представить, что его женщина может достаться еще кому-то. В принципе. Нет, и все. — Ну а вы ревнивы? — В меру. Сейчас тише уже стал. Ревнуешь когда? Когда подозреваешь или когда она уже ушла с другим? Если ты уже начал подозревать, значит, у тебя есть повод. Значит, ты чувствуешь, что она тебя не любит и с ней надо расставаться. Или надо поговорить. Но женщина не должна все воспринимать на глупом уровне: «А, ревнуешь, значит, любишь. И я еще раз так сделаю. Ха-ха-ха. Только люби меня сильней». Такой подход неправилен. Он только породит еще больше конфликтов, что в итоге приведет к плачевному финалу. — Вам важно, Владимир, какое вы впечатление производите на людей? — Ну, важно, конечно. А как еще? Вот если бы я знал, что придете вы, такая молодая, красивая? — А если бы я пришла старая и страшная? — Нет, ну я надеялся. А когда на что-то надеешься, то и случается. В общем, может, мне надо было бы одеться поприличней, не в джинсах и кроссовках прийти? Но, я думаю, гораздо важнее то, что у человека на сердце. И в душе. — Скажите, чувство зависти вам знакомо? — Конечно. — Кому, чему завидуете? — Завидовал скорее. Почему он снимается, а я нет? Почему этому роль дали, а не мне? Но это эпизоды, которые ни к чему не приводили. Меня зависть не подстегивает, это плохое чувство, надеюсь, что уже от него избавился. У меня в профессии в принципе все с самого начала складывалось неплохо: закончил Щукинское училище — семь дипломных спектаклей, в которых у меня были главные роли. Попал в театр Вахтангова, где пять главных ролей, потом ушел во МХАТ, где тоже много хороших ролей и т. д. Другое дело — в кино. Тогда, когда надо было бы сниматься, кино не было. Сейчас меня кино использует, но мало. Но у меня ощущение, что у меня все впереди. Не то, что я гардемарина сейчас сыграю, нет, но тем не менее. Моя мама говорила, что у нас порода такая: мужчины сок набирают годам к пятидесяти. Надеюсь, что это так. — А какой роли ждете? — Чтобы соответствовала моим внутренним переживаниям. Главное, чтобы это была глубокая работа и с точки зрения характера, и с точки зрения профессии. Хорошую, большую роль хочется? Можно маленькую. Но хорошую. Глубоко выписанную, замотивированную, оправданную? — Табу в профессии для вас существует? — Нет. Профессия актера такова. Он — пластилин. Из него должно все лепиться. У меня единственное табу — на плохой материал. И если мне предложат ребенка ударить в кадре, то я, естественно, тоже не соглашусь. — А женщину? — Женщину? Я подумаю? (Смеется.) — Кстати, раз уж опять про дам? Идеальная женщина для вас какая? — Которую любишь. Которая нравится. А почему нравится — загадка. Вот входишь, например, куда-нибудь. Сидит много женщин. Но ты сразу понимаешь, что вот та женщина тебе нравится больше всех. Независимо от цвета глаз, волос, фигуры. — Энергетика? — Не знаю. Тайна сия велика. — Но это получается любовь с первого взгляда? — И так получается. И по-другому. Знакомы много лет — и вдруг: как же я ее не замечал! Все зависит от того, в каком ты состоянии, в каком состоянии мир. Все очень сложно. Возможно, есть какие-то предпочтения по росту, по цвету волос? Но моя жизнь показывает, что нет предпочтений. Любовь — это же чудо, это счастье. Это чувство Бог дает. — Вам важнее любить или быть любимым? Понимаю, что лучше в совокупности, но все же. — Важнее — не знаю. Слаще, может быть? Попробую сформулировать. Жизнь — это ведь удовольствие. И человек хочет их получать. А любить — это удовольствие. Ты же не знаешь точно, любит тебя человек или притворяется. А со своими эмоциями тебе проще разобраться. Да, сейчас для меня важнее любить. Мне нравится, когда у меня просыпается это чувство. Оно очень приятное. Оно правильное. Правильные биохимические реакции задействует. Если бы человек любил все время, то, наверное, тысячу лет бы жил…

← Все публикации

Меня никто не любит: психология любви

Живет человек. Утром варит кофе, смотрит прогноз погоды, ходит на работу и в кино. У него есть друзья и романтические отношения. Коллеги и начальство ценят, недавно даже выписали премию. Но каждую минуту своего существования он все равно ощущает: его не любят, недооценивают, им тяготятся. И кофе горький, и погода не очень. И даже если на самом деле это не так, переубедить человека сложно. У него есть на то причины: его недолюбили в детстве, и он до сих пор страдает.