Содержание

к постановке проблемы – тема научной статьи по философии, этике, религиоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка

УДК 17

Мастеров Дмитрий Владимирович

Masterov Dmitry Vladimirovich

[email protected]

[email protected]

РАЗЛИЧИЕ МОРАЛИ И НРАВСТВЕННОСТИ:

К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ

DIFFERENCE BETWEEN ETHICS AND MORALITY: PROBLEM STATEMENT

Аннотация:

Summary:

В статье рассматривается онтологическая самостоятельность и независимость нравственности в ее отличие от морали. Раскрываются и обосновываются причины, согласно которым мораль носит отвлеченный абстрактно-догматический характер, никак не затрагивающий саму сущность индивидуального сознания человека.

The article deals with ontological self-sufficiency of morality and its independence from morals. The author spells out and substantiates the reasons, due to which the moral is considered to be of abstract dogmatic nature, not affecting the individual consciousness of a person.

Ключевые слова:

нравственность, мораль, материальнопрактическая сущность морали, индивидуальное сознание, социальный субъект, личность.

morality, moral, material and practical matters of morality, individual consciousness, social subject, personality.

Keywords:

Для определения социально-онтологического статуса феномена совести необходимо выяснить характер связи совестливого акта с конкретным практическим поступком человека, осуществляющегося в рамках этически ориентированной деятельности. Однако прежде чем заняться исследованием содержания и сущности этой связи, необходимо определить: а что, собственно говоря, есть нравственность? Без такого определения мы не можем обоснованно говорить ни о нравственном чувстве, ни о нравственном поступке, к которым, как правило, привязывают совестный акт, и которые, уже в силу самой формулировки, выступают по отношению к нравственности как производные.

С сожалением приходится признать, что, несмотря на более чем двухтысячелетнюю историю этики, удовлетворительный ответ на поставленный вопрос так и не был дан. Подавляющее большинство мыслителей, вплоть до настоящего времени, отождествляли понятие нравственности с моралью, исходя из факта созвучия этого слова с лексическим значением латинского слова «mores» — «нравы, обычаи», то есть фактически привязывали нравственность к человеческому социуму. Причина устойчивости такого отождествления заключается, очевидно, в неправомерной абсолютизации социального начала в человеке. Человек, бесспорно, развивался исторически как существо социальное, практически всегда действующее в обществе себе подобных. Мало того, он может стать человеком (в привычном нам смысле) только в рамках социума, в процессе получения и обработки знаний и опыта, накопленных предшествующими поколениями. Таким образом, человек в своей жизни не знает иной среды обитания, кроме общества и, вполне логично, именно в ней начинает поиск ответов на вопросы, связанные со спецификой своего существования, в том числе и с нравственностью. Однако не следует забывать, что человек — это в первую очередь, индивидуальность, а не только социальный субъект. Именно индивидуальное сознание есть первоначальное отличие человека от животных, в том числе и животных социальных, а следовательно, оно не является социальным порождением. Поэтому было бы, по меньшей мере, опрометчиво заявлять о том, что только социальная среда формирует человека, тем более что вопрос о происхождении индивидуального сознания до сих пор остается открытым и, очевидно, останется таковым до тех пор, пока мы корни человеческой индивидуальности будем искать в социальной сфере.

С другой стороны, идея тождества морали и нравственности основывается на том факте, что человек выступает в рамках общества как социальный субъект, то есть как существо деятельное; деятельность есть вообще единственная форма существования человека в обществе, а потому всегда существует необходимость регулировки этой деятельности с целью сохранения устойчивости общества. «Нравственность, — отмечает А.А. Гусейнов, исходя из признания тождества нравственности и морали, — является одним из типов социальной регуляции, своеобразным способом организации процесса человеческой жизнедеятельности. Объективные потребности общества, фиксируясь в нравственности, принимают форму оценок, общих правил и фактических предписаний. Материальные отношения отражаются в ней под углом зрения того,

как они могут и должны реализовываться в непосредственной деятельности индивидов и групп. Фиксируя те требования, которые общественное бытие предъявляет к сознательно действующим индивидам, нравственность выступает как способ практического ориентирования людей в общественной жизни. Она по своей роли однопорядкова с правом, обычаями и т.д.» [1, с. 20].

При этом, однако, упускается из виду, что деятельность человеческого индивида всегда осуществляется в двух формах: в деятельности сознания (идеальной форме) и в практическом поведении (материальной форме), причем последняя всегда производна от первой, поскольку совершенно невозможно представить у человека бессознательную материальную деятельность. Действительно, если отбросить в сторону человеческое «Я», индивидуальное сознание, то ни о каком творчестве не может быть и речи; человек становится безличен в своих мотивациях, как и животное, и вся его материальная деятельность сведется к реализации простейших инстинктивных устремлений, продиктованных необходимостью и физическими возможностями индивида.

Итак, материальная деятельность человека вторична. Однако именно на эту вторичную, производную форму деятельности и ориентированы принципы всякой этики, основанной на идее тождества морали и нравственности. Нравственность, отождествленная с моралью, представляется, в конечном итоге, всего лишь в качестве инструмента поведенческого регулирования, необходимого как для физического выживания человека в обществе, приспособления человека к общественным условиям, так и для устойчивого существования самого общества в целом — говоря языком биологии, для выживания популяции. По существу, к социальной жизни прикладываются специфические биологические атрибуты — приспособление и отбор.

Такая материально-практическая ориентация этических систем вполне объяснима. Человек как предмет изучения, как правило, рассматривается исследователем в качестве внешнего объекта, воспринимаемого и анализируемого лишь с позиций материальной, чувственно обусловленной деятельности. «Мы познаем субъекты, и мы никогда до конца их не познаем, — писал Ж. Маритэн. — Мы не познаем их в качестве субъектов, мы их познаем, только объективируя, занимая по отношению к ним объективную позицию, превращая их в объекты, поскольку объекты есть не что иное, как нечто в субъекте, переведенном в состояние нематериального существования интеллектуальным актом» [2, с. 232]. Деятельность же сознания этого «объекта» в его сущности восприятию исследователя недоступна, и потому информация о ней формируется не напрямую, но посредством анализа восприятий вторичной деятельности — через приложение к практическому поведению конкретного человека некоторых уже известных поведенческих стереотипов, якобы объективно отражающих те или иные процессы, происходящие в сознании. Стереотипы эти весьма относительны и не могут носить закономерного характера, поскольку, в отличие от поведенческих стереотипов животных, основаны не только и не столько на инстинктивнорефлекторной сфере, но, в первую очередь, на сознательном анализе исследователями ряда подобных ситуаций, обобщении и синтезе данных. Это выглядит вполне «научно», поскольку якобы подтверждается экспериментальными данными. Не случайно диалектический материализм, неустанно декларирующий свою «научность» и «объективность», решает проблему познания внутреннего мира человека через признание деятельности сознания как отражения объективной действительности: «Одной из самых фундаментальных проблем диалектического материализма является человек как субъект познания, отражающий объективный мир и преобразующий его посредством практики. Гносеологический и психологический анализы субъекта в его обусловленности объективной действительностью и общественной практикой тесно связаны с решением проблемы человека как личности в историческом материализме» [3, с. 13].