Нравственность и мораль отличия: Мораль и нравственность – сходства и различия в таблице
к постановке проблемы – тема научной статьи по философии, этике, религиоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка
УДК 17
Мастеров Дмитрий Владимирович
Masterov Dmitry Vladimirovich
РАЗЛИЧИЕ МОРАЛИ И НРАВСТВЕННОСТИ:
К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ
DIFFERENCE BETWEEN ETHICS AND MORALITY: PROBLEM STATEMENT
Аннотация:
Summary:
В статье рассматривается онтологическая самостоятельность и независимость нравственности в ее отличие от морали. Раскрываются и обосновываются причины, согласно которым мораль носит отвлеченный абстрактно-догматический характер, никак не затрагивающий саму сущность индивидуального сознания человека.
The article deals with ontological self-sufficiency of morality and its independence from morals. The author spells out and substantiates the reasons, due to which the moral is considered to be of abstract dogmatic nature, not affecting the individual consciousness of a person.
Ключевые слова:
нравственность, мораль, материальнопрактическая сущность морали, индивидуальное сознание, социальный субъект, личность.
morality, moral, material and practical matters of morality, individual consciousness, social subject, personality.
Keywords:
Для определения социально-онтологического статуса феномена совести необходимо выяснить характер связи совестливого акта с конкретным практическим поступком человека, осуществляющегося в рамках этически ориентированной деятельности. Однако прежде чем заняться исследованием содержания и сущности этой связи, необходимо определить: а что, собственно говоря, есть нравственность? Без такого определения мы не можем обоснованно говорить ни о нравственном чувстве, ни о нравственном поступке, к которым, как правило, привязывают совестный акт, и которые, уже в силу самой формулировки, выступают по отношению к нравственности как производные.
С сожалением приходится признать, что, несмотря на более чем двухтысячелетнюю историю этики, удовлетворительный ответ на поставленный вопрос так и не был дан. Подавляющее большинство мыслителей, вплоть до настоящего времени, отождествляли понятие нравственности с моралью, исходя из факта созвучия этого слова с лексическим значением латинского слова «mores» — «нравы, обычаи», то есть фактически привязывали нравственность к человеческому социуму. Причина устойчивости такого отождествления заключается, очевидно, в неправомерной абсолютизации социального начала в человеке. Человек, бесспорно, развивался исторически как существо социальное, практически всегда действующее в обществе себе подобных. Мало того, он может стать человеком (в привычном нам смысле) только в рамках социума, в процессе получения и обработки знаний и опыта, накопленных предшествующими поколениями. Таким образом, человек в своей жизни не знает иной среды обитания, кроме общества и, вполне логично, именно в ней начинает поиск ответов на вопросы, связанные со спецификой своего существования, в том числе и с нравственностью. Однако не следует забывать, что человек — это в первую очередь, индивидуальность, а не только социальный субъект. Именно индивидуальное сознание есть первоначальное отличие человека от животных, в том числе и животных социальных, а следовательно, оно не является социальным порождением. Поэтому было бы, по меньшей мере, опрометчиво заявлять о том, что только социальная среда формирует человека, тем более что вопрос о происхождении индивидуального сознания до сих пор остается открытым и, очевидно, останется таковым до тех пор, пока мы корни человеческой индивидуальности будем искать в социальной сфере.
С другой стороны, идея тождества морали и нравственности основывается на том факте, что человек выступает в рамках общества как социальный субъект, то есть как существо деятельное; деятельность есть вообще единственная форма существования человека в обществе, а потому всегда существует необходимость регулировки этой деятельности с целью сохранения устойчивости общества. «Нравственность, — отмечает А.А. Гусейнов, исходя из признания тождества нравственности и морали, — является одним из типов социальной регуляции, своеобразным способом организации процесса человеческой жизнедеятельности. Объективные потребности общества, фиксируясь в нравственности, принимают форму оценок, общих правил и фактических предписаний. Материальные отношения отражаются в ней под углом зрения того,
как они могут и должны реализовываться в непосредственной деятельности индивидов и групп. Фиксируя те требования, которые общественное бытие предъявляет к сознательно действующим индивидам, нравственность выступает как способ практического ориентирования людей в общественной жизни. Она по своей роли однопорядкова с правом, обычаями и т.д.» [1, с. 20].
При этом, однако, упускается из виду, что деятельность человеческого индивида всегда осуществляется в двух формах: в деятельности сознания (идеальной форме) и в практическом поведении (материальной форме), причем последняя всегда производна от первой, поскольку совершенно невозможно представить у человека бессознательную материальную деятельность. Действительно, если отбросить в сторону человеческое «Я», индивидуальное сознание, то ни о каком творчестве не может быть и речи; человек становится безличен в своих мотивациях, как и животное, и вся его материальная деятельность сведется к реализации простейших инстинктивных устремлений, продиктованных необходимостью и физическими возможностями индивида.
Итак, материальная деятельность человека вторична. Однако именно на эту вторичную, производную форму деятельности и ориентированы принципы всякой этики, основанной на идее тождества морали и нравственности. Нравственность, отождествленная с моралью, представляется, в конечном итоге, всего лишь в качестве инструмента поведенческого регулирования, необходимого как для физического выживания человека в обществе, приспособления человека к общественным условиям, так и для устойчивого существования самого общества в целом — говоря языком биологии, для выживания популяции. По существу, к социальной жизни прикладываются специфические биологические атрибуты — приспособление и отбор.
Такая материально-практическая ориентация этических систем вполне объяснима. Человек как предмет изучения, как правило, рассматривается исследователем в качестве внешнего объекта, воспринимаемого и анализируемого лишь с позиций материальной, чувственно обусловленной деятельности. «Мы познаем субъекты, и мы никогда до конца их не познаем, — писал Ж. Маритэн. — Мы не познаем их в качестве субъектов, мы их познаем, только объективируя, занимая по отношению к ним объективную позицию, превращая их в объекты, поскольку объекты есть не что иное, как нечто в субъекте, переведенном в состояние нематериального существования интеллектуальным актом» [2, с. 232]. Деятельность же сознания этого «объекта» в его сущности восприятию исследователя недоступна, и потому информация о ней формируется не напрямую, но посредством анализа восприятий вторичной деятельности — через приложение к практическому поведению конкретного человека некоторых уже известных поведенческих стереотипов, якобы объективно отражающих те или иные процессы, происходящие в сознании. Стереотипы эти весьма относительны и не могут носить закономерного характера, поскольку, в отличие от поведенческих стереотипов животных, основаны не только и не столько на инстинктивнорефлекторной сфере, но, в первую очередь, на сознательном анализе исследователями ряда подобных ситуаций, обобщении и синтезе данных. Это выглядит вполне «научно», поскольку якобы подтверждается экспериментальными данными. Не случайно диалектический материализм, неустанно декларирующий свою «научность» и «объективность», решает проблему познания внутреннего мира человека через признание деятельности сознания как отражения объективной действительности: «Одной из самых фундаментальных проблем диалектического материализма является человек как субъект познания, отражающий объективный мир и преобразующий его посредством практики. Гносеологический и психологический анализы субъекта в его обусловленности объективной действительностью и общественной практикой тесно связаны с решением проблемы человека как личности в историческом материализме» [3, с. 13].
В этом случае все предельно просто. Если человек в своей деятельности есть лишь отражение объективного мира, а в отношении последнего познание истины возможно как познание объективных законов его существования, то и сознание человека, его внутренний мир каким-то образом определены этими законами, ведь «в марксистской теории познания сознание рассматривается как историческая категория и продукт общественного развития человека, хотя, разумеется, оно есть функция мозга, то есть особым образом организованной материи» [4, с. 15]. Вот только против такой «материализации сознания» свидетельствует один очевидный факт: несмотря на уже довольно продолжительную историю психиатрии, с помощью химических препаратов ученым не удалось вернуть хоть одного больного в нормальное состояние. Причина проста: химия воздействует лишь на материю, на мозг и нервную систему — то есть на носитель сознания, а не на само сознание, на тело, а не на человека. Этот простой факт сводит на «нет» все старания материалистов представить человека исключительно как продукт материи. Так что попытка исследовать сознание человека на основании внешних данных по меньшей мере сомнительна, и сомнения здесь вызывает именно «объективность», надежность, истинность этих данных.
Каждый человек уникален по определению, соответственно, и моделирование им своего поведения в некой стандартной ситуации также всегда уникально. Мало того, далеко не всякий
человек может полноценно выразить в словесной форме процесс моделирования, происходящий в его сознании. Поэтому даже личные «показания» объекта об исследуемой ситуации могут не быть достоверными. Так что нет никакой гарантии, что конкретные поступки людей, внешне тождественные и протекающие в относительно сходных условиях, имеют одинаковую подоплеку в деятельности их индивидуальных сознаний. Отсюда возникает сомнение в возможности познания научными методами истинных причин внешней деятельности субъектов, их идеальной основы, коренящейся в человеческом сознании. Так что вполне справедливым представляется замечание Л.Н. Роднова: «Сознание не есть некий объект, который можно рассмотреть, так сказать, со стороны, познать научно и выразить в положительном знании о нем. Психология как раз и занимается подобным исследованием «сознания» через психологические акты человеческого поведения. Однако то, с чем мы тут имеем дело, есть лишь внешняя форма обнаружения сознания, а не само сознание» [5, с. 61].
Поэтому этика как наука не может быть ничем иным, кроме как наукой о практическом поведении и, соответственно, прикладной ее целью может являться только корректировка поведения на основе неких принципов, выработанных искусственно посредством анализа последствий различных вариантов действия, и отбора наилучших из этих вариантов, исходя из критерия наименьшей их вредности для материального существования человека и общества, то есть на основе того, что мы можем назвать моралью. Такая этика, будучи по своей основе материально ориентированной, стало быть, и социальна, и при этом, выполняя регулятивную функцию, неизбежно становится нормативной. Тождество морали и нравственности вполне вписывается в систему такой этики и закономерно из нее вытекает.
Однако с каких бы позиций не изучалась нравственность и не строилась этика — с научных (материальных) или философских (метафизических) — теоретически результатом такого исследования должна быть четкая и однозначно трактуемая понятийная структура. Мы же при описываемом подходе имеем дублирование понятий (мораль — нравственность), чего ни одна наука в классическом ее понимании допустить не может. Так же и философия, не будучи наукой, но, пользуясь некоторыми инструментами, характерными для научного познания, в первую очередь, логикой, не может принять такую двойственность понятий. Поэтому приходится сделать вывод о сомнительности в плане истины отождествления морали с нравственностью и заново поставить вопрос о происхождении и содержании нравственности либо совершенно исключить этот термин из оборота как не отражающий реального положения вещей. Однако последний вариант представляется несостоятельным, поскольку существует ряд понятий и феноменов, либо определяемых как нечто нравственное, либо с нравственностью связанных и, вместе с тем, совершенно необъяснимых с точки зрения морали. Примерами таковых являются совесть, любовь (разумеется, нравственная, а не половая), сострадание и т.п. Они не имеют в себе материально-корыстной подоплеки, не направлены на выживание индивида, на гармонизацию его отношений с социумом, а зачастую вызывают прямо противоположные последствия. Поэтому логично предположить, что реально существует некое начало, не имеющее ни материальной, ни социальной, ни биологической основы и, следовательно, не являющееся моралью и не относимое к законам, управляющим живой и неживой природой. Именно это начало и следует определять через понятие «нравственность».
Ссылки:
1. Гусейнов А.А. Социальная природа нравственности. М., 1974.
2. Маритэн Ж. Краткий очерк о существовании и существующем // Проблема человека в западной философии. М., 1988.
3. Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. М., 2000.
4. Там же.
5. Роднов Л.Н. Сознание. Познание. Личность. Кострома, 1995.
References (transliterated):
1. Guseynov A.A. Sotsial’naya priroda nravstvennosti. M., 1974.
2. Mariten Z. Kratkiy ocherk o sushchestvovanii i sushchestvuyushchem // Problema cheloveka v zapadnoy filosofii. M., 1988.
3. Anan’ev B.G. Chelovek kak predmet poznaniya. M., 2000.
4. Ibid.
5. Rodnov L.N. Soznanie. Poznanie. Lichnost’. Kostroma, 1995.
Мораль, нравственность и закон — МО АЮР РФ
Мора́ль (moralitas), термин введён Цицероном — общепринятые традиции, негласные правила — принятые в обществе представления о хорошем и плохом, правильном и неправильном, добре и зле, а также совокупность норм поведения, вытекающих из этих представлений. (Википедия).
По определению В. Даля, данного им в словаре «Живого русского языка», мораль — правила для воли, совести человека.
Нравственность, чаще всего употребляющийся в речи и литературе как синоним морали. Но есть и другое определение — нравственность, как именно Божественные, моральные принципы, которыми должен руководствоваться человек в своей жизни, а не просто представления самих людей о добре и зле.
В «Азбука веры. Раздел: Нравственность и духовность» Христианство толкует значение слова нравственность как: «… набор нравов. Нрав – способ поведения. Нравственность лежит в сфере деятельности людской и есть исполнение правил поведения в обществе».
Вот наш законодатель и все, кто пытается применить законы, в том числе и в судах, исходя из «своего» видения понятия нравственного поведения, осознания норм морали и нравственности, творят законы, и их применяют. А у всех видение нравственности разное.
Заповеди и принципы «не убий», «не укради», «не лжесвидетельствуй», «не делай в отношении других всего того, что не желаешь себе самому» и т.д. существуют тысячелетия в философиях веков и во многих религиях мира, но преступность, и отказ от соблюдения нравственных норм растёт с каждым годом. Уже все, кому не лень, кричат, что наше общество безнравственно.
Государство вынуждено содержать огромный государственный и правоохранительный, судебный аппарат, тратить огромные средства на содержание тюрем. Но все эти многочисленные ресурсы могли бы пойти на другие, гораздо более продуктивные проекты общества, если бы внутри самого человека было понимание Высшего Нравственного Закона – Божественного Закона.
В современном обществе прочно устоялась мысль о независимости нравственности от религии. Но сводится ли нравственность только к поведению человека? Наверно, надо смотреть намного шире.
Судья не может нарушить закон, хотя он и видит его ограниченность, нарушение нравственных принципов, но он связан самим законом, конституцией. Оправдываясь, судьи объясняют своё решение тем, что, когда вот изменят закон, будет и новое решение.
Можно привести множество примеров. Одним из нашумевших примеров это отказ суда выдать свидетельство о рождении мальчику, и его никуда не брали даже в школу, ссылаясь на отсутствие данного свидетельства. Ни одно ведомство государства и суд не заступились за мальчика. И рос он как Маугли, не имея никаких документов.
Суд и все органы государства ссылались только на закон – механизм не прописан! И все позабывали про Конституцию России ст. 2., где черным по белому написано, что государство защищает права этого мальчика, в том числе и на регистрацию его в государстве, и выдаче свидетельства о рождении. Законодатель не продумал до конца закон, а другие не захотели применить нормы нравственности. Никто не захотел брать на себя ответственность в оказании помощи мальчику и реализации ст. 2 Конституции РФ, только разводили руками!
Можно остановиться, хотя бы, еще на одном примере, когда Конституционный Суд РФ отменяет действие закона для конкретной ситуации, как безнравственное для данного случая, оставляя действия этого закона для всего остального.
Не все нормы закона нравственны, хотя они и законны. Где оспаривать отсутствия нравственности в законе, всегда в Конституционном суде РФ, или создавать новый Верховный Нравственный суд РФ?
Так, давайте дадим право всем судьям это делать, жизненного опыта у них много, пусть проявит свою нравственность, а если судья злоупотребил правами своими при этом, пусть отвечает, а кто не согласен с решением обжалуй.
А вышестоящие суды и будут видеть живет ли, работает ли судья в соответствии с нормами нравственности. Отменяйте его решение, если оно не соответствует нормам нравственности, а судью увольняйте.
Необходимо и ввести норму права, позволяющую отменить решения судьи, не только за нарушения закона, но и за нарушение норм нравственности.
Всё в нашей жизни зависит от того, насколько мы способны проводить в нашу жизнь Божественный Нравственный Закон. Настала пора пересмотреть всю систему ценностей, все взаимоотношения во всех сферах жизни. Нужно возвести понятие «нравственности» в ранг закона и государственной идеологии. И активно применять, и создавать Законы государства, используя понятие нравственности, для чего необходимо переработать всю законодательную и иную нормативную базу.
А с проникновением нравственности во все сферы нашей жизни и будет активное развитие и всего общества.
Слова Конфуция просты и доходчивы: «Слушать тяжбы я могу подобно другим; но что необходимо – чтобы не было тяжб». [2, с.116.]
А почему буксуют попытки государства перенести значительную долю различных споров в третейские суды и в иные формы досудебного рассмотрения спора, в том числе и на морально-нравственную основу разрешения спора. Потому, что законодатель сам не стремитсясоздать правовые условия для этого, не направляет главные свои усилия на воспитание нового нравственного поколения людей.
Законодатель, школа. институт считают, что этим должны заниматься родители. А когда им это делать? Когда оценивают работу школы, института нет показателей нравственного воспитания детей.
Еще на заре философии управления государством, великий мудрец Конфуций 2500 лет тому назад подчеркивал, что главная цель государства воспитать «стыд» – это воспитание нравственности в гражданах.
Конфуций утверждал, что «Если править народом, прибегая к законам, а порядок удерживать с помощью наказаний, то народ будет склонен уклоняться от наказания, и вряд ли будет испытывать стыд». (1. ст.24)
В данном случае стыд — это- это угрызения совести.
В завершение рассуждения о нравственности, морали хотелось бы привести две цитаты, которые заставят задуматься читателей.
Первая — «Не поддавайтесь иллюзии, будто мораль возможна без религии» — Слова Джорджа Вашингтона.
Вторая — «И до тех пор, пока в массовом сознании не наступит коренного перелома, когда понимание Бога перестанет ассоциироваться с религией, сектами и еще чем-то непристойным, до тех пор вы не сможете встать на следующую ступень эволюционного развития». [3.Ланто]
Не ищите в этих фразах противоречия, ищите развитие в них. Если нет у человека истинной веры в Бога, то и не будет стремление к истинной Нравственности, Морали. Эти понятия неразрывны в их реализации.
Развитие Веры в Бога, в истинную Нравственность – это основная задача в государстве и самого государства. И возлагать эту государственную обязанность только на общественную организацию — церковь, безнравственно.
Значит, государство отказывается от выполнения этой основной своей задачи вообще, что отбрасывает развитие общества на десятилетия назад. Спросите почему? А вы посетите церковь, но только не в праздники, например, в Пасху, и не в день присутствия Президента страны в ней, а в обыкновенный день, и всё поймете.
Список литературы
1.Конфуций. //Сост: В.В.Юрчук.: 5 изд.- Мн.: Современное слово, 2006.с.24,36.
2.Мудрость Конфуция. // Под. ред. Владимира Бутромеева. – Москва, ОЛМА Медиа Групп, 2011. Стр 116.
3. Т. Микушина. Слово Мудрости – 8. Ланто. -Omsk 2008.
Понятие Этики и Морали (принципы и различия)
Как правило, термины этика и мораль используются взаимозаменяемо, хотя некоторые сообщества (например, академические, юридические или религиозные) будут проводить различия. Фактически, данная статья о этике рассматривает термины как те же, что и моральная философия. Понимая, что большинство этиков (то есть философов, изучающих этику) считают термины взаимозаменяемыми, давайте попробуем погрузиться в эти различия.
И мораль, и этика слабо связаны с различием разницы между «хорошим и плохим» или «правильным и неправильным». Многие считают мораль моментом как личным и нормативным, тогда как этика — это стандарты «хорошо и плохо», отличающиеся определенная община или социальная обстановка. Например, ваше местное сообщество может думать, что прелюбодеяние является аморальным, и вы лично можете согласиться с этим. Однако это различие может быть полезно, если ваше местное сообщество не имеет сильных чувств в отношении прелюбодеяния, но вы считаете прелюбодеяние аморальным на личном уровне. Этими определениями терминов ваша мораль противоречила бы этике вашего сообщества. Однако в популярном дискурсе мы часто будем использовать термины нравственные и безнравственный, когда речь идет о таких проблемах, как прелюбодеяние, независимо от того, обсуждается ли это в ситуации на уровне сообщества или оценивается субъективно одним индивидом. Как вы можете видеть, различие может стать немного сложным.
Важно рассмотреть, как эти два термина были использованы в дискурсе в разных областях, чтобы мы могли рассмотреть коннотации обоих терминов. Например, мораль имеет христианский оттенок для многих жителей Запада, поскольку в церкви видна нравственность богословия. Точно так же этика — это термин, используемый в сочетании с бизнесом, медициной или законом. В этих случаях этика служит персональным кодексом поведения для людей, работающих в этих областях, и сама этика часто обсуждается и спорна. Эти коннотации помогли определить различия между моралью и этикой.
Однако этики используют эти термины взаимозаменяемо. Если они хотят дифференцировать мораль от этики , бремя ответственности лежит на этике, чтобы изложить определения обоих терминов. В конечном счете, различие между ними столь же существенно, как линия, нарисованная на песке.
Различия между моралью и этикой (Видео)
Профессиональная этика юриста — В чем различие между понятиями «мораль», «нравственность», «этика» и «профессиональная этика»?
В чем различие между понятиями «мораль», «нравственность», «этика» и «профессиональная этика»?
Эгака — это философская наука, объектом изучения которой является мораль: ее сущность, происхождение, функционирование и эволюция в обществе.
Мораль — это форма общественного сознания, совокупность принципов, правил и норм, которыми люди руководствуются в своих действиях. Мораль регулирует поведение человека во всех без исключения сферах жизни: в труде, в быту, в политике, в науке, в семье и т. д. Моральные нормы отражают общественные отношения в таких понятиях, как добро и зло, честь и достоинство, справедливость, совесть, счастье, смысл жизни и т. д.
Если мораль представляет собой форму общественного сознания, регулирующую и оценивающую поведение и действия социальных субъектов, то нравственность проявляется в самих реальных процессах сферы человеческих отношений. Она выступает в качестве определенной меры, характерной для достойного поведения, и служит критерием добра и зла.
Профессиональная этика — это учение о профессиональной морали, представляющей собой исторически сложившуюся систему нравственных принципов, предписаний, заповедей и норм применительно к особенностям определенных профессий.
Становление профессиональной этики связано с разделением труда и выполнением людьми общественных трудовых функций, зародившихся еще в рабовладельческом обществе. У ее истоков стояли Аристотель, Гиппократ и другие мыслители древности.
Следует подчеркнуть, что профессиональная этика складывалась в таких видах деятельности, объектом которых являлся человек, работа с людьми, отличающаяся неповторимостью ситуаций, противоречиями и трудностями, которые обязательно надо своевременно преодолевать и решать.
Например, нельзя не учитывать специфики и своеобразия деятельности и характера отношений между людьми таких профессий, как врач — больной, учитель — ученик, судья — подсудимый, артист — зритель, где функции профессиональной деятельности объективно порождают особые нравственные требования, нормы, оценки, регулирующие возникающие взаимоотношения.
Именно по этой причине в этике существует понятие «нравственность труда», подразумевающее как отношение к трупу, так и нормы взаимоотношений между участниками совместной деятельности. В данном случае исходят из того, что труд — главное условие существования человека, главный показатель моральной ценности и источник нравственных отношений. В обществе существует представление о морали, скажем, врача, педагога, сотрудника милиции, юриста.
Общественная полезность и характер деягельности-профессиональ- ных юристов, в том числе и сотрудников правоохранительных органов, важность сферы их деятельности (цель, средства и конечный результат) безусловно предполагают специфически профессиональные нравственные требования.
В этом отношении особенность профессиональной морали юристов является результатом специфического преломления общих принципов и норм морали в их служебной деятельности и неслужебном поведении и выражается в следующих чертах.
1. Ни в какой другой области жизни нормы поведения, морали не являются в максимальной степени обязательными и определенными.
2. Моральные нормы юриста юридически оформлены, подкреплены законом, установлены государством.
3. Нормы и принципы профессиональной этики юриста носят повелительный характер и требуют исполнительности, обязательности выполнения.
4. Действия профессиональных юристов при всей их строгости должны быть справедливыми, не унижающими человеческое достоинство, и вместе с тем непримиримы к нарушителям законности и антигуманности.
5. Отношения профессиональных юристов с гражданами требуют индивидуального подхода и внутренней культуры и такта.
6. При применении права юристами необходимо ко всему подходить с точки зрения закона, отрешившись от своих личных симпатий и антипатий.
Из всех этих особенностей складывается во всей полноте профессиональная этика юриста, его нравственная культура в целом.
Понятие этикиЭтика — это область социально-философских исследований, в рамках которой изучается мораль (см. Мораль), выражающая особую сферу надбиологической регуляции отношений между людьми и связанные с ней высшие ценности и идеалы долженствования. Содержательные и формальные особенности этики как философской дисциплины заданы тремя константами:
Наряду с этим, этика иногда рассматривается как теория добродетелей, видящая свою цель в обосновании модели достойной жизни человека, выражающей идеалы человечности. В настоящее время сложившаяся в общественных науках традиция понимает под этикой по преимуществу область знания, а под моралью (или нравственностью) её предмет. В общественном опыте и обыденном языке такое разграничение, однако, пока не закрепилось. Предмет и проблематика этикиРазмышления о предмете этики в истории европейской философии традиционно концентрировались вокруг ряда сквозных проблем, таких, как соотношения счастья и добродетели, индивидуальной и социальной этики, намерений и действий, разума и чувств в моральной мотивации, свободы и необходимости человеческого поведения и тому подобных. Их особенность состояла в том, что они в реальном опыте нравственной жизни чаще всего приобретали характер дилемм, свидетельствуя о многократной дисгармонии человеческого существования. В этом смысле этику можно определить как рефлексию над моральными основаниями человеческой жизни (понимая под рефлексией обращённость сознания на себя). Если мораль есть непосредственное сознание смысла жизни, вошедшее в язык самой практики, то этика есть сознание сознания жизни, то есть сознание жизни второго уровня. Решающая причина, определяющая необходимость такой вторичной рефлексии, состоит в том, что моральное сознание попадает в ситуацию, которую вслед за Кантом можно было бы назвать ситуацией двусмысленности притязаний. Речь идёт о конфликте (кризисе) ценностей, когда мораль теряет очевидность, не может поддерживаться силой традиции, и люди, раздираемые противоречивыми мотивами, перестают понимать, что есть добро и что есть зло. Такое, как правило, происходит при столкновении различных культур или культурных эпох, когда, например, новые поколения резко порывают с традиционными устоями. Чтобы найти общий язык друг с другом, люди вынуждены заново ответить на вопрос, что такое мораль, — обратиться к познающему разуму, чтобы с его помощью восстановить порвавшиеся нити общественной коммуникации, обосновать необходимость морали и дать новое её понимание. Этика есть способ, каким мораль оправдывается перед разумом. По родовой принадлежности этика относится к философии (см. Философия), составляя её нормативно-практическую часть. При этом она существенным образом связана с метафизикой, и в этом, прежде всего, выражается её философский характер. Мораль претендует на абсолютность, на то, чтобы быть последней ценностной опорой человеческого существования, поэтому учение о морали всегда взаимоувязано с учением о бытии; по характеру трактовки оснований морали все философские моральные системы можно подразделять на гетерономные и автономные. Существенное своеобразие этики состоит в том, что она, будучи наукой о морали, является в то же время в известном смысле частью последней. Отделяя этику как практическую философию от теоретической философии (физики, математики, учения о первопричинах), Аристотель имел в виду, что она задаёт предельную целевую основу человеческой деятельности, определяя, на что она в конечном счёте направлена и в чём состоит её совершенство (добродетельность). Таким образом, этику изучают не для того, чтобы знать, что такое добродетель (мораль), а для того, чтобы стать добродетельным (моральным). Она имеет дело с практикой в той мере, в какой эта последняя зависит от разумно аргументируемого выбора самого человека. Этика пересматривает (как бы заново структурирует) всю человеческую жизнедеятельность под углом зрения сознательного, индивидуально-ответственного выбора. Этим определяется понятийный аппарат этики, её идеально задаваемое проблемное поле. При всём доктринальном многообразии этических систем все они так или иначе имеют дело с тремя основными тематическими комплексами:
Вопрос о предмете этики не имеет однозначного, бесспорного решения: как философская наука этика в определённой мере сама создаёт свой предмет — отсюда многообразие и индивидуализированность этических систем. Развитие этикиПредставления об этике формируются в процессе осмысления правильного поведения человека в обществе (см. Общество), прежде всего в восточной духовной культуре первой половины I тысячелетия до новой эры и в западной [античной] философии, начиная с IV века до новой эры. Комплекс этических воззрений Древнего Востока, сохраняющий свои основные аксиомы и в современной концептуальной модели нравственности, отличается космологизмом, интенцией на гармонию человека и мира, метафоричностью и мифопоэтичностью, поисками путей нравственного совершенствования. Основополагающее этическое знание представлено в древнеиндийских памятниках литературы «Ведах» (в особенности, в «Ригведе») и «Упанишадах» (комментариях к «Ведам»). Тезис о единстве Брахмана как мировой души, абсолютного духовного начала, и Атмана как самосознания этого Абсолюта предписывает человеку освобождение от страстей и самосовершенствование, самопознание как путь к высшей реальности. В послеведический период моральные представления сконцентрированы прежде всего в буддизме. В основе этики буддизма — теория о двух родах бытия: сансаре как бытии проявленном, колесе перевоплощений в жизни как страдании, и нирване — вечном успокоении, искомом конечном состоянии, в котором индивидуальность растворяется. В древнекитайской философии этические идеи представлены наиболее полновесно в даосизме и конфуцианстве. Основатель даосизма Лао-цзы рассуждал о Дао («пути») как всеобщем законе природы, побуждающем человека к уходу от суеты и страстей, к достижению простоты, чистоты помыслов, к смирению и состраданию путём не-деяния, не насилия над миром. Конфуций учил о пяти добродетелях: гуманности-милосердии, долге-справедливости, послушании, почтительности, мудрости. Подобное понимание этики как «практической философии» является исходным и в европейской теории морали, что демонстрирует общегуманитарные ценности каждой уникальной человеческой жизни при сохранении своеобразия породившей их культуры. В западной философии способы этической концептуализации нравственного опыта были предложены Сократом и систематизированы Аристотелем. Термин «этика» впервые встречается в названии всех трёх его сочинений, посвящённых проблемам нравственности («Никомахова этика», «Евдемова этика», «Большая этика»), и несёт в них основную содержательную нагрузку. В последующем также остаётся одним из типичных названий философских произведений и становится общепринятым обозначением учебной дисциплины. Аристотель говорил об этике в трёх смыслах: как об этической теории, этических книгах, этической практике (см. Аристотель. «Вторая Аналитика», книга 1, 33, 89в.; Аристотель. «Политика», книга 2, 5, 1261а; Аристотель. «Большая этика», книга 1, 1, 1181в.; Аристотель. «Риторика», 1356а). Понятие «этический», от которого происходит этика, образовано Аристотелем на основе слова ἠϑος (Этос), обозначавшего некогда привычное место обитания, а потом уже просто привычки, нрав, характер, темперамент, обычай. Оно выделяло тот особый срез человеческой реальности (определённый класс индивидуальных качеств, соотнесённых с определёнными привычными формами общественного поведения), который составляет предметную область этики. На основе дифференциации добродетелей человека на «этические» как добродетели нрава и «дианоэтические» как добродетели разума, Аристотель конституирует понятие этики как фиксирующее теоретическое осмысление проблемного поля, центрированного вопросом о том, какой «этос» выступает в качестве совершенного. Исследуя природу морали, Аристотель показывает её социальный смысл через взаимосвязь с политикой, учением о государстве, в котором реализуется высшая добродетель — справедливость, и учением об общественном благе, подчёркивает практическое значение этики, состоящее в воспитании добродетельного гражданина. Непосредственное выделение этики как особого аспекта философии в европейском культурном регионе связано с открытием софистов, согласно которому установления культуры существенно отличаются от законов природы. Софисты обнаружили, что законы, обычаи, нравы людей изменчивы и разнообразны. В отличие от необходимости природы, которая везде одна и та же, они являются случайными и произвольными. Встала проблема сопоставления различных законов, нравов, выбора между ними, такого их обоснования, которое стало бы вместе с тем и их оправданием. Необходимо было показать, что общественные нравы не только по традиции считаются, но и по существу могут быть прекрасными и справедливыми. Сократ поставил знак равенства между совершенством человека, его добродетелью, и знанием. Платон пошёл дальше: для того, чтобы придать новую легитимность нравам и институтам полиса, необходимо познать идею блага и руководствоваться этим знанием, доверив управление обществом философам-мудрецам. По мнению Аристотеля, отождествление добродетели с науками было ошибкой. Целью этики являются не знания, а поступки, она имеет дело не с благом самим по себе, а с осуществимым благом. Тем самым этика как практическая философия была отделена от теоретической философии (метафизики). Исходным пунктом этики являются не принципы, а опыт общественной жизни, в ней поэтому нельзя достичь той степени точности, которая свойственна, например, математике; истина в ней устанавливается «приблизительно и в общих чертах». Зенон из Кития и Эпикур разделяли философию на логику, физику и этику, следуя в этом традиции, восходящей к Академии Платона. Некоторые из древних сводили философию к двум или к одной части (так, стоик Аристон отождествлял её с одной этикой). Однако своеобразию философского знания соответствует трёхчастное деление, которое в известном смысле вслед за И. Кантом можно считать исчерпывающим. Превалирующей в послеаристотелевской философии стала точка зрения, согласно которой в этой взаимосвязанной триаде решающей была физика. Упорядоченный, разумно организованный космос рассматривался в качестве плодоносящей почвы этики. Существенно новым по сравнению с Платоном и Аристотелем в такой постановке вопроса было то, что этика эмансипировалась от политики и нравственное совершенство человека не ставилось в связь и зависимость от совершенства общественной жизни. Посредствующую роль между индивидом и добродетелью, которую играл полис, в рамках нового понимания предмета этики стала играть философия. Отсутствие душевных тревог и телесных страданий, составляющих цель этики Эпикура, достигается через правильное понимание удовольствий и разумное просвещение, освобождающее от страхов. Философия — вот единственный путь к счастью, открытый и молодым, и старым. Путь к стоической апатии и скептической атараксии также лежит через философию, знания. Где философия — там мудрец. Мудрец, образ которого наиболее полно разработан в стоической этике, предстаёт как воплощённая добродетель. Прецедент мудреца является обоснованием морали (как говорили стоики, доказательством существования добродетели являются успехи, сделанные в ней Сократом, Диогеном, Антисфеном) — и этика выступает не в безличной строгости логических формул, а в образцовых примерах, утешениях и увещеваниях, обращённых к отдельному человеку. Мудрец умеет быть выше страданий, судьбы и обстоятельств, живёт во внутреннем согласии с собой и природой в целом. Его домом и полисом является космос в целом, он — космополит. «Город и отечество мне, Антонину, — Рим, а мне, человеку, — мир», — говорил Марк Аврелий Антонин (Размышления, книга VI, 44, 1985, с. 34). Мудрец ориентирован на благой промысел мирового разума. Основные усилия средневековых христианских философов (после начального периода конфронтации с греческой философией, которая была объявлена виновницей гибельного падения нравов) оказались направлены на то, чтобы обосновать возможность интеграции этики языческой древности в структуру христианских ценностей. Преимущественной точкой опоры в решении данной задачи первоначально становится традиция Платона. Августин высоко оценивает произведённое Платоном разделение философии на физику, логику и этику, полагая, что тот лишь открыл (а не создал) объективно заданный порядок вещей. В этом контексте патристика не рассматривала этику в послеаристотелевском индивидуалистическом варианте, отдавая предпочтение её аристотелевской социально-полисной версии. Существенным считалось внутреннее единство всех частей философии, которое осмысливалось как единство, заданное Богом. Бог, который является создателем мира, считает Августин, является также и его учителем. Языческие авторы (и в этом состояла их коренная ошибка) хотели в себе найти и собственным разумом обосновать то, что даётся Богом и только в нём находит своё оправдание: они постигали божественный порядок, не понимая, что он — божественный. Отсюда — задача переосмысления их творений в свете учения Христа. Для Абеляра Евангелие представляет собой реформирование и улучшение естественного закона философов. Поэтому необходимо вписать этику в отношение человека к Богу и понять, что она не может претендовать на роль первой дисциплины. Первой остаётся теология. Один Бог есть высшее благо, и отношением к нему (правильным, когда он признается и почитается в качестве высшего блага, неправильным, когда нет безусловного уважения к нему) в конечном счёте определяются нравы, добродетели и пороки души, добрые и злые дела человека. Христианская мысль Средневековья исходит из убеждения, что этика (или мораль) не содержит свои основания в себе, только в соотнесённости с теологией она может очерчивать границы между хорошим и плохим. Однако наряду с этой установкой была представлена и интеллектуальная традиция (например, пелагианство), рассматривавшая этику как исчерпывающее основание человеческой эмансипации. Как самостоятельная учебная дисциплина в рамках средневекового свода знаний этика вычленяется в аристотелевской версии; после перевода в XIII веке на латинский язык «Никомаховой этики» последняя становится основным университетским учебником. Этика становится обозначением как всей практической философии, так и её первой составной части (наряду с экономикой и политикой). Разрабатывается систематика добродетелей, где десять аристотелевских добродетелей берутся в сочетании с четырьмя основными добродетелями Сократа — Платона в иерархии, завершающейся христианскими добродетелями веры, надежды, любви. Этическую систематику позднего Средневековья разработал Фома Аквинский («Комментарии к Никомаховой этике»). Согласно его концепции, основой упорядочения философского знания является категория порядка. Порядок вещей рассматривает натурфилософия или метафизика, порядок собственных понятий разума — рациональная философия, порядок волевых действий — моральная философия, порядок созданных человеческой разумной деятельностью предметов — механика. В моральную философию включаются только волевые и разумные действия, организованные единством целей. Она подразделяется на монастику (от латинского слова: monos — один), рассматривающую действия отдельного человека, экономику и политику. Единство этих частей обеспечивается их нацеленностью на единое высшее благо и причастностью к нему. Рассмотрение высшего человеческого блага и путей к нему, освещение божественных заповедей светом разума, — такова задача философской этики этого периода. Этика Нового времени отказывается от идеи трансцендентных моральных сущностей и апеллирует к человеческой эмпирии, стремясь понять, каким образом мораль, будучи свойством отдельного индивида, является в то же время общеобязательной, социально организующей силой. В отличие от средневековой ориентации на платоновско-аристотелевский круг идей она начинает с преимущественной апелляции к стоицизму, эпикуреизму и скептицизму. В методологическом плане она претендует на то, чтобы стать математически строгой наукой. Основоположники философии Нового времени Ф. Бэкон, Р. Декарт, Т. Гоббс не создали собственных этических систем, ограничившись общими эскизами, но методологически, а в значительной мере и содержательно они предопределили дальнейшее развитие этики. Ф. Бэкон подразделяет этику на два учения — об идеале (или образе блага) и об управлении и воспитании души. Вторая часть, которую он называет «Георгиками души», является самой великой, хотя философы уделяли ей меньше всего внимания. Этика — часть философии человека, изучающая человеческую волю; она имеет дело только с осуществимыми целями, а признак такой осуществимости, по Бэкону, — способность создания практически действенной технологии воспитания. Декарт уподоблял философию дереву, корни которого — метафизика, ствол — физика, а ветви — практические науки (медицина, механика и этика, которая является «высочайшей и совершеннейшей наукой»). Поскольку этика венчает философию и её незыблемо-истинные правила не могут быть найдены раньше, чем будет достигнуто полное знание других наук, Декарт ограничивается несовершенной этикой и предлагает временные правила морали (Декарт Р. «Рассуждение о методе», ч. III), первое из которых обязывает жить в соответствии с законами и обычаями своей страны, а третье — стремиться побеждать скорее себя, чем судьбу. Согласно Т. Гоббсу, этика должна следовать за геометрией и физикой и основываться на них (Гоббс Т. «О теле», гл. II, VI). Эти методологические установки у Гоббса сочетаются с содержательными выводами, которые из них не вытекают, хотя сами по себе они очень важны и открывают принципиально новую исследовательскую перспективу этики. Гоббс оспаривает представление о человеке как общественном (политическом) животном, из которого явно или неявно исходила предшествующая этика. Человек изначально эгоистичен, нацелен на собственную выгоду. Естественным состоянием людей является война всех против всех, причём «понятия правильного и неправильного, справедливого и несправедливого не имеют здесь место» (Гоббс Т. Левиафан, гл. XIII. Сочинения в 2-х тт., т. 2. — М., 1965, с. 154). Естественное состояние делает невозможным сохранение жизни в течение продолжительного времени, что противоречит первоначальным импульсам, порождающим это состояние. К выходу из него толкают отчасти страсти (прежде всего страх смерти), а отчасти разум, открывающий естественные законы, позволяющие людям прийти к согласию. Основной из них гласит, что следует искать мира и следовать ему, отсюда вытекает следующий — человек должен «довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, какую он допустил бы по отношению к себе» (Гоббс Т. Левиафан, гл. ХIѴ. Сочинения в 2-х тт., т. 2. — М., 1965, с. 156–157). Основное правило нравственности, названное впоследствии «золотым правилом нравственности», — общедоступное резюме многочисленных естественных законов. По Гоббсу, не может быть науки о морали вне государства. Мораль имеет договорное происхождение; она, как и государство, вырастает из эгоизма и недоверия людей друг к другу. Всеобщим мерилом добра и зла являются законы данного государства, а нравственным судьёй — его законодатель. Б. Спиноза стремится идти в этике «геометрическим путём» и исследовать человеческие действия «точно так же, как если бы вопрос шёл о линиях, поверхностях и телах» (Спиноза Б. «Этика», ч. III, предисловие. — Избранные произведения в 2-х тт., т. 1. — М., 1957, с. 455). Он создаёт этику личности, совпадающей в своём могуществе с самим миром. Предмет и задача этики — свобода человека, понимаемая как освобождение из-под власти аффектов, пассивно-страдательных состояний, и способность быть причиной самого себя. Достигается она через познание, составляющее сущность и могущество человеческой души. Спиноза порывает с традицией, которая непосредственно связывала этику с общественным бытием человека, установлениями культуры: человека в природе нельзя изображать как государство в государстве. Посредствующим звеном между индивидом и добродетелью является не политика, а познание (без познания нет разумной жизни). Его этика, находящаяся в органическом единстве с онтологией и гносеологией (из последних она выводится в такой же мере, в какой является их оправданием), в то же время независима от логики, социальных наук и медицины. Особо следует отметить независимость этики Спинозы от его политической концепции. Односторонности надындивидуальной этики общественного договора и этики личности отражают свойственное буржуазной эпохе, трагически переживаемое ей противоречие между социально-всеобщими и индивидуально-личностными измерениями бытия человека. Поиски синтеза между ними — характерная черта этики XVIII века. Одним из опытов такого синтеза стал английский этический сентиментализм. По мнению Ф. Хатчесона, добродетель заложена в человека природой и Богом. Её основа — моральное чувство как внутреннее сознание и склонность ко всеобщему благу; оно действует непосредственно, без оглядки на личный эгоистический интерес; сопровождая наши поступки, оно направляет их к достойному и прекрасному. Хатчесон считал, что естественный закон находит в моральном чувстве свою основу и гарантию. Пантеистически окрашенная идея, сводящая всеобщность морали к конкретности непосредственного чувства, ещё более отчётливо, чем у Хатчесона, была представлена у его учителя Э.-К. Э. Шефтсбери. Согласно Д. Юму, человеку свойственны социальные чувства и его моральные суждения связаны с чувствами человеколюбия, симпатии. Вместе с тем ему присуще стремление к личному интересу, пользе. Юм со скептической осторожностью соединяет эти два начала, полагая, что соображения полезности всегда присутствуют в моральных оценках. А. Смит выводит мораль из чувства симпатии, отводя большую роль механизму уподобления, который позволяет человеку поставить себя на место другого и брать за образец то, что он любит в других. И. Бентам выходит за рамки субъективной этики морального чувства, считая основой этики принцип пользы. Возведение пользы в этический принцип было необходимо для обоснования обязанностей человека не только в рамках малого круга общения, но и как гражданина государства. Наиболее значительным опытом синтеза различных этических учений Нового времени стала этика И. Канта, который впервые установил, что в рамках морали человек «подчинён только своему собственному и, тем не менее, всеобщему законодательству» (Кант И. «Основоположение к метафизике нравов», разд. 2. Сочинения в 6 тт., т. 4. — М., 1965, с. 274). Основным законом нравственности, по Канту, является категорический императив, всеобщий обязательный принцип жизни человека: «… поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом». В этом смысле моральность зиждется на долженствовании, свободе и добровольности поступка, альтруизме; легальность же определена гипотетическим императивом и действиями по чувственной склонности и эгоизму. Кант исследует антиномию должного и сущего, несовпадение идеала и действительности, постулирует свободу воли, бытие Бога и бессмертие души как последнее чаяние на осуществление нравственного закона в потустороннем мире. Исходя из общепризнанных представлений о моральном законе как законе, обладающем абсолютной необходимостью, Кант сугубо аналитическим путём приходит к выводам, согласно которым моральный закон тождествен чистой (доброй) воле, выступает как долг, совпадает со всеобщей формой законодательства, безусловно ограничивающего максимы поведения условием их общезначимости, самоцельности человечества в лице каждого индивида и автономности воли. Категорический императив есть закон чистого практического разума; говоря по-другому, только став нравственным, практическим, чистый разум обнаруживает свою чистоту, не связанную ни с каким опытом изначальность. Объяснение того, как чистый разум становится практическим, по Канту, находится за пределами возможностей человеческого разума. Стремление обосновать истинность нравственного закона завершается постулатом свободы, предположением о существовании ноуменального мира, который является выводом разума, обозначающим его собственный предел: «Свобода и безусловный практический закон ссылаются друг на друга» (Кант И. «Критика практического разума», § 6, примечание. — «Основоположение к метафизике нравов», разд. 2. Сочинения в 6 тт., т. 4. — М., 1965, с. 345). Свобода человеческих поступков не отменяет их необходимости, они существуют в разных отношениях, в разных не пересекающихся между собой плоскостях. Понятия свободы и умопостигаемого мира есть «только точка зрения, которую разум вынужден принять вне явлений, для того, чтобы мыслить себя практическим» (Кант И. «Основоположение к метафизике нравов», разд. 2. Сочинения в 6 тт., т. 4. — М., 1965, с. 304). Это означает, что нравственность дана человеку постольку, поскольку он является разумным существом и принадлежит также ноуменальному миру свободы и что она обнаруживает свою безусловность только в качестве внутреннего убеждения, образа мыслей. Несмотря на то что Кант много сделал для этического обоснования права, напряжение между моральностью и легальностью составляет характерную особенность его учения. Соединение свободы с необходимостью, долга со склонностями, переход от нравственного закона к конкретным нравственным обязанностям — самый напряжённый и, быть может, слабый пункт этики Канта. Для того, чтобы можно было нравственность мыслить осуществлённой, Кант вводит постулаты бессмертия души и существования Бога. Г. В. Ф. Гегель пытается снять дуализм (свободы и необходимости, добродетели и счастья, долга и склонностей, категорического и гипотетического императивов и так далее), пронизывающий этику Канта. Стремясь обосновать мораль не только как субъективный принцип долженствования, но и как объективное состояние, он исходит из того, что индивид обособляется в качестве личности, утверждает свою субъективность только в обществе, государстве. Всеобщая воля — в себе и для себя разумное в воле, она воплощается в государстве, которое есть объективный дух, «шествие Бога в мире; его основанием служит власть разума, осуществляющего себя как волю» (Гегель Г. В. Ф. «Философия права», § 258. — М., 1990, с. 284). Современное основанное на праве государство характеризуется тем, что в нём принцип субъективности достигает завершения. Оно «есть действительность конкретной свободы», «всеобщее связано в нём с полной свободой особенности и с благоденствием индивидов» (Философия права, § 260, с. 286). Обозначая новый этап, когда нравственное приобретает институциональный характер и утверждает себя как действительное отношение, а не только как принцип долженствования, Гегель разводит понятия морали и нравственности. Моральная воля обнаруживает собственную бесконечность в качестве субъективного принципа, утверждает лицо в качестве субъекта; это — «для себя сущая свобода». Нравственность есть действительность морали, она представляет собой всеобщий образ действий индивидов, в ней свобода, не переставая быть субъективным принципом моральности, возвышается до действительного отношения. Если категориями морали являются «умысел», «вина», «намерение», «благо», «добро», «совесть», то категории нравственности иного рода — «семья», «гражданское общество», «государство». Философия Гегеля фактически устраняет этику как особую дисциплину, так как в ней нравственность совпадает с государством и оставляет открытым вопрос о границах индивидуально ответственного поведения, поскольку нравственность включена в процесс движения абсолютной идеи к самой себе и сама выступает как идея государства. После Гегеля наметился поворот в этике, который можно назвать антинормативистским; он был направлен на критику морализирующего отношения к действительности и заявил себя в двух основных вариантах — в марксизме и в философии Ф. Ницше. Пафос философии К. Маркса и Ф. Энгельса состоял в том, чтобы придать человеческой активности предметный, миропреобразующий характер. Кант, писали они, остановился на одной доброй воле, перенеся её осуществление в потусторонний мир. Задача же состояла в том, чтобы осуществить её в этом мире, трансформировать вневременный идеал в программу исторического действия. Исходя из понимания бытия как практики, Маркс и Энгельс обосновывали перспективу морально преобразованного бытия, перспективу коммунизма, описываемого ими как практический гуманизм. Такое понимание предполагало критику морального сознания с его претензиями на самоцельность. Мораль в её исторически сложившемся виде интерпретировалась как особая, к тому же превращённая форма общественного сознания. Считалось, что революционное действие снимает мораль, делает её излишней. Мораль была сведена к задачам классовой борьбы пролетариата, к революционной стратегии и тактике, что получило наиболее последовательное выражение в работах В. И. Ленина «Задачи союзов молодёжи» и Л. Д. Троцкого «Их мораль и наша», а также в практике большевизма, прежде всего в практике советского государства 1920–1930-х годов. Тем самым этика в её традиционном значении лишалась собственного предмета; Ленин соглашался с утверждением, что «в марксизме от начала до конца нет ни грана этики» (Ленин В. И. Полное собрание сочинений, т. 1, с. 440). Последующие опыты создания марксистской этики (например, Каутским) были попытками прививки на марксистский ствол побегов старого этического дерева. Это относится также к советской этике в том виде, как она развивалась начиная с 1960-х годов; основная позитивная задача, которую она решала, состояла в том, чтобы «реабилитировать» мораль, обосновать её как относительно самостоятельный, незаменимый (не сводимый к политике и политической идеологии) пласт культуры. Другая линия конкретной, не метафизической, антиспекулятивной этики намечена в философии А. Шопенгауэра и С. О. Кьеркегора, которые апеллировали к индивиду, отдельной личности, связывая истоки морали и её практические формы с единичностью человеческого существования. Антиспекулятивное и антирационалистическое отношение к классической традиции с особой определённостью обнаружилось в философии Ф. Ницше, которая в своей основе и общей нацеленности есть критика морали. Об этике Ницше можно говорить по преимуществу в отрицательном смысле. Ницше выступает против объективированного рассмотрения человека, и в этом контексте против подчинения морали познанию, а этики — гносеологии и онтологии. Он исходит из волевого начала в человеке как самого специфичного и существенного его признака. Воля как неотчуждаемое свойство человека заключает свой разум в себе; «воля к истине есть воля к власти» (Ницше Ф. «По ту сторону добра и зла». — Сочинения в 2-х тт., т. 2. — М., 1990, § 211, с. 336). Понимая бытие как деятельность и считая, что, в частности, не существует вовсе никаких моральных фактов, никакого «бытия», скрытого за поступком, Ницше решительно выступает против европейской морали в её христианской и социалистической формах, которые для него идентичны. Мораль в её исторически сложившемся виде, считает он, убивает волю к становлению, творчеству, совершенствованию, она стала сплошной маской, лицемерной апологией слабости, стадности. Сами понятия добра и зла являются, по мнению Ницше, порождениями плебейства, мертвящего духа рабской зависти, для обозначения и разоблачения которой он вводит единственное в своём роде понятие: ressentiment. Разоблачение внутренней фальши, ухищрений морального сознания обнаруживает в Ницше глубокого психолога и составляет его величайшую заслугу. Однако позицию Ницше нельзя характеризовать только как моральный нигилизм. Он отрицает не всю, а «только один вид человеческой морали, до которого и после которого возможны или должны быть возможны многие другие, прежде всего высшие, «морали» (Ницше Ф. «По ту сторону добра и зла». — Сочинения в 2-х тт., т. 2. — М., 1990, § 202, с. 321). Ницше ставит задачу переоценки ценностей, суть которой состоит не в том, чтобы сузить, ограничить ценностные притязания философии, а, напротив, максимально расширить их. Он утверждает примат морали перед бытием, ценностей перед знаниями. Нравственные (или безнравственные) цели, считает он, составляют жизненное зерно, из которого вырастает дерево философии; создавать ценности — такова собственная задача философии, всё остальное является предусловием этого (Ницше Ф. «По ту сторону добра и зла». — Сочинения в 2-х тт., т. 2. — М., 1990, § 3, 6). В рамках такой методологии этика как особая дисциплина невозможна, она совпадает с философией. Этические произведения Ницше являются в то же время его основными философскими произведениями. Расширительное понимание морали и этики, совпадающее с онтологией и предопределяющее все строение философии, в XX веке получило развитие в экзистенциализме. Изменение диспозиции этики в отношении своего предмета, когда её задача сводится к критике морали (нравственности), а не прояснению и обоснованию её содержания, ведёт к исчезновению этики в качестве самостоятельной дисциплины, о чём свидетельствует и марксистский опыт, и опыт Ницше. После радикального отрицания морали и этики в их традиционном понимании, что было превалирующим настроением в послегегелевской философии, к концу XIX века восстанавливается позитивное отношение к морали, а вместе с ним и особый дисциплинарный статус этики. Показательными для этих изменений являются такие идейно между собой не связанные феномены, как возрождение интереса к Канту и возникновение эволюционной этики. Неокантианцы по сути дела отказались от кантовской метафизики нравственности, идеи ноуменального мира и примата практического разума перед теоретическим. В варианте Марбургской школы неокантианство интерпретировало этику как логику общественных наук; оно стремилось снять разрыв между долгом и склонностями, добродетелью и счастьем, сближало этику с правом, педагогикой (Г. Коген, М. Венчер). В варианте Баденской школы (В. Виндельбанд, Г. Риккерт) формальный образ морали дополнялся взглядом, согласно которому реальные мотивы поведения не поддаются этическому обобщению, а ценностные определения имеют исторически индивидуализированный характер. Эволюционная этика, связанная прежде всего с именем Г. Спенсера и его трудом «Основания этики» (1892–1893), рассматривает нравственность как стадию универсального эволюционного процесса. Нравственность совпадает с социальными действиями, направленными на выравнивание эгоизма и альтруизма. Приспособление человеческой природы к потребностям общественной жизни, по мнению Спенсера, может быть настолько полным, что общественно полезная деятельность всегда будет вызывать радость, а общественно вредная — неприятные чувства. Разница между удовольствиями и страданиями интерпретируется как непосредственная мера добродетельности поведения. При этом предполагается, что эволюционный потенциал общества может достичь такой высокой ступени, когда мотивы и действия, служащие общественной необходимости, непременно будут сопровождаться радостными ощущениями. В XX веке этика развивалась под существенным (быть может, определяющим) воздействием идеала научной рациональности, что не помешало ей сохранить социально-критическую направленность и на свой манер противостоять тоталитарному духу времени. Наиболее характерными с этой точки зрения являются аналитическая этика и феноменологическая этика, первая продолжает эмпирическую, а вторая пытается оживить метафизическую традицию в понимании морали. Аналитическая этика возникла в рамках аналитической философии (см. Аналитическая философия) и идентифицировала себя как метаэтика, имеющая своим содержанием критический анализ языковых форм моральных высказываний. Предмет этики при таком понимании с анализа моральных принципов поведения, норм и добродетелей смещается на прояснение верифицированного значения моральных понятий и предложений. Все сторонники аналитической этики исходят из признания качественного отличия моральных суждений как суждений прескриптивных от дескриптивных суждений, с которыми имеет дело познание. Аналитический метод, направленный на уточнение меры научной строгости этики, имеет важный духовно-эмансипирующий подтекст — он направлен против моральной демагогии и других форм манипулирования общественным сознанием, спекулирующих на непрояснённой многозначности ценностных понятий и суждений. Феноменологическая этика заострена как против жёсткого догматизма классической этики (в частности, рационалистического априоризма Канта), так и против утилитаристского релятивизма. Она исходит из того, что ценности представляют собой некую объективную структуру (мир ценностей), которая дана человеку в непосредственных актах чувствования. В отличие от рационализма, видевшего в чувствах выражение субъективности, феноменология рассматривает акт чувствования как способ познания ценностей. Волевой акт, направленный на добро, по Э. Гуссерлю, является добрым не в силу природных оснований или иных внешних по отношению к самому добру причин, он заключает добро в себе как идеальный образ, остающийся всегда равным самому себе независимо от того, кто конкретно воспринимает его в этом содержании. Априорные, идеально-объективные ценности становятся пределом устойчивого желания и предстают перед человеком в качестве практического императива. Возникающая при этом проблема состоит в том, чтобы в акте оценки высветить сами ценности в их общезначимом содержании и чтобы трансформировать их объективный порядок в жизненную задачу. По мнению М. Шелера, труд которого «Формализм в этике и материальная этика ценностей» (т. 1–2, 1913–1916) развёртывает феноменологические идеи в продуманную этическую систему, ценности образуют иерархию, состоящую из четырёх основных ступеней: гедонистические, витальные, духовные и религиозные. Речь идёт не об исторических стадиях, а о вневременной структуре. Различие между абсолютными ценностями и их исторически обусловленным существованием в форме человеческих целей имеет для феноменологической этики особое значение, что стало одной из центральных идей в книге Н. Гартмана «Этика» (1925). Задача морали и этики состоит в направлении человеческого поведения «вверх» — в соответствии с объективным порядком ценностей. Феноменологическая этика преобразовала метафизические традиции в понимании морали таким образом, что её в равной мере можно считать как этикой конкретной личности, так и этикой абстрактных принципов. Примечательными с точки зрения понимания предмета этики в XX веке являются принципиально противоположные образы морали, сложившиеся в американском прагматизме (У. Джеймс, Дж. Дьюи и другие) и русской религиозной философии (В. С. Соловьёв, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев и другие). Прагматизм связывает моральные понятия с интересами, потребностями, успешностью поведения, придаёт им ситуативный характер. Мораль демистифицируется до такой степени, что она, рассматривавшаяся традиционно как источник внутреннего недовольства, начинает интерпретироваться как средство на пути к душевному комфорту и довольству жизнью. Русская религиозно-философская этика рубежа XIX–XX веков, так же как и вся западная этика Нового времени, вдохновлена идеей морально суверенной личности, но здесь её отличие состоит в том, что она стремится обосновать эту идею без отказа от метафизики морали и от идеи изначальной коллективности человеческого существования. И то и другое приобретает в ней религиозно-мистические формы: основания морали усматриваются в божественном абсолюте, коллективность интерпретируется как религиозно-духовная всечеловеческая соборность. В этой парадигме морального теоретизирования наиболее значимы этические открытия, представленные в философии «всеединства», экзистенциальной философии и теософии, оформленных с позиций православия и так называемой «русской идеи». Конец XX века в европейской этике характеризуется двумя новыми тенденциями — переходом к прикладной этике и переосмыслением предмета этики в контексте постмодернистской философии. Прикладная этика занимается моральными коллизиями в конкретных сферах общественной практики и существует как совокупность дисциплин (биоэтика, этика бизнеса, этика науки, политическая этика и другие), которые стали составными элементами самих этих практик. Является дискуссионным вопрос о статусе прикладных этик, в частности о том, остаются ли они составной частью философской этики или превратились в частные дисциплины. Характер аргументации этико-прикладных исследований, прямо связанной с философскими образами человека и предполагающей предварительное решение вопросов, касающихся понимания морали, её места в системе человеческих приоритетов, достоинства и прав человека, онтологических признаков личности и другого, позволяет предположить, что прикладная этика является важной стадией процесса исторического развития самой морали. Её можно интерпретировать как особого рода теоретизирование — теоретизирование в терминах жизни. Постмодернистская философия с её отказом от логоцентризма, деконструированием классических философских оппозиций, прежде всего оппозиции познающего субъекта и объективной реальности, со свойственным ей пафосом единичности, ситуативности, открытости имеет важное, до конца ещё не выявленное значение для этики. Она разрушает превалировавший в философии просветительски-репрессивный образ этики, сводящейся к абстрактным принципам и всеобщим определениям. Осмысленная в перспективе постмодернизма этика сливается с живым моральным опытом, становится множественной, многоголосой, открытой. Прокламируемое преодоление границы между писателем, читателем и текстом, в результате чего смысл сливается с выражением, а они вместе с пониманием, приобретает высокую степень действенности именно применительно к морали, которая не прилагается к индивиду, а учреждается им самим. Постмодернизм можно интерпретировать как доведённую до конца антинормативистскую установку, которая стала ведущей в послегегелевской этике. Он исходит из убеждения, что не существует морали, отделённой от индивида и вознесённой над ним. Более того, в семантико-аксиологическом пространстве постмодернизма этика в традиционном её понимании вообще не может быть конституирована как таковая. Тому имеется несколько причин:
В целом, этика в современных условиях может быть конституирована лишь при условии отказа от традиционно базовых своих характеристик. Так, если Й. Флетчер в качестве атрибутивного параметра этического мышления фиксирует его актуализацию в повелительном наклонении (в отличие, например, от науки, чей стиль мышления актуализирует себя в наклонении изъявительном), то, согласно позиции Д. Мак-Кенса, в сложившейся ситуации, напротив, «ей не следует быть внеконтекстуальной, предписывающей. этикой, распространяющей вполне готовую всеобщую Истину». Если этика интерпретирует регуляцию человеческого поведения как должную быть организованной по сугубо дедуктивному принципу, то современная философия ориентируется на радикально альтернативные стратегии: постмодернизм предлагает модель самоорганизации человеческой субъективности как автохтонного процесса — вне навязываемых ей извне регламентаций и ограничений со стороны тех или иных моральных кодексов, — «речь идёт об образовании себя через разного рода техники жизни, а не о подавлении при помощи запрета и закона» (М. Фуко). По оценке Ю. Кристевой, в настоящее время «в этике неожиданно возникает вопрос, какие коды (нравы, конвенции, социальные соглашения) должны быть разрушены, чтобы, пусть на время и с ясным осознанием того, что сюда привлекается, дать простор свободной игре отрицательности». С точки зрения М. Фуко, дедуктивно выстроенный канон, чья реализация осуществляется посредством механизма запрета, вообще не является и не может являться формообразующим по отношению к морали. Оценивая тезис о том, что «мораль целиком заключается в запретах», в качестве ошибочного, Фуко ставит «проблему этики как формы, которую следует придать своему поведению и своей жизни». Соответственно, постмодернизм артикулирует моральное поведение не в качестве соответствующего заданной извне норме, но в качестве продукта особой, имманентной личности и строго индивидуальной «стилизации поведения»; более того — сам «принцип стилизации поведения» не является универсально необходимым, жёстко ригористичным и требуемым от всех, но имеет смысл и актуальность лишь для тех, «кто хочет придать своему существованию возможно более прекрасную и завершённую форму» (М. Фуко). Аналогично Э. Джердайн делает акцент не на выполнении общего предписания, а на сугубо ситуативном «человеческом управлении собой» посредством абсолютно неуниверсальных механизмов. В плоскости идиографизма решается вопрос о взаимной адаптации [со]участников коммуникации в трансцендентально-герменевтической концепции языка К.-О. Апеля. В том же ключе артикулируют проблему отношения к Другому поздние версии постмодернизма. Конкретные практики поведения мыслятся в постмодернизме как продукт особого («герменевтического») индивидуального опыта, направленного на осознание и организацию себя в качестве субъекта — своего рода «практики существования», «эстетики существования» или «техники себя», не подчинённые ни ригористическому канону, ни какому бы то ни было общему правилу, но каждый раз выстраиваемые субъектом заново — своего рода «практикование себя, целью которого является конституирование себя в качестве творца своей собственной жизни» (М. Фуко). Подобные «самотехники» принципиально идиографичны, ибо не имеют, по оценке Фуко, ничего общего с дедуктивным подчинением наличному ценностно-нормативному канону как эксплицитной системе предписаний и, в первую очередь, запретов: «владение собой принимает различные формы, и нет одной какой-то области, которая объединила бы их». Д. Мак-Кенс постулирует в этом контексте возможность этики лишь в смысле «открытой» или «множественной», если понимать под «множественностью», в соответствии со сформулированной Р. Бартом презумпцией, не простой количественный плюрализм, но принципиальный отказ от возможности конституирования канона, то есть «множественность». |
«Формирование нравственных качеств личности у дошкольников в музыкальной деятельности»
Этимологически термины «этика», «мораль» и «нравственность» возникли в разных языках и в разное время, но означающие единое понятие — «нрав», «обычай». В ходе употребления этих терминов слово «этика» стало обозначать науку о морали и нравственности, а слова «мораль» и «нравственность» стали обозначать предмет исследования этики как науки. В обычном словоупотреблении эти три слова могут употребляться как тождественные.
Существо морали состоит в оценке человеческого поведения, в предписании или запрещении конкретных действий и поступков. В отличие от этого, нравственность не может быть выражена в конечных, конкретных нормах и формах поведения, она формируется вместе с личностью человека и неотделима от его Я.
У Ожегова С.И. мы видим:
«Нравственность — это внутренние, духовные качества, которыми руководствуется человек, этические нормы, правила поведения, определяемые этими качествами».
Нравственность не является обычной целью, которую можно достичь в определённый отрезок времени с помощью конкретных средств; её скорее можно назвать последней, высшей целью, своего рода целью целей, которая делает возможным существование всех прочих целей и находится не столько впереди, сколько в основании самой человеческой деятельности.
Для мыслящих людей разных исторических эпох было очевидным, что качество жизни народа зависит от его нравственности. Поэтому проблема нравственного воспитания в детском саду на современном этапе жизни общества приобретает особую актуальность и значимость.
Когда мы говорим о нравственном воспитании дошкольников, мы исходим, прежде всего, из потребности сформировать у ребенка ценностные ориентации его жизнедеятельности, приобщить к моральным ценностям человечества и конкретного общества. Результатом нравственного воспитания являются появление и утверждение в личности определенного набора нравственных качеств. И чем прочнее сформированы эти качества, чем меньше отклонений от принятых в обществе моральных устоев наблюдается у дошкольника, тем выше оценка его нравственности со стороны окружающих.
Проблема нравственного развития дошкольников стояла перед педагогами всегда. Как показывают социологические исследования, проведенные среди родителей и воспитателей, самыми ценными качествами детей, несмотря на увлечение ранним интеллектуальным развитием, и те и другие считают доброту и отзывчивость.
Все дело в одной, в очень важной закономерности нравственного воспитания. Если человека учат добру — учат умело, умно, настойчиво, требовательно, в результате будет добро. Учат злу (очень редко, но бывает и так), в результате будет зло. Не учат ни добру, ни злу — все равно будет зло, потому что и человеком его надо сделать». Сухомлинский считал, что «незыблемая основа нравственного убеждения закладывается в детстве и раннем отрочестве, когда добро и зло, честь и бесчестье, справедливость и несправедливость доступны пониманию ребенка лишь при условии яркой наглядности, очевидности морального смысла того, что он видит, делает, наблюдает».
Педагогическая энциклопедия под редакцией Каирова даёт такое определение нравственного воспитания:
«Нравственное воспитание – процесс формирования моральных качеств, черт характера, навыков и привычек поведения».
Музыка является одним из богатейших и действенных средств нравственного воспитания, она обладает большой силой эмоционального воздействия, воспитывает чувства человека. Различные виды искусства обладают специфическими средствами воздействия на человека.
“Музыкальное воспитание – это не воспитание музыканта, а, прежде всего человека”.
Музыкальное воспитание имеет огромное значение в нравственном становлении личности ребенка. Средствами музыки дети приобщаются к культурной жизни, знакомятся с важными общественными событиями. Разнообразные виды музыкальной деятельности оказываю неоценимое воздействие на поведенческие реакции ребенка.
Музыкальное развитие детей зависит от форм организации музыкальной деятельности, каждая из которых обладает своими возможностями.
Одним из наиболее доступных и в то же время сильных средств воспитания детей является проведение музыкальных занятий.
Музыкальные занятия являются основной организационной формой систематического обучения детей дошкольного возраста. Музыкальные занятия с точки зрения нравственного развития способствуют становлению характера, норм поведения; формируют нравственные качества личности; обогащают внутренний мир человека яркими переживаниями.
Основными целями формирования нравственных качеств личности у дошкольников в музыкальной деятельности являются:
· Помочь детям научиться видеть достоинства своих сверстников, радоваться их успехам, преодолевать чувство недоброжелательности (зависти) к ним.
· Воспитывать стремление к выполнению нравственных правил и норм поведения; помочь преодолеть свои недостатки.
· Стимулировать развитие нравственных качеств, правильной самооценки и стремления совершать положительные дела и поступки.
Содержание музыкальных произведений, отбираемых для музыкальных занятий, должно быть направлено на формирование этических представлений детей. Музыка является одним из богатейших средств нравственного воспитания, она обладает большой силой эмоционального воздействия, воспитывает чувства человека.
«Музыка является самым чудодейственным, самым тонким средством привлечения к добру, красоте, человечности… Как гимнастика выпрямляет тело, так музыка выпрямляет душу человека»
В.А. Сухомлинский.
Музыка есть часть культуры. Это искусство, отражающее окружающую действительность в звуковых художественных образах: всё многообразие жизни, все её стороны и проблемы: любовь к родной стране, общение с природой и нравственный мир личности, прошлое всего народа и сферу личностного общения, высокие гражданские чувства и тонкие душевные состояния.
При отборе музыкальных произведений для музыкальных занятий педагогу следует учитывать их педагогическую направленность. Так, песня может воспитывать сочетанием музыкально-эмоционального воздействия и текста, в котором содержится гражданский или нравственный пример. В инструментальном произведении акцент ставится на проясняющем слове педагога. Исполнение произведения предстает перед детьми как некий звуковой феномен, эмоционально дополняющий и “оправдывающий” свое словесное окружение. Возникает слияние “музыкальности” и “нравственности”.
Влияние пения на нравственную сферу выражается в двух аспектах. С одной стороны, в песнях передано определенное содержание к нему; с другой стороны
– пение рождает способность переживать настроения, душевное состояние другого человека, которое отражено в песнях). Хоровое пение является эффективнейшим средством воспитания не только эстетического вкуса, но и инициативы, фантазии, творческих способностей детей, оно наилучшим образом содействует развитию музыкальных способностей (певческого голоса, чувства ритма, музыкальной памяти), развитию певческих навыках, содействует росту интереса к музыке, повышает эмоциональную и вокально-хоровую культуру.
Хоровое пение помогает детям понять роль коллектива в человеческой деятельности, способствуя таким образом формированию мировоззрения у детей, оказывает на них организующее и дисциплинирующее воздействие, воспитывает чувство коллективизма, дружбы.
Во время музыкального занятия проводятся музыкальные игры. Дети водят хоровод. Воспитатель снова обращает внимание на правила этикета, но делает это ненавязчиво.
В играх, также присутствуют правила поведения. Воспитатель похвалил, Какими словами и интонациями? Какое у него при этом было выражение лица? Рады ля все дети, услышав похвалу своему товарищу? Дети наблюдают за воспитателем каждую минуту, даже когда заняты любимым делом и учатся у него определенному поведению.
Огромную роль для формирования культуры поведения играют театрализованные игры. Например, с детьми готовят постановку сказки. В ходе ее разбора обращают внимание на культуру поведения.
Центральное место в процессе усвоения норм и правил занимает игровая деятельность детей, где сюжет и роли являются их моделями. Именно в ролях, принятых на себя детьми, ролевых действиях воплощаются и формируются их знания о нормах и правилах. В игре дети взаимодействуют не только как персонажи, но и как реальные личности, и такое взаимодействие способствует присвоению ими норм и правил. Наблюдая за тем, какие сюжеты выбирают дети, какие правила пытаются отстоять в игре, в каких формах протекает общение детей, воспитатель может определить успешность процесса усвоения норм в каждом конкретном случае. При этом необходимо отметить, что возможности детей действовать в соответствии с этическими нормами в качестве игрового персонажа несколько опережают их возможности поступать так в реальном поведении.
Важную роль в становлении нормативной регуляции поведения у дошкольника играет взрослый. Поведение значимых взрослых (сначала это ближайшие родственники, а затем и воспитатели) выступает перед ним как образец для подражания. Поэтому соблюдение норм и правил ребенком непосредственно зависит от того, насколько последовательно сами взрослые придерживаются их. Нормы и правила следует формулировать в четком и доступном для дошкольника виде. Важно, чтобы взрослый не просто задавал их как то, что ребенок должен (или не должен) делать, а объяснял ему, для чего необходимы то или иное правило, та или иная норма, т.е. предлагал средство, позволяющее оптимально взаимодействовать с людьми, действовать с предметами, заботиться о своем здоровье и т.д. При этом, взрослому необходимо предоставлять ребенку возможность эмоционально проживать последствия соблюдения (или нарушения) норм и правил для других людей (например, при прочтении художественной литературы, разыгрывании небольших спектаклей и т.п.).
Для успешного усвоения норм и правил имеет большое значение и постоянное поощрение проявлений одобряемых форм поведения у детей, отношения доброжелательности, доверия между ними и взрослым.
Довольно успешно 5-летние дети регулируют свое поведение в соответствии с этическими нормами, предписывающими дружно играть, делиться игрушками, справедливо распределять роли, говорить правду, контролировать агрессию. Однако, как правило, дети соблюдают такие нормы только во взаимодействии с теми, кто им наиболее симпатичен. У некоторых детей, в ситуации, резко противоречащей их желаниям, может наблюдаться и несоблюдение этических норм. Способность детей этого возраста эмоционально предвосхитить последствия своих действий, их способность к сочувствию, повышают возможности проявлять социально одобряемые формы поведения. Надо отметить, что не всегда у 5-летних детей сочувствие помогает верному пониманию ими смысла ситуации. Например, видя, как другой напряженно работает над чем-то, не испытывая при этом затруднений, ребенок думает, что ему необходима помощь.
В своем взаимодействии и общении старшие дошкольники в большей мере, чем младшие, ориентированы на сверстников: они уже значительную часть свободного времени проводят в совместных играх и беседах, для них становятся существенными оценки и мнение товарищей, все больше требований они предъявляют друг другу и в своем поведении стараются учитывать их.
У детей этого возраста повышается избирательность и устойчивость их взаимоотношений: постоянные партнеры могут уже сохраняться на протяжении всего года. Объясняя свои предпочтения, они отмечают успешность того или иного ребенка в игре («с ним интересно играть», «нравится играть с ней» и т. п.), его положительные качества («он добрый», «она хорошая», «он не дерется» и т.п.).
Дети подготовительной группы не только могут успешно согласовывать свои желания, но и оказывать взаимную поддержку и помощь во взаимодействии друг с другом. Они могут более чутко относиться к эмоциональному состоянию другого ребенка, проявлять по отношению к нему сочувствие и сопереживание. Конечно же, такие качества проявляются во взаимодействии не со всеми детьми, а лишь со своими друзьями. К этому возрасту взаимодействие детей, способы разрешения конфликтов все больше приобретают социально одобряемые формы (что связано с процессом овладения ими нормами взаимодействия между людьми).
Решению воспитательных задач во многом способствуют коллективное пение, танцы, игры, когда дети охвачены общими переживаниями. Пение требует от участников единых усилий. Общие переживания создают благотворную почву для индивидуального развития. Пример товарищей. Общее воодушевление, радость исполнения активизируют робких, нерешительных детей.
Для избалованного вниманием, изменение самоуверенного, успешного выступление других детей, служит известным тормозом отрицательных проявлений. Такому ребенку можно предложить оказать помощь товарищам, воспитывая тем самым скромность и одновременно развивая индивидуальные способности. Занятия музыкой влияют на общую культуру поведения дошкольника. Чередование различных занятий, видов деятельности (пения, слушание музык, игры на детских музыкальных инструментах, движения под музыку и т.д.) требует от детей внимания, сообразительности, быстроты реакции, организованности, проявление волевых усилий: исполняя песню, вовремя начать и закончить её; в танцах, играх уметь действовать, подчиняясь музыке, удерживаясь от импульсивного желания быстрее побежать, кого то перегнать. Всё это совершенствует тормозные процессы, влияют на волю ребенка.
Таким образом, музыкальная деятельность влияет и создает необходимые условия для формирования нравственных качеств личности ребенка, закладывает первоначальные основы общей культуры будущего человека. Восприятие музыки тесно связано с умственными процессами, т.е. требует внимания, наблюдательности, сообразительности. Дети прислушиваются к звучанию, сравнивают сходные и различные звуки, знакомятся с их выразительным значением, отличают характерные смысловые особенности художественных образов, учатся разбираться в структуре произведения. Отвечая на вопросы педагога, после того как отзвучало произведение, ребенок делает первые обобщения и сравнения: определяет общей характер пьес.
Итак, мы выяснили, что нравственные и музыкальные цели воспитания носят прежде всего развивающий характер. В процессе музыкального обучения создаются оптимальные условия для всестороннего развития детей, и происходит это только через деятельность.
Музыкальные занятия оказывают влияние на формирование нравственных качеств личности у дошкольников. Способствуют становлению характера, норм поведения. Обогащают внутренний мир человека яркими переживаниями.
Музыкальные занятия не что иное, как познавательный многогранный процесс, который развивает художественный вкус детей, воспитывает любовь к музыкальному искусству — формирует нравственные качества личности и эстетическое отношение к окружающему.
Создание условий в ДОУ для нравственного развития, позволяет увидеть выпускника детского сада самостоятельным, активным, проявляющим инициативу в музыкальной деятельности, имеющего яркую индивидуальность; эмоционально отзывчивым на состояние других детей, красоту окружающего мира и произведения искусства, имеющим практические умения и навыки для внесения изменений в окружающую среду.
Мораль, нравственность, духовность. Вопросы теории и практики
Прошу прощения у уважаемых читателей, поскольку пишу о понятиях почти элементарных и всем хорошо знакомым. Боюсь показаться назойливым. Однако слишком часто обсуждения тем из заголовка приводит к неразрешимым спорам. Споры неразрешимы, поскольку оппоненты говорят на разных языках. Слова произносятся одинаковые, но значения в них вкладываются разные. В результате споры не имеют никакого разумного итога. Расплевались, разошлись, занавес. А итог существенен.
Наше общество раздроблено, в первую очередь, из-за того, что нет принятой всем обществом морали и главенствующей духовной системы. Я попытаюсь провести фундаментальные разграничения этих понятий, чтобы наши споры, касающиеся нравственности, морали и духовности, стали предметнее и способствовали единению, а не расколу.
Адекватный ответ на просторах интернета найти не просто, как это ни странно. Краткого исчерпывающего объяснения я не нашёл. Если моя попытка окажется удачной, то прошу ссылаться в постах и статьях. Если нет… Не взыщите! Я не философ и не социолог. Я в этих вопросах – любитель, но крайняя необходимость заставляет вторгаться в чужие профессиональные сферы. Вопросы эти важные и весьма чувствительные для многих. Споров много, согласья нет! Но именно на этой почве жизненно необходимо и возможно достичь согласия. Так что… «Не корысти ради», а токмо пользы для!
Итак:
Нравственность – это свод норм поведения, принятый определённым общество, как обязательный для его членов. Часто это понятие смешивают с понятием морали, в том числе и профессионалы (философы и социологи). Они действительно близки. Я же специально разделяю эти понятия для пущей ясности. Больше определяющих слов – чётче смыслы!
Мораль – кроме перечня норм поведения, принятых обществом, включает в себя определение правильных (с точки зрения этой самой морали) мотивов поведения и объяснения причин, по которым поведенческая норма является обязательной.
Чтобы провести границу между нравственностью и моралью, расскажу одну классическую историю. Эта история много раз встречается в литературе с разными действующими лицами. В самом раннем (из известных мне вариантов) главным действующим лицом является Сократ. Но более выпукло ситуация выглядит в изложении широко известного христианского автора аввы Дорофея. Так вот, авва Дорофей обратил внимание на одного молодого монаха, который с абсолютной невозмутимостью принимал упрёки и даже оскорбления в свой адрес. Когда авва спросил этого монаха, как же он в столь юном возрасте снискал такое смирение и легко переносит поношения в свой адрес, то услышал ответ, чрезвычайно его поразивший. Что-то вроде: «Да с какой стати я должен волноваться по поводу высказываний этих никчёмных людишек?» В варианте с Сократом великий философ сравнил ругающих его с псами из подворотни.
Отсюда наглядно видна граница между нравственностью и моралью. Нравственная христианская норма предписывает человеку не отвечать тем же на упрёки и ругань в свой адрес. Главный герой её с успехом исполнял. Мораль же сей басни такова, что христианин должен делать это по совершенно противоположной причине. По причине осознания своих собственных недостатков и руководствуясь желанием подражать Христу. То, что в нашей традиции называется: «Ради Христа!».
Духовность – это мораль, развёрнутая во времени. В движении. Но если мораль – это понятие общественное, то духовность – это, в первую очередь, сущность, принадлежащая личности. Духовность предполагает не только наличие идеала, но и искреннее желание человека достигнуть этого идеала. Предполагает чётко сформулированный путь по достижению этого идеала. И труд, совершаемый человеком для достижения выбранного идеала. Это значит, что совершая духовный путь, человек постоянно оценивает, насколько он соответствует своему идеалу, постоянно ставит перед собой конкретные задачи и постоянно оценивает, насколько результативны его усилия.
Духовность бывает разная. Определяется она, прежде всего, идеалом. Разные идеалы предлагаются разными обществами, либо разными религиями и атеизмом. И разные пути предлагаются для достижения идеала. Например, много копий сломано по поводу отличия православия от католицизма и других христианских конфессий. Но корень всех различий один – это различный путь к достижению христианского идеала. Всё остальное – это ростки от этого корня.
Все эти три понятия соотносятся между собой как матрёшки, встроенные друг в друга. Самая маленькая матрёшка – нравственность, а самая большая – духовность. Кроме того, я утверждаю, что мораль и нравственность – это неотъемлемый атрибут всякого общества. Так же как духовность – неотъемлемый атрибут человеческой личности. А термин «бездуховность» – это скорее аллегория, стремящаяся выразить отрицательное отношение к совершенно определённому образу духовности. Так, например, философ Владимир Сергеевич Соловьёв исследовал ислам и не обнаружил там описания идеала, к которому должен стремиться правоверный мусульманин. Даже если это так, то это вовсе не означает, что духовности нет у конкретного мусульманского общества. И можно только приветствовать, когда мусульманский лидер заявляет: «Мы разделяем идеалы Святой Руси».
Мне кажется, что этот понятийный аппарат позволит более продуктивно обсуждать насущные вопросы морально-нравственной основы общества. Я не включил в свою систему понятие этики – мне кажется, что это просто перевод на атеистический язык слова духовность. Просто слово «духовность» с ходу пугает атеистов. Наверно, им кажется, что оно опровергает их материализм. И они ввели ему замену. Я осведомлён, что само слово не новое и происходит оно из древнегреческого, но его сегодняшний смысл и применение – это именно подмена духовности, то есть термина, родившегося позднее.
Есть несколько вопросов, которые постоянно всплывают в наших обсуждениях, но остаются без ответа, удовлетворяющего обе стороны:
Что является источником нравственности и морали?
Существуют ли объективные законы мироздания, определяющие содержание морали и духовности?
Можно ли сравнивать между собой различные образы морали и духовности, предлагаемые многовековой историей мировой культуры?
Нужна ли обществу единая мораль и возможно ли выработать её в современных российских условиях?
В своей недавней фундаментальной статье «Текст о текстах» Алексей Кравецкий весьма резонно заметил, что вставлять в текст глубокомысленные вопросы без собственных вариантов ответов – это несерьёзно! Я попытаюсь дать на эти вопросы свои ответы без претензии на окончательный вердикт.
Если мы спорим по первому вопросу: «Что является источником нравственности и морали?», то из данного мною определения этих понятий следует, что они всегда принадлежат конкретному обществу. Не бывает морали и нравственности вообще. Хотите спорить о морали и нравственности? Определитесь со временем и местом предмета спора. О морали какого общества идёт речь? Только после этих оговорок можно спорить об источниках.
В комментариях к статье «Текст о текстах» возник вопрос, является ли Библия источником морали? Один из участников дискуссии резонно заметил, что для него – нет. И он прав! Это его право и его выбор. Каждый волен выбирать себе мораль. И у каждой морали могут быть собственные источники.
Но если мы рассуждаем о морали не своей или не своего общества, то мы должны по возможности отказаться от собственной интерпретации источников. Если атеист, к примеру, рассуждает о христианской морали, то он должен отказаться от собственного толкования Священного Писания. Для предметного разговора с оппонентом необходимо пользоваться толкованиями, принятыми самим христианским обществом. В своём кругу толкуйте, как хотите! Мораль же должна быть объяснена самим носителем этой морали. Иначе получается словоблудие, а носитель этой морали имеет полное право заявить: «Это не про меня!»
Кстати, Библия не является первоисточником православной христианской морали. Источник, конечно же, но не первый. Это у протестантов лозунг: «Только Писание». В православии первоисточником является Священное Предание. Тот образ Христа, который зафиксировали в своём сознании его современники и который передается из поколения в поколение в лоне Церкви – это и есть первоисточник православной христианской морали.
Если мы пытаемся опровергать моральные постулаты тем, что они соблюдаются не всеми, не всегда и не полностью, то, во-первых, мы перескакиваем в следующую категорию – в духовность. Именно духовность ведает исполнением моральных постулатов (см. п.3). А во-вторых, это логика, не сертифицированная Аристотелем. Правила дорожного движения не перестают существовать от того, что кто-то постоянно, пересекая две сплошных, ездит по встречке.
Если мы рассуждаем о морали современного российского общества в целом, то необходимо признать, что она весьма фрагментарна и неоднородна, что является большой проблемой. Но с некоторым допущением констатирую, что основа её – это христианская православная мораль. Просто её долго били и насиловали. Потому она и выглядит, как подследственный из ОВД «Дальний» города Казани. Не похожа на саму себя.
На второй вопрос: «Существуют ли объективные законы мироздания, определяющие содержание морали и духовности?», – дам ответ с точки зрения православного христианства.
Да! Человек – существо, живущее по совершенно определённым законам. И общество человеческое существует по совершенно определённым законам, которые не меняются во времени. Так же как физические законы, например. Впрочем, и от убеждённых атеистов я слышал подобные высказывания.
Так же как мы, живущие сейчас, так и люди древности познавали духовные законы человека и общества из опыта жизни. Законы Ньютона существовали и действовали до Ньютона. И люди их знали и понимали и пользовались этим пониманием на практике. Люди стреляли из лука до того, как Исаак Ньютон сформулировал свой первый закон. Затем пришло время, и нашёлся подходящий человек, который смог сформулировать эти законы на бумаге. Так и духовные религиозные системы формулируют объективные законы человеческого общежития, формируя моральные кодексы и создавая духовные системы и практики. Те общества, чьи духовные системы полнее выражают объективные законы мироздания, те и выживают в этом мире. Конкуренция между обществами идет не только в сфере технологий и военного искусства! То общее, что есть в различных моральных кодексах, сформулированных в различных обществах и в различные времена, и есть отражение объективной истины. В конце концов, ездить по встречке нельзя не потому, что ПДД запрещает, а потому что разобьёшься насмерть. Это и есть объективная истина.
Но это ещё не вся истина. В православной традиции это называется – естественное богословие. Богословие потому, что мир и законы его существования и развития даны Богом, и они отражают существо Бога. Этот естественный уровень доступен для познания каждому. Опыт многих людей и свой личный духовно одарённые люди воплощали в цельные духовные системы. Но как никто из учёных не может создать научной теории на все времена, так никто из людей не в состоянии создать всеобъемлющего духовного учения. Но Христианство именно и утверждает, что оно таково!
Всё, что сказал Христос в заповедях своих о человеке, не есть пожелания или приказания нам. Но есть описания нормы человеческой жизни. Это самое полное и точное описание законов существования человеческой личности и человеческого общества. Но это не просто декларация! Всё, что сказал Христос, он воплотил в своей земной жизни. В том и состоит Его величие и уникальность.
И вера христианская – это не просто признание факта существования Бога, но вера, что заповеди Христовы есть истинные условия полноценного человеческого существования. Условия обретения счастья! Всё, всё, даже то, что нам категорически не нравится в этих заповедях или кажется неисполнимым или кажется, что это погубит нашу жизнь, вроде «подставь другую щёку» или «любите врагов ваших» – всё это неотъемлемые признаки полноценного человека. И степень веры нашей измеряется не количеством молитв и строгостью поста. И не количеством поставленных свечек и пожертвованных денег. Но тем, насколько заповеди Христовы исполняем, такова и вера наша.
Соответственно, нарушая заповеди, мы не от Бога должны наказания ждать. Нарушая объективные законы мироздания, мы сами себя наказываем. Лучше всех с этим справляемся! Если вы выехали на встречку через две сплошных, то, будучи остановлены инспектором ГИБДД, не думайте, что штраф или лишение прав – это наказание. Нужно обнимать и целовать инспектора как отца родного и спасителя! Скорее всего, он вас от смерти спас. Да ещё и урок преподал. И лекцию по ПДД прочитал. Благодарите его. И Его тоже!
Такого учения даже близко нет ни в одной другой моральной, этической или религиозной системе. Оно очень жёсткое: «Не можете служить двум господам…», «Не можете пить чашу бесовскую и чашу господню…», «Нарушивший одну заповедь повинен всему», «Будьте совершенны, как совершенен отец ваш небесный». Такого учения не мог выдумать человек. Для него это СЛИШКОМ! Неудобно ему это! Потому и утверждаем, что христианство создано Богом. И потому источник христианской морали – не Библия. Кто дал законы мироздания, Тот и есть источник христианской морали.
И проверять истинность христианства надо исполнением заповедей. Исполнил заповедь – посмотри что получилось. Истина – это не тома доказательств, вычитанных из чужих книг, но приди и убедись сам.
И убедиться в существовании Божием можно только исполняя заповеди Христа, а не научными опытами.
И встретиться с Богом можно только на пути исполнения заповедей. Он Сам выходит на встречу тому, кто хочет познать истину. В чём я и сам убедился.
Можно ли сравнивать между собой различные образы морали и духовности, предлагаемые многовековой историей мировой культуры? Да, можно! Сравнивая нравственные предписания и их моральное обоснование, можно выбрать лучшее для себя. Можно сравнивать те пути достижения идеала, которые предлагают различные этические и религиозные системы. Самое же главное средство сделать правильный выбор – это сравнить лучших представителей различных духовных концепций. Со стороны христианства огромный выбор «поединщиков». Сонм святых, а особенно «преподобных», то есть наиболее подобных Богу, те, которые всю свою жизнь без остатка посвятили достижению христианского идеала. Есть и воины, и политики, и учёные и совершенно простые люди. Всякий может найти для себя наставника на жизненном пути.
Нужна ли обществу единая мораль и возможно ли выработать её в современных российских условиях? Сегодня в нашей стране идёт, по сути, гражданская война. Пока преимущественно холодная. Можно называть разные причины этой войны. Но корень всех причин один – это война за разные духовные ценности. И война будет продолжаться, пока либо страна не развалится, либо Россия станет единым духовным пространством. Хотя в случае победы либеральных сил Россия всё равно развалится. Или это будет уже не Россия.
Сможем ли Мы победить в этой войне и не дать России погибнуть? Не знаю. Но другого выхода у нас нет.
Различие между нравственностью искусства и науки
Что лучше, если человек получает высшее образование: искусство или наука? Учитывая возможности карьерного роста и престиж, распространенным источником насмешек стало то, что кто-то предпочел бы заниматься искусством, а не наукой. Но что отличает искусство от наук? Имеют ли этические разветвления, как и почему мы проводим такие различия?
В чем разница между гуманитарными и естественными науками? Понятие «искусство» восходит к древности, где «искусство» обозначало человеческое мастерство.Эти навыки использовались для создания искусственных (созданных руками людей) артефактов. Позже понятие свободных искусств было использовано для обозначения вида образования, необходимого свободному гражданину (термин «либеральный» обозначает свободу, а не политическую идеологию) для участия в гражданской жизни. Сегодня искусство может относиться к изобразительному искусству (например, живопись или музыка), а также к гуманитарным наукам, таким как различные гуманитарные науки (философия, история, литература, лингвистика и т. Д.) И социальные науки (например, социология, экономика или политология).Теперь они проводятся в отличие от областей STEM (наука, технология, инженерия и математика).
Различие между искусством и наукой приобретает моральный характер, когда конверсия смещается в сторону того, какие виды образования, по нашему мнению, важны для удовлетворения потребностей современного общества. Это различие выходит за рамки того, что правительства или университеты заявляют о различии, поскольку это различие также проводится потенциальными студентами, родителями, налогоплательщиками, работодателями и обществом в целом.Как общество делает это различие? Быстрый поиск в Интернете соответствующих различий указывает на тенденцию подчеркивать объективную природу науки и субъективную природу искусства. Наука заключается в поиске истины о мире, тогда как искусство сосредоточено на поиске субъективных представлений в соответствии с культурными и историческими влияниями. Науки бывают техническими, точными и количественными. Искусство качественное, расплывчатое, меньше внимания уделяется правильным или неправильным ответам, и поэтому считается, что ему не хватает строгости науки.
Подобные четкие различия укрепляют идею о том, что гуманитарные науки не стоит изучать, что высшее образование должно быть связано с приобретением навыков, необходимых для рабочей силы, и обеспечением высокооплачиваемой работы. Вдобавок к этому различие стало горячей точкой продолжающейся культурной войны, о чем будет свидетельствовать большое количество мемов о гуманитарных науках и критических комментариев в Интернете. Результатом стало серьезное сокращение гуманитарного образования, сокращение штата и услуг и даже упразднение специальностей.Для некоторых это может быть прогрессом. Если гуманитарные науки и гуманитарные науки субъективны, если есть мало объективной истины, которую предстоит открыть, то их, возможно, не стоит экономить.
Джастин Стовер из Эдинбургского университета, например, считает, что в пользу гуманитарных наук нет оснований. Хотя защитники гуманитарных наук могут утверждать, что они являются средством улучшения и выражения наших идей, что они дают навыки, которые актуальны и могут быть перенесены в другие области и занятия, или что они являются поиском ценностей, Стовер считает, что эти преимущества являются пустыми.Он указывает на то, что изучение гуманитарных наук не является необходимым для настоящего художественного выражения. Хотя изучение малоизвестных языков или культур может способствовать развитию полезных навыков для карьеры за пределами академии, это всего лишь побочные продукты учебы, а не то, что является веским аргументом в пользу их изучения.
Обращаясь к вопросу ценности, Стовер отмечает,
«’ценностей» сложно поместить в длинную диахроническую рамку, потому что неясно, существует ли какое-либо аналогичное понятие в какой-либо культуре, кроме нашей.Ценности вряд ли могут быть необходимым компонентом гуманитарных наук — не говоря уже о центральном ядре, — если бы не существовало понятия о них для большей части истории гуманитарных наук […] ценности могли бы иметь прямое отношение к испанской литературе Золотого века; но какое они имеют отношение к исторической лингвистике? »
В качестве альтернативыСтовер предполагает, что гуманитарные науки выполняют социальную функцию, создавая престижный класс людей, разделяющих определенные вкусы и манеры суждения, но, в конечном счете, не существует не вызывающего вопросов оправдания для гуманитарных наук.Он отмечает: «Гуманитарные науки не обязательно должны рассматриваться в рамках университета, потому что гуманитарные науки являются сердцем университета». Невозможно оправдать важность гуманитарных наук с точки зрения гуманитарных наук.
Моральное беспокойство по этому вопросу связано не столько с моралью защиты гуманитарного образования по сравнению с естественнонаучным образованием, сколько с тем, как мы проводим различие между собой. Мы говорим о методах? Дисциплинарные нормы? Тексты? Учение? Аргумент Стовера основан на понимании гуманитарных наук как вещи, существенно отличной от естественных.Но есть ли на самом деле веские причины проводить эти различия? Любой, кто изучал логику, лингвистику или экономику, знает, насколько технически эти области могут быть. Точно так же несколько научных исследований показывают важность эстетического вкуса не только для отдельных ученых, но и для целого научного сообщества. Реакция научных сообществ на пандемию COVID-19 — разногласия по поводу протоколов лечения, опасения по поводу публикаций по поводу наблюдений за болезнью и т. Д. — показывает, что представление о том, что наука является чисто объективным делом, в то время как искусство является более субъективным, скорее беспокоит. слоган, чем реальность.
Ценности — это не просто «понятие» университетских профессоров и ученых. Хотя Стовер не разъясняет, что он имеет в виду под ценностями, я бы предположил, что ценности лежат в основе гуманитарных и гуманитарных наук — «ценность» по своей сути просто обозначает то, что люди считают важным и достойным стремления. Мой утренний кофе важен для меня, я его преследую, я ценю его, он имеет ценность. Гуманитарные науки всегда были вопросом решения вопросов, которые люди считают важными. Итак, ответ на вопрос о том, какое отношение ценности имеют к исторической лингвистике, — «много.”Языки меняются со временем, чтобы отразить проблемы, интересы и желания людей; языковые изменения — это отражение того, что важно, что ценится в обществе и почему.
Но если это так, то наука и многие области STEM также не защищены от этого. То, на чем мы решаем сосредоточиться в области науки, технологий и инженерии, показывает, о чем мы заботимся, что мы ценим (например, знание об изменении климата изменило то, как мы ценим окружающую среду). Представление о том, что гуманитарные науки могут стремиться только к субъективному, имея лишь второстепенные преимущества в других областях, является моральным провалом в мышлении.Наука не изолирована от общества и не должна быть изолирована. Точно так же метод и стиль, которые фокусируются на эмпирической проверке и экспериментировании над субъективными элементами, могут улучшить то, что могут произвести гуманитарные науки, и помочь нам сосредоточиться на том, что важно.
Философ Джон Дьюи отмечает:
«Наука через свои физические технологические последствия теперь определяет отношения, которые люди, по отдельности и в группах, поддерживают друг с другом.Если он неспособен разработать моральные методы, которые также будут определять эти отношения, раскол в современной культуре будет настолько глубоким, что не только демократия, но и все цивилизованные ценности обречены ».
Различие между искусствами и науками не является существенным или абсолютным, но является нашим собственным творением, которое отражает наше собственное ограниченное мышление. Любое искусство, как и наука, может стремиться к критической, экспериментальной, объективности в той или иной степени, так же как любое научное и инженерное стремление следует понимать с точки зрения его роли в более широком человеческом проекте.Чем больше мы пытаемся разделить их, тем вреднее это будет для обоих. Проблема относительно того, есть ли аргументы в пользу искусства, исчезает, когда мы отбрасываем представление о полном разделении — более важной и интересной моральной проблемой становится вопрос о том, как лучше всего улучшить наши методы исследования, которые жизненно важны для обоих.
СвязанныеМоральное / традиционное различие
Философия и связи с общественностью 31.2 (2003) 119-154 Очевидно, что обещание — это социальная практика или условность. Произнося формулу «Я обещаю сделать X», мы можем вызвать у других ожидание того, что мы действительно сделаем X. Но это удается только потому, что существует социальная практика, которая состоит (среди прочего) в расположении к часть обещающих делать то, что они обещают, и ожидание со стороны обещающих, что обещающие будут вести себя так. Столь же ясно, что, за исключением особых обстоятельств какого-либо рода, обещающие обещают не выполнять то, что обещали сделать, с моральной точки зрения.Что, возможно, менее ясно, так это то, как моральная несправедливость, связанная с нарушением обещаний, связана с социальной практикой, которая в первую очередь делает возможным обещание. Этот вопрос находится в центре новаторской недавней работы Т. М. Скэнлона о перспективах. Фундаментальное значение в изложении, которое он предлагает — сначала в «Обещаниях и практиках», а в последнее время в «Чем мы обязаны друг другу», — это его отказ от точки зрения, согласно которой «неправильное нарушение обещания является неправильным, которое в основном зависит от существования социальная практика заключения договоров.«По мнению Скэнлона, мы можем понять, почему неправильно нарушать свои обещания, не делая никаких ссылок на тот факт, что обещание является социальной практикой или условностью. Мы согласны со Скэнлоном в том, что моральное зло, связанное с нарушением обещаний, — это не просто неправильное нарушение условий социальной практики. Но мы не согласны с тем, что моральное обязательство выполнять свои обещания можно понять без ссылки на тот факт, что обещание является социальной условностью. Наша цель в данной статье — защитить эти выводы.Мы показываем, что излюбленная теория Скэнлона уязвима для возражения о круговороте, которое он сам формулирует, возражения, проистекающего из его отказа от практической точки зрения, которую не удается опровергнуть остроумными и тонкими аргументами Скэнлона. После разработки этих выводов мы делаем набросок гибридной версии, которая в решающий момент основывается на традиционном характере обещания. Мы утверждаем, что гибридный подход может избежать возражения по кругу, которому уязвима теория Скэнлона, не жертвуя его базовым пониманием того, что обязательство выполнять свои обещания — это не просто обязательство соблюдать условия социальной практики.Результатом является улучшенная структура для понимания того, каким образом обещание сделать что-то порождает моральное обязательство выполнения. По своей сути социальная практика обещания состоит в том факте, что члены определенной группы имеют и, как известно друг другу, придерживаются политики выполнения Х (если не выполняются определенные оправдывающие условия) всякий раз, когда они совершают коммуникативные действия какой-нибудь узнаваемый тип, например, произносящий формулу: «Настоящим обещаю сделать X». Эта социальная практика — инструментальное благо.Это, как выразился Джон Ролз, «рациональное средство, с помощью которого люди могут заключать и стабилизировать соглашения о сотрудничестве для взаимной выгоды». Чтобы прийти к таким соглашениям, сторона A обычно должна заверить сторону B, что, если B будет сотрудничать, A также будет сотрудничать. В некоторых случаях A может заверить B в этом, сообщив B, что у A уже есть достаточные основания для сотрудничества, если B выполняет свою часть. Например, они могут работать над каким-то совместным проектом, который требует участия обоих. В этом случае A может заверить B, что, поскольку A хочет, чтобы совместный проект был успешным, у него есть причина сделать свою часть, при условии, что B сделает свою.Однако часто A не может сообщить B, что у A есть причина сотрудничать, если B выполняет свою часть, потому что очевидно, что у него нет такой причины. Рассмотрим пример, лежащий в основе обсуждения перспективных идей Дэвидом Юмом, в котором фермер A хочет убедить фермера B помочь с урожаем A сегодня в обмен на помощь A с урожаем B завтра, но не может сделать это, потому что B знает, что У A не будет причин помогать ему завтра …
Делать и позволять — Философия
Введение
Согласно здравому смыслу, разница между причинением вреда и позволением причинить вред имеет моральное значение.Причинение вреда может быть неправильным, если просто допустить вред не будет, даже если все другие факторы равны: уровень вреда тот же, мотивация агента такая же, стоимость предотвращения возмещения вреда для агента такая же, и скоро. Предположим, вы случайно проглотили яд и вам нужно срочно попасть в больницу. Возможно, вам разрешено отказаться от остановки и помощи, если вы заметите, что Сара тонет, но недопустимо, чтобы вы столкнули ее в реку, чтобы расчистить себе путь в больницу.Без этого морального различия между деланием и позволением наша повседневная мораль выглядела бы совсем иначе. Отношение к причинению вреда и допуску вреда как к эквиваленту, кажется, оставляет нас с моралью, которая либо гораздо более снисходительна, чем мы обычно думаем (позволяя нам причинять вред другим, чтобы избежать личных жертв), либо гораздо более требовательна (требуя от нас предотвращать причинение вреда другим людям). другие даже ценой больших личных жертв). Тем не менее моральное значение различия весьма спорно.Когда на карту поставлен серьезный вред другим, может показаться странным, что не имеет значения, причинен ли вред или просто допущен. Сильные критики утверждали, что это различие не имеет никакого отношения к морали. Другие утверждали, что само различие разваливается при внимательном рассмотрении: наши интуитивные представления о том, считается ли поведение причинением вреда или допускающим его, не отражают каких-либо четких, неморальных различий. Многие ранние современные дискуссии о моральной значимости различия между причинением вреда и позволением причинить вред были сосредоточены на апелляции к интуиции.Нас просят изучить «контрастные случаи», в которых все остальные факторы предположительно остаются постоянными. Однако апелляция к интуиции имеет ограниченное применение. Они могут установить, относимся ли мы к этому различию как к морально значимому, но не могут показать, должны ли мы это делать. Настоящая проблема для защитника различия действия / разрешения состоит в том, чтобы дать четкий анализ различия и убедительный аргумент в пользу того, что в соответствии с этим анализом различие соответствующим образом соединяется с более фундаментальными моральными концепциями.В этой статье описывается философская литература, посвященная анализу и моральному значению различия между причинением вреда и допущением вреда, от зарождения современного интереса к этой проблеме в 1960-х и 1970-х годах до последних тенденций и событий.
Общие обзоры и антологии
Доступно несколько общих обзоров литературы о делении / разрешении различий. Howard-Snyder 2011 предоставляет хорошее, бесплатное введение в тему с полезными резюме основных проблем и позиций, а также некоторыми оригинальными критическими замечаниями.Steinbock 1994 и Norcross 1994 — это близнецы, знакомящие с Steinbock и Norcross 1994, обязательной антологией для всех, кто работает над этой темой. Эти введения исследуют и резюмируют текущие философские дебаты, собранные статьи, которые включают почти все ключевые работы, написанные по этой теме до 1994 года, и современный статус различия в юридической и медицинской практике. Woollard 2012a представляет собой критический обзор дебатов по анализу различия действия / разрешения, в то время как его родственная статья Woollard 2012b исследует работу над моральным значением различия.Кроме того, некоторые журнальные статьи, направленные в основном на защиту исходной позиции, начинаются с обзора состояния дебатов. Draper 2005 предоставляет особенно полезный способ понять различные мнения и отношения между ними, потому что автор группирует попытки анализа по пяти категориям, прежде чем критиковать их. Беннетт 1995 рассматривает и критикует ключевые альтернативы собственному рассказу автора на момент написания.
Беннет, Джонатан. Сам по себе . Oxford: Oxford University Press, 1995.
Наряду с развитием собственного авторского отчета о различиях действия / позволения, этот том содержит тщательное изучение и критику основных альтернативных описаний, доступных на момент написания.
Дрейпер, Кай. «Права и доктрина делать и позволять». Философия и связи с общественностью 33.3 (2005): 253–280.
DOI: 10.1111 / j.1088-4963.2005.00033.x.
Исследовательская статья, в которой перед защитой положительного предложения дается полезный обзор анализа различий между деланием и позволением, предложения группируются по пяти категориям и объясняются основные критические замечания по каждой из них.
Ховард-Снайдер, Фрэнсис. «Делать или допускать вред». В Стэнфордская энциклопедия философии . Под редакцией Эдуарда Н. Залта. Стэнфорд, Калифорния: Стэнфордский университет, 2011.
Полезный обзор основных позиций с некоторой оригинальной критикой и обширной библиографией.Бесплатный доступ в Интернете. Подходит как для студентов, так и для аспирантов и профессиональных философов.
Норкросс, Аластер. «Введение во 2-е издание». В Убить и дать умереть . 2-е изд. Под редакцией Бонни Стейнбок и Аластера Норкросса, 1–23. Нью-Йорк: Fordham University Press, 1994.
Дополнительное введение ко второму изданию, предназначенное для чтения вместе с переизданным введением Стейнбока к первому изданию (Steinbock 1994).Представляет критический обзор современного состояния дебатов и статей, добавленных ко второму изданию. Выдающийся консеквенциалист, автор отвергает это различие.
Стейнбок, Бонни. «Вступление.» В Убить и дать умереть . 2-е изд. Под редакцией Бонни Стейнбок и Аластера Норкросса, 24–47. Нью-Йорк: Fordham University Press, 1994.
Первоначально напечатано как введение к первому изданию Killing and Letting Die в 1980 году.Вводит полемику о моральном значении различия между убийством и позволением умереть, охватывая юридические и медицинские аспекты, а также известные философские подходы.
Стейнбок, Бонни и Аластер Норкросс, ред. Убить и дать умереть . 2-е изд. Нью-Йорк: издательство Fordham University Press, 1994.
Антология, обязательная для всех, кто занимается убийствами и даёт умереть. Содержит почти все ключевые статьи, написанные по этой теме до 1994 года, а также несколько оригинальных статей, в том числе обмен мнениями об активной и пассивной эвтаназии между Майклом Тули, Джеймсом Рэйчелсом, Бонни Стейнбок и Томасом Д.Салливан. Также содержит полезные введения, Norcross 1994 и Steinbock 1994.
Woollard, Fiona. «Доктрина« делать и позволять I »: анализ делающего / позволяющего различать». Философский компас 7.7 (2012a): 448–458.
DOI: 10.1111 / j.1747-9991.2012.00491.x
Статья 1, состоящая из двух частей критического обзора дискуссии о делении / разрешении различения. В этой статье исследуется анализ различия. Утверждает, что отчет в Foot 1967 и Foot 1984 (оба цитируются под заголовком «Начало современных дебатов») является наиболее многообещающим, но требует доработки.Определяет два ошибочных предположения, затрудняющих обсуждение.
Вуллард, Фиона. «Доктрина« делать и позволять »II: моральная значимость различия« действие / разрешение »». Философский компас 7.7 (2012b): 459–469.
DOI: 10.1111 / j.1747-9991.2012.00492.x
к началу
Пользователи без подписки не могут видеть полный контент на эта страница.Пожалуйста, подпишитесь или войдите.
Как подписаться
Oxford Bibliographies Online доступен по подписке и постоянному доступу к учреждениям. Чтобы получить дополнительную информацию или связаться с торговым представителем Оксфорда, щелкните здесь.
Перейти к другим статьям:
Артикул
.Вверх
- Априорное знание
- Похищение и объяснение
- Способность
- Аборт
- Абстрактные объекты
- Действие
- Аддамс, Джейн
- Адорно, Теодор
- Эстетический гедонизм
- Эстетика, аналитические подходы к
- Эстетика, континентальный
- Эстетика, История
- Африканская философия, Contemporary
- Александр, Самуэль
- Аналитическое / синтетическое различие
- Анархизм, Философский
- Права животных
- Анскомб, Г.Э. М.
- Антропный принцип.
- Прикладная этика
- Фома Аквинский, Фома
- Отображение аргументов
- Искусство и эмоции
- Искусство и знания
- Искусство и нравственность
- Артефакты
- Утверждение
- Атеизм
- Аврелий, Марк
- Остин, Дж.Л.
- Автономия
- Бэкон, Фрэнсис
- Байесовство
- Красота
- Вера
- Бергсон, Анри
- Беркли, Джордж
- Биология, философия
- Больцано, Бернар
- Скука, Философия
- Британский идеализм
- Бубер, Мартин
- Буддийская философия
- Бердж, Тайлер
- Деловая этика
- Камю, Альбер
- Кентербери, Ансельм из
- Карнап, Рудольф
- Причинно-следственная связь
- Кавендиш, Маргарет
- Уверенность
- Химия, философия
- Китайская философия
- Познавательная способность
- Когнитивная феноменология
- Когнитивная наука, философия
- Когерентизм
- Цвет
- Коммунитаризм
- Вычислительная наука
- Информатика, Философия
- Конт, Огюст
- Концепции
- Семантика концептуальных ролей
- Условные
- Подтверждение
- Конфуций
- Коннекционизм
- Сознание
- Конструктивный эмпиризм
- Современный гиломорфизм
- Контекстуализм
- Контрастивизм
- Кук Уилсон, Джон
- Космология, философия
- Критическая теория
- Культура и познание
- Даосизм и философия
- Дэвидсон, Дональд
- де Бовуар, Симона
- де Монтень, Мишель
- Смерть
- Теория принятия решений
- Делез, Жиль
- Демократия
- Описание
- Деррида, Жак
- Декарт, Рене
- Декарт, Рене: чувственные представления
- Описания
- Дьюи, Джон
- Диалетеизм
- Инвалидность
- Несогласие, эпистемология
- Дизъюнктивизм
- Диспозиции
- Делать и позволять
- дю Шатле, Эмили
- Даммит, Майкл
- Аргументы голландской книги
- Ранняя современная философия, 1600-1750 гг.
- Образование, философия
- Эмоции
- Инженерия, философия и этика
- Философия окружающей среды
- Эпикур
- Эпистемическая основа отношения
- Эпистемическое поражение
- Эпистемическая несправедливость
- Эпистемическое обоснование
- Эпистемическая философия логики
- Эпистемология
- Эпистемология и активный экстернализм
- Эпистемология, байесовская
- Эпистемология, Феминистка
- Эпистемология, интернализм и экстернализм в
- Эпистемология, Мораль
- Эпистемология образования
- Этический консеквенциализм
- Этическая деонтология
- Этический интуиционизм
- Евгеника и философия
- События, Философия
- Свидетельство
- Доказательная медицина, философия
- Отношение доказательной поддержки в эпистемологии,
- Зло
- Эволюционные аргументы в пользу этики
- Эволюционная эпистемология
- Экспериментальная философия
- Объяснения религии
- Тезис о расширенном разуме
- Экстернализм и интернализм в философии разума
- Вера, концепции
- Фатализм
- Феминистская философия
- Фейерабенд, Пол
- Фихте, Иоганн Готлиб
- Художественная литература
- Художественная литература
- Художественная литература в философии математики
- Фильм, Философия
- Фут, Филиппа
- Предвидение
- Прощение
- Формальная эпистемология
- Фуко, Мишель
- Свободная воля
- Фреге, Готтлоб
- Гадамер, Ханс-Георг
- Геометрия, эпистемология
- Бог и возможные миры
- Бог, аргументы в пользу существования
- Бог, существование и атрибуты
- Грайс, Пол
- Хабермас, Юрген
- Рай и ад
- Гегель, Георг Вильгельм Фридрих: Эстетика
- Гегель, Георг Вильгельм Фридрих: Метафизика
- Гегель, Георг Вильгельм Фридрих: философия истории
- Гегель, Георг Вильгельм Фридрих: философия политики
- Хайдеггер, Мартин: Ранние произведения
- Герменевтика
- Высшее образование, философия
- История, философия
- Гоббс, Томас
- Хоркхаймер, Макс
- Права человека
- Юм, Дэвид: эстетика
- Юм, Дэвид: моральная и политическая философия
- Гуссерль, Эдмунд
- Идеализации в науке
- Идентичность в физике
- Изображений
- Воображение
- Воображение и вера
- Невозможные миры
- Несоизмеримость в науке
- Индийская философия
- Незаменимость математики
- Индуктивное мышление
- Инфинитизм
- Инструменты в науке
- Интеллектуальное смирение
- Интенциональность, Коллективность
- Интуиции
- Джеймс, Уильям
- Японская философия
- Кант и законы природы
- Кант, Иммануил: эстетика и телеология
- Кант, Иммануил: Этика
- Кант, Иммануил: теоретическая философия
- Кьеркегор, Сорен
- Знания
- Эпистемология, ориентированная на знания
- Знание-Как
- Кун, Томас С.
- Лакан, Жак
- Лакатош, Имре
- Лангер, Сюзанна
- Язык мысли
- Язык, философия
- Латиноамериканская философия
- Законы природы
- Юридическая эпистемология
- Правовая философия
- Юридический позитивизм
- Лейбниц, Готфрид Вильгельм
- Левинас, Эммануэль
- Льюис, К.Я.
- Свобода
- Литература, философия
- Локк, Джон
- Локк, Джон: личность, личности и личность
- Логика
- Лотерея и парадоксы предисловия.
- Лукреций
- Макиавелли, Никколо
- Маркс, Карл
- Материальная конституция
- Математическое объяснение
- Математический плюрализм
- Математический структурализм
- Математика, философия
- Математика, Визуальное мышление в
- Макдауэлл, Джон
- МакТаггарт, Джон
- Смысл жизни,
- Механизмы в науке
- Смерть с медицинской помощью
- Медицина, современная философия
- Средневековая логика
- Средневековая философия
- объем памяти
- Психическая причинность
- Мереология
- Мерло-Понти, Морис
- Мета-эпистемологический скептицизм
- Метаэпистемология
- Метаэтика
- Метаметафизика
- Метафилософия
- Метафора
- Метафизическое заземление
- Метафизика, Современность
- Метафизика, Феминистка
- Мидгли, Мэри
- Милл, Джон Стюарт
- Разум, метафизика
- Модальная эпистемология
- Модальность
- Модели и теории в науке
- Модульность
- Монтескье
- Мур, Г.Э.
- Моральный договор
- Моральный натурализм и ненатурализм
- Моральная ответственность
- Мультикультурализм
- Мердок, Ирис
- Музыка, аналитическая философия
- Национализм
- Естественные виды
- Натурализм в философии математики
- Наивный реализм
- Неоконфуцианство
- Неврология, Философия
- Ницше, Фридрих
- Несуществующие объекты
- Нормативная этика
- Нормативные основы, философия права:
- Нормативность и социальное объяснение
- Объективность
- Окказионализм
- Обоняние
- Онтологическая зависимость
- Онтология искусства
- Обычные объекты
- Другие умы
- Пацифизм
- Боль
- Панпсихизм
- Парадоксы
- Партикуляризм в этике
- Паскаль, Блез
- Патернализм
- Патриотизм
- Пирс, Чарльз Сандерс
- Восприятие, познание, действие
- Восприятие, проблема
- Перфекционизм
- Упорство
- Личная личность
- Феноменальные концепции
- Феноменальный консерватизм
- Феноменология
- Философия для детей
- Фотография, аналитическая философия
- Физикализм
- Физикализм и метафизический натурализм
- Физика, Эксперименты в
- Платон
- Плотин
- Политическая эпистемология
- Политическое обязательство
- Политическая философия
- Поппер, Карл
- Порнография и объективация, аналитические подходы к
- Практические знания
- Практический моральный скептицизм
- Практическая причина
- Прагматика
- Прагматизм
- Вероятностные представления веры
- Вероятность, интерпретация
- Проблема Божественной Скрытности.
- Проблема зла,
- Предложения
- Психология, философия
- Наказание
- Пирронизм
- Qualia
- Квиетизм
- Куайн, В.В. О.
- Гонка
- Расистские анекдоты
- Рационализм
- Рациональность
- Ролз, Джон: моральная и политическая философия
- Реализм и антиреализм
- Реализация
- Причины в эпистемологии
- Редукционизм в биологии
- Справка, Теория
- Рид, Томас
- Релятивизм
- Релайабилизм
- Религия, философия
- Религиозные верования, эпистемология
- Религиозный опыт
- Религиозный плюрализм
- Рикёр, Поль
- Права
- Риск, философия
- Рорти, Ричард
- Руссо, Жан-Жак
- Следование правилам
- Рассел, Бертран
- Сартр, Жан-Поль
- Шопенгауэр, Артур
- Наука и религия
- Наука, теоретические достоинства в
- Научное объяснение
- Научный прогресс
- Научный реализм
- Научное представительство
- Научные революции
- Скот, Дунс
- Самопознание
- Селларс, Уилфрид
- Семантический экстернализм
- Семантический минимализм
- Семиотика
- Сенека
- Чувства,
- Принцип чувствительности в эпистемологии
- Единственная мысль
- Расположенное познание
- Ситуационизм и теория добродетели
- Скептицизм, Современник
- Скептицизм, История
- Оскорбления, уничижительные и разжигающие ненависть высказывания
- Смит, Адам: моральная и политическая философия
- Социальные аспекты научного знания
- Социальная эпистемология
- Социальная идентичность
- Звуки и слуховое восприятие
- Пространство и время
- Речевые акты
- Спиноза, Барух
- Стеббинг, Сьюзен
- Структурный реализм
- Самоубийство
- Суперрогация
- Супервентность
- Тарский, Альфред
- Технология, философия
- Свидетельство, эпистемология
- Теоретические термины в науке
- Философия религии Фомы Аквинского
- Мысленные эксперименты
- Время и напряжение
- Путешествие во времени
- Терпимость
- Пытка
- Трансцендентные аргументы
- Тропы
- Доверять
- Правда
- Истина и цель веры
- Установление истины
- Тест Тьюринга
- Двумерная семантика
- Понимание
- Уникальность и вседозволенность в эпистемологии
- Нечеткость
- Ценность знаний
- Венский круг
- Эпистемология добродетели
- Этика добродетели
- Добродетели, Интеллектуальные
- Война
- Слабость воли
- Вайль, Симона
- Благополучие
- Уильям Оккам
- Уильямс, Бернард
- Мудрость
- Витгенштейн, Людвиг: Ранние произведения
- Витгенштейн, Людвиг: Поздние произведения
- Витгенштейн, Людвиг: Средние произведения
- Уоллстонкрафт, Мэри
Вниз
Этика или мораль: зачем проводить различие?
Следует ссылаться на этику или мораль? Хотя этот вопрос не нов, различие появляется каждый раз, когда поле деятельности науки собирается расширяться.Как будто для оправдания определенных трансгрессивных практик. Франсуа-Ксавье Путаллаз [1] , профессор философии Фрибургского университета в Швейцарии и член Швейцарского национального комитета по этике, дает Gènéthique свой анализ этой произвольной процедуры.
Генетика: Некоторые решения основываются на различии между этикой и моралью. Почему считается, что мораль отличается от этики?
Франсуа-Ксавье Путаллаз: Сегодня мораль плохо воспринимается в прессе, а этика — новая тенденция.В обоих случаях это плохие новости. На самом деле они точно такие же, только слово мораль происходит от латинского, а этика — от греческого. Представьте себе, что вы просите любого философа, такого как Аристотель и его замечательная «Никомахова этика», провести произвольное различие между «моралью» и «этикой». По крайней мере, он был бы удивлен и весьма удивлен этой иррациональной странности.
Я охотно верю, что причины такого различия связаны с отсутствием согласованности: с одной стороны, мы все хорошо осознаем необходимость поиска необходимых норм для регулирования биомедицинских методов: потому что техника не является саморегулирующейся.С другой стороны, мы неохотно соглашаемся с такими нормами, потому что их требования поставили бы под слишком серьезный вопрос наш образ жизни. Чтобы быть предельно ясным, мы ищем правила, но не слишком нормативные, нормы, но не слишком нормативные, требования, но не слишком строгие. И именно поэтому мы изобрели уловку, утверждая, что нормы являются частью морали, делая их частным делом и выхолащивая этику, чтобы превратить их в своего рода «правильное мышление», консенсус вокруг «наименьшего общего знаменателя».
В результате этика имеет тенденцию придавать доверие привычкам и методам: она идет в ногу с модой в пользу самых влиятельных интересов. А мораль становится частным делом, не имеющим социальных последствий. Это две стороны одной идеологии, и мне такой подход кажется неправильным.
G: Как можно считать мораль отличной от этики?
FXP: Для оправдания этого разделения используются два философских течения.Кантовская мысль и утилитаризм.
Известное различие принципов Бошана и Чилдресса: автономия, милосердие, непричинение вреда и справедливость — характерно для утилитаризма. Это течение англосаксонского происхождения утверждает, что нужно просто взвесить преимущества и недостатки, выгоды и риски и посмотреть, в какую сторону склоняются чаши весов, чтобы принять этическое решение, имея в виду максимальное благополучие как можно большего числа людей. разумных существ.Типичное ключевое слово, связанное с этим током, — «интерес». В свете этих четырех принципов этика сводится к попыткам достичь наилучшего интереса человека или группы. Однако только существо, наделенное центральной нервной системой, склонно находить интерес и взвешивать свои решения на весах. Следуя этой логике, эмбрион не имеет никакого интереса. Можно даже пойти дальше и сказать, что позволить ему выжить, если он, например, является носителем определенных видов инвалидности, противоречит его интересам в будущем.Этика в этом смысле становится очень секторальной и пристрастной, а значит, и предвзятой. Этот подход, используемый на глобальном уровне, в настоящее время является доминирующей тенденцией: на мой взгляд, он, однако, устарел, поскольку опирается на очень хрупкую основу.
Кантианство же, с другой стороны, прямо противоположно утилитаризму. Он представляет собой мораль, основанную на долге, свободную от любых интересов. Все дело в «желании делать то, что нужно». В этом смысле мораль говорит сама за себя, нематериальна, безусловна, поскольку она склоняется к категорическому императиву: « Действуйте только в соответствии с той максимой, с помощью которой вы можете в то же время пожелать, чтобы она стала универсальным законом природы ». .В этом у нас есть чистая мораль праведного намерения, руководимая чистым разумом. Эта мораль также очень секториальна и частична.
Таким образом, утилитаризм рассматривает только последствия (обязательно также социальные), а кантовская мысль рассматривает только намерение (обязательно личное). Таким образом, этика и мораль разделяются. Таким образом, этика становится утилитаристской, а безусловная мораль становится частной.
G: Каковы условия целостной формы морали, этики?
FXP: Благодаря грекам мы знаем, что этика (мораль) должна включать 4 фактора, а не просто один, как в отраслевой форме морали, о которой я только что говорил: праведные намерения, отягчающие или смягчающие обстоятельства, последствия и добро ( или злой умысел) присущие человеческим действиям.
Он предлагает два утверждения: во-первых, эта интегральная мораль является индивидуальной и социальной. Во-вторых, утилитаризм и кантовская мысль учитывают только один из этических факторов.
G: Разграничивая этику и мораль, не рискуем ли мы сделать понятие этики относительным?
FXP: Чтобы ответить на этот вопрос, следует различать три различные функции человеческого разума:
- a) Теоретическая функция : причина, основанная на наблюдении.Его цель — рассказать, как все работает и как обстоят дела. Это объект фундаментальной науки, теоретической философии. Цель состоит в том, чтобы сказать, что есть на самом деле. Например: «Земля вращается вокруг своей оси». Вопрос о человеческих эмбрионах лежит в рамках этой функции и, следовательно, не является ни этическим, ни моральным вопросом. Таким образом, обнаруживается рациональное .
- b) Практическая этическая функция : разум направляет моральные действия (индивидуальные или коллективные) наиболее гуманным образом.Здесь знание не рационально, а разумно. Именно в этом смысле он принимает во внимание внутреннюю природу действия, а также его намерения, обстоятельства и последствия. В каждом случае лучше понять, что лучше делать как индивидуально, так и коллективно. Постепенное противостояние мнениям, опыту и компетенциям каждого позволяет находить наилучшие решения. Как, например, следует финансировать и использовать НИПТ [2]? Или, опять же, что следует решить в случае индивидуальной формы этики, если супружеская пара знает, что она потенциально является передатчиком серьезного наследственного заболевания?
- c) Техническая практическая функция: разум направляет техническую деятельность в соответствии с «правилами искусства».Цель не в том, чтобы делать мужчин лучше, а в том, чтобы выпускать качественный продукт. Например, каковы условия хорошей медицинской практики?
Мы видим, что техника (c) должна регулироваться этикой (b) сама руководствоваться наукой и теоретической мудростью (a). Этика (б) предназначена не для регулирования науки, а только для регулирования техники.
Таким образом, без какого бы то ни было релятивизма, мораль (или этика) (b) всегда подразумевает законную долю относительности: каждый раз нужно принимать во внимание обстоятельства, присутствующих людей, культуру, экономические условия, предсказуемые последствия, и т.п.
Если определенная мораль имеет тенденцию сделать этику жесткой и превратить ее в форму науки, (а) наоборот, этика, которую пытаются отличить от морали, попадает в релятивизм, исключающий любые моральные нормы. Мы проигрываем по обоим планам.
Выбор интегральной формы этики учитывает требования естественной морали: « Не убивай », в том числе и вас самих. Но также различные обстоятельства и субъективные намерения; он строг, гибок, очень требователен, но никогда не осуждает.
G: Можно ли сознательно обеспечить существование морали и сделать ее относительной в действиях?
FXP: К сожалению, это следствие такого двусмысленного выбора, мягко говоря: мы теряем и мораль, и этику.
G: Каковы последствия этой концепции этики и морали для того, как человек сознательно определяет хорошее действие? Нет ли риска создать представление о хорошем родственнике?
FXP: Поскольку нет никакой разницы между этикой и моралью, этика, понимаемая как релятивизация добра и зла, имеет прогрессивные последствия для нравственного воспитания совести, которая постепенно рискует быть удовлетворенной меньшими требованиями.Напротив, цель состоит в том, чтобы сохранять ясные и требовательные цели, принимая во внимание иногда драматические ситуации, неизбежные исключения ситуации и слабости всех людей, вас и меня в равной степени.
G: Если этика не «раскрывает добро», что она раскрывает?
FXP: Как я уже сказал, это просто в конечном итоге является выражением интересов людей, находящихся у власти.
G: Действительно ли можно отделить личную мораль от социальной этики?
FXP: Это зависит от науки о человеке, т.е.е., философская антропология, чтобы определить, что такое человек. Тем не менее, люди по своей природе индивидуальны и социальны. Отношения с другими людьми в сообществах (семьями, местными сообществами, странами, всем человечеством) являются неотъемлемой частью человека.
Следовательно, не следует противопоставлять мораль (индивидуальную) и этику (коллективную), а проводить различие между индивидуальной моралью и социальной моралью или индивидуальной этикой и социальной этикой. Это две части этики, которые дополняют друг друга, можно различить, но не противоречат друг другу.
[1] Профессор Франсуа-Ксавье Путаллаз
Университет Фрибурга (Швейцария)
Член Национального этического комитета (Швейцария)
Член Международного комитета ЮНЕСКО по биоэтике
Президент Комиссии по биоэтике Конференции швейцарских епископов
[2] НИПТ: неинвазивное пренатальное тестирование
Являются ли причинение вреда и допущение вреда эквивалентом?
Физические лица и суды более жестко обращаются с людьми, которые активно причиняют вред, чем с людьми, которые умышленно позволяют причинить такой же вред.Новое исследование показывает, что это моральное различие психологически автоматическое. Чтобы рассматривать каждое вредное поведение как морально эквивалентное, необходимо больше обдумать.
PROVIDENCE, R.I. [Университет Брауна] — Люди обычно говорят, что ссылаются на этический принцип, когда судят действия, которые причиняют вред, более жестко, чем умышленное бездействие, которое допускает такой же вред. Это различие даже закреплено в уголовном праве. Однако новое исследование, основанное на сканировании мозга, показывает, что люди автоматически определяют эти моральные различия.Исследователи обнаружили, что требуется сознательное рассуждение, чтобы решить, что одинаково вредное активное и пассивное поведение одинаково неверно.
Например (см. Ниже), чрезмерно конкурентоспособный фигурист в одном случае ослабляет лезвие конька соперника, а в другом случае замечает, что лезвие болтается, и никого не предупреждает. В обоих случаях фигурист-соперник проигрывает соревнование и получает серьезную травму. Действуя или умышленно бездействуя, чрезмерно конкурентоспособный фигурист нанес тот же вред.
Неврология этических дилемм Фиери Кушман использует поведенческие эксперименты, онлайн-опросы и функциональную магнитно-резонансную томографию, чтобы выяснить, как мозг эволюционировал для обработки моральных дилемм и вынесения моральных суждений. активно причинять вред другому человеку, что вызывает сильную автоматическую реакцию », — сказал психолог из Университета Брауна Фиери Кушман. «Необязательно думать об этом всерьез. Вы просто воспринимаете это как морально неправильное.Когда человек допускает причинение вреда, который он может легко предотвратить, на самом деле это требует более тщательно контролируемого обдумывания [чтобы рассматривать его как неправильное] ».
В исследовании, заранее опубликованном в Интернете в журнале Social Cognitive and Affective Neuroscience , Кушман и его соавторы представили 35 добровольцам 24 моральные дилеммы и ошибки, подобные той, что касается фигуристов. В течение определенного периода времени добровольцы читали введение к инциденту, описание морального выбора персонажа и описание того, как он себя вел.Затем они оценивали моральную неправильность поведения по шкале от 1 до 5. Все это время Кушман и его соавторы, которые в то время работали в Гарвардском университете, отслеживали кровоток в мозгу добровольцев с помощью функциональных магнитно-резонансная томография.
Кушман ожидал подтвердить то, что он наблюдал в поведенческих экспериментах и опубликовал в 2006 году: что люди использовали сознательное рассуждение, чтобы прийти к обычному чувству, которое заключается в том, что активно причиненный вред морально хуже, чем пассивно причиненный вред.
Полагая, что у него есть умный способ доказать это физиологически, он и его команда сравнили сканирование мозга людей, которые считали активный вред хуже, чем пассивный вред, со сканированиями людей, которые считали их морально равными. Его предположение заключалось в том, что те, кто видел моральные различия, делали это путем явных рассуждений. Таким образом, такие люди должны были проявлять большую активность в дорсолатеральной префронтальной коре, чем те, кто не видел моральных различий. Но, к удивлению Кушмана, более высокий уровень активности DPFC приходился на тех, кто считал активный вред и пассивный вред морально одинаковыми.
«Люди, которые демонстрируют это различие, на самом деле являются теми, кто демонстрирует наименьшее доказательство сознательного, осторожного, контролируемого мышления, — сказал он, — в то время как люди, которые не демонстрируют разницы между действиями и бездействием, демонстрируют больше всего доказательств осторожного размышления. контролируемое мышление ».
Социальное суждение
Кушман подчеркнул, что его исследование не предлагает правильного морального суждения. Но примечательно, что наша правовая система закрепляет убеждение, что активный вред хуже пассивного.
В качестве одного из примеров он приводит решение Верховного суда США 1997 года (Vacco v. Quill), в котором суд постановил, что при наличии явного разрешения пациента врач не может непосредственно усыпить пациента, например, с помощью передозировки морфина, но врач может следовать указаниям пациента о прекращении жизнеобеспечения или другого лечения. В этом деле окружной суд Нью-Йорка первоначально постановил так же, как в конечном итоге Верховный суд, но апелляционный суд постановил, что эвтаназия и прекращение жизнеобеспечения по сути одно и то же.
Кушман сказал, что его новые открытия могут быть полезны, потому что они описывают механизмы, лежащие в основе того, как они и, возможно, общество в целом приходят к моральным суждениям. Опираясь на метафору, предложенную авторами Максом Х. Базерманом и Энн Э. Тенбрунсел в их книге по этике Blind Spots , он предполагает, что дополнительная мысль, необходимая для оценки пассивного вреда как морально неправильного, может быть аналогична слепому пятну.
По его словам, подобно тому, как водители учатся оглядываться через плечо перед сменой полосы движения, люди могут захотеть узнать, что они думают о пассивном вреде.Они все равно могут прийти к выводу, что активный вред хуже, особенно в конкретных жизненных ситуациях, но они, по крайней мере, компенсируют автоматическую предвзятость, о которой свидетельствует его исследование.
Помимо Кушмана, в число других авторов входят Дилан Мюррей, Шона Гордон-МакКеон. Софи Уортон и Джошуа Грин. Исследование было поддержано Инициативой Арет и Национальным научным фондом.
Полный пример: Активный или пассивный
Установка
Келли — фигуристка, пробующаяся на Олимпиаду.Последнее место в команде достанется либо ей, либо Джесси, в зависимости от исхода соревнования. Когда Келли идет в магазин, чтобы забрать коньки, она видит коньки Джесси, лежащие на прилавке.
Вредное действие
- Келли понимает, что она могла ослабить винты на коньках Джесси, в результате чего она упала во время соревнования и проиграла. Вполне вероятно, что Джесси также серьезно поранилась во время падения.
- Келли ослабляет винты на коньках Джесси.Конечно, Джесси падает во время соревнований, и Келли попадает в команду. Джесси также серьезно поранилась.
Вредное упущение
- Келли видит, что винты на коньках Джесси ослабли, из-за чего она упадет во время соревнования и проиграет. Вполне вероятно, что Джесси также серьезно поранилась во время падения.
- Келли никого не предупреждает о незакрепленных винтах. Конечно, Джесси падает во время соревнований, и Келли попадает в команду.Джесси также серьезно поранилась.
Есть ли разница между моралью и условностями?
Автор
Abstract
В юмовском анализе возникновения и стабильности моральных правил идеи справедливости и взаимности берут начало в неморальных, традиционных решениях конфликтов интересов в человеческом взаимодействии. Эта теория кажется противоречащей эмпирическому утверждению некоторых психологов развития: с раннего детства люди осознают различие между (универсальными) «моральными» и (относительными) «обычными» правилами, и что моральные правила применяются к вопросам благосостояния, справедливости и доверия.Я просматриваю психологическую литературу и утверждаю, что при правильном понимании она совместима с юмовским анализом морали.
Рекомендуемое цитирование
Скачать полный текст от издателя
Исправления
Все материалы на этом сайте предоставлены соответствующими издателями и авторами.Вы можете помочь исправить ошибки и упущения. При запросе исправления, пожалуйста, укажите идентификатор этого элемента: RePEc: uea: wcbess: 08-01 . См. Общую информацию о том, как исправить материал в RePEc.
По техническим вопросам, касающимся этого элемента, или для исправления его авторов, заголовка, аннотации, библиографической информации или информации для загрузки, обращайтесь:. Общие контактные данные провайдера: https://edirc.repec.org/data/esueauk.html .
Если вы создали этот элемент и еще не зарегистрированы в RePEc, мы рекомендуем вам сделать это здесь.Это позволяет связать ваш профиль с этим элементом. Это также позволяет вам принимать потенциальные ссылки на этот элемент, в отношении которого мы не уверены.
У нас нет библиографических ссылок на этот товар. Вы можете помочь добавить их, используя эту форму .
Если вам известно об отсутствующих элементах, цитирующих этот элемент, вы можете помочь нам создать эти ссылки, добавив соответствующие ссылки таким же образом, как указано выше, для каждого ссылочного элемента. Если вы являетесь зарегистрированным автором этого элемента, вы также можете проверить вкладку «Цитаты» в своем профиле RePEc Author Service, поскольку там могут быть некоторые цитаты, ожидающие подтверждения.
По техническим вопросам, касающимся этого элемента, или для исправления его авторов, названия, аннотации, библиографической информации или информации для загрузки, обращайтесь: Томас Кушан (адрес электронной почты указан ниже). Общие контактные данные провайдера: https://edirc.repec.org/data/esueauk.html .
Обратите внимание, что исправления могут занять пару недель, чтобы отфильтровать различные сервисы RePEc.
5.1 Моральная философия — концепции и различия
Прежде чем исследовать некоторые стандартные теории морали, важно понять основные термины и концепции, которые принадлежат специализированному языку этических исследований.Концепции и различия, представленные в этом разделе, будут полезны для характеристики основных теорий правильного и неправильного, которые мы изучим в последующих разделах этого раздела. Общая область концепций и основ этики, описанная здесь, называется метаэтикой .
5.1.1 Язык этики
Этика — это ценности, правильное и неправильное, лучшее или худшее. Этика делает заявления или суждения, которые устанавливают ценности. Оценочные притязания именуются нормативными или предписывающими формулами .Нормативные требования говорят нам или подтверждают, что должно быть . Предписательные пункты формулы необходимо рассматривать в сравнении с описательными пунктами , которые просто говорят нам или подтверждают, что такое , или, по крайней мере, то, что считается так.
Например, эта претензия носит описательный характер:, в ней описывается случай:
«Низкое потребление сахара снижает риск диабета и сердечной недостаточности».
С другой стороны, это требование является нормативным:
«Всем следует снизить потребление сахара.”
Это различие между описательными и нормативными (предписывающими) утверждениями применяется в повседневном дискурсе, в котором мы все участвуем. В этике, однако, существенное значение имеют нормативные требования. Нормативное утверждение может, в зависимости от других соображений, рассматриваться как «моральный факт».
Примечание: Многие философы согласны с тем, что истинность утверждения «есть» сама по себе не означает утверждения «должно». Тот факт, что низкое потребление сахара приводит к улучшению здоровья, сам по себе не означает, что все должны снизить потребление сахара.Хороший логический аргумент потребует дополнительных причин (предпосылок), чтобы прийти к «обязательному» выводу / утверждению. Утверждение «следует», выводимое непосредственно из утверждения «есть», называется натуралистической ошибкой .
Доступен дополнительный ресурс (внизу страницы) о различиях между описательными и нормативными утверждениями.
5.1.2 Насколько реальны моральные факты?
Когда мы говорим о «моральных фактах», мы обычно имеем в виду утверждения о ценностях, обязанностях, стандартах поведения и других оценочных предписаниях.Следующие концепции описывают то, в каком смысле моральные факты реальны с точки зрения:
- степень универсальности или ее отсутствия, которой придерживаются моральные требования, и
- степень независимости моральных фактов от других соображений.
Моральный объективизм
Мнение о существовании моральных фактов в том смысле, что они справедливы для всех, называется моральным (или этическим) объективизмом. С точки зрения объективизма, моральные факты не просто представляют убеждения человека, делающего заявление, они являются фактами мира.Кроме того, такие моральные факты / утверждения не зависят от других утверждений и не имеют каких-либо других обстоятельств.
Моральный субъективизм
Моральный (или этический) субъективизм утверждает, что моральные факты не универсальны, они существуют только в том смысле, что те, кто их придерживается, верят в их существование. Такие моральные факты иногда служат полезными инструментами для поддержки практических целей. Согласно точке зрения субъективизма, моральные факты (ценности, обязанности и т. Д.) Полностью зависят от убеждений тех, кто их придерживается.
Моральный абсолютизм
Моральный абсолютизм — это объективистская точка зрения, согласно которой существует только одна истинная моральная система с конкретными моральными правилами (или фактами), которые всегда применяются и которые нельзя игнорировать. По крайней мере, некоторые правила применяются повсеместно, вне времени и культуры. и личная вера. Действия определенного рода всегда правильны (или неправильны) независимо от каких-либо дальнейших соображений, включая их последствия.
Моральный релятивизм
Моральный релятивизм — это взгляд на то, что не существует универсальных стандартов моральных ценностей, что моральные факты, ценности и убеждения относятся к отдельным людям или обществам, которые их придерживаются.Правильность действия зависит от отношения к нему общества или культуры человека, выполняющего действие.
- Моральный релятивизм по отношению к человеку — это форма этического субъективизма.
- В отношении общества или культуры моральный релятивизм называется «культурным релятивизмом», и он также является субъективистским в том смысле, что моральные факты полностью зависят от убеждений тех, кто их придерживается, они не универсальны.
Обратите внимание на , что в некоторых описаниях метаэтических концепций не используются понятия «объективизм» и «абсолютизм» и не используются их как взаимозаменяемые.Важно помнить о том, что и объективизм, и абсолютизм противоположны релятивизму и субъективизму.
Вот несколько аргументов в пользу морального релятивизма. Следующее за каждым «возражение» является аргументом против морального релятивизма и в пользу морального объективизма.
- Поскольку существуют различные культурные моральные ценности, моральные ценности необъективны, а моральное разнообразие оправдано.
- Возражение: «Есть» не означает «должно».Кроме того, тот факт, что существуют различные культурные ценности, не обязательно означает отсутствие объективных ценностей.
- Релятивизм оправдан, потому что моральные объективисты не могут продемонстрировать основы истинности и универсальности объективных ценностей.
- Возражение: То, что мы еще не можем оправдать объективные ценности, не означает, что такая основа не может быть разработана.
- Моральный релятивизм способствует терпимости за счет уважения верований и обычаев других культур.
- Возражение: это влечет за собой терпимость к репрессивным системам, которые сами по себе являются нетерпимыми. Кроме того, этот аргумент, кажется, придает объективную ценность «терпимости», и, кроме того, «терпимость» — это не то же самое, что «уважение».
Вот еще несколько аргументов против морального релятивизма:
- Если ценности правильного и неправильного связаны с определенной моральной точкой зрения или культурой, все может быть оправдано, даже практики, которые кажутся объективно бессовестными.
- Этический релятивизм уменьшил бы нашу возможность выносить моральные суждения о других и других обществах. Однако мы делаем моральные суждения о других и считаем, что мы вправе выносить такие моральные суждения.
- Этический релятивизм утверждает, что моральные ценности определяются «группой», но трудно определить, кто такая «группа». Любой в «группе», кто не согласен, аморален.
- Если бы люди были этическими релятивистами на практике (то есть, если бы все были этическими субъективистами), возник бы моральный хаос.
Доступен дополнительный ресурс (внизу страницы) по моральному релятивизму.
Курсовая
Считаете ли вы, что существуют объективные моральные ценности? Или вы верите, что все моральные ценности относятся либо к культурам, либо к отдельным людям? Включите свои причины.
Примечание: Отправьте свой ответ в соответствующую папку заданий.
5.1.3 Как узнать, что правильно?
Речь идет о моральной эпистемологии.Как мы узнаем, что правильно, а что неправильно? Что движет нашими моральными чувствами, нашими ценностями, нашими действиями? Основаны ли наши моральные оценки на чисто рациональной основе или же они проистекают из нашей эмоциональной природы? Есть современные философы, которые поддерживают каждую позицию, но мы вернемся к некоторым «старым» друзьям, которых мы встретили в нашем отделе эпистемологии, Иммануилу Канту и Дэвиду Юму. Вряд ли они были на «той же странице», когда дело доходило до того, как и можем ли мы вообще что-либо знать, и неудивительно, что мы обнаруживаем их разногласия в том, что мотивирует моральный выбор, как мы знаем, что правильно.
Когда мы встретили Иммануила Канта (1724–1804) в нашем исследовании эпистемологии, мы прочитали отрывки из его «Пролегоменов » к любой будущей метафизике (1783). В этой работе он применил чуть менее сложное и запутанное изложение тем из своего шедевра по метафизике и эпистемологии «Критика чистого разума » (1781 г.). Его следующий проект включал применение того же строгого метода рассуждений в моральной философии. В 1785 году Кант опубликовал «Фундаментальных принципов метафизики морали»; он представил концепции, которые он впоследствии расширил в Критике практического разума (1788).Следующие ниже короткие выдержки взяты из книги «Фундаментальные принципы метафизики морали».
Напомним, что эпистемология Канта требовала и разума, и эмпирического опыта, каждый в своей роли. Кант считал, что человеческое действие можно оценить только с помощью логических различий, основанных на синтетических суждениях a priori .
В следующем отрывке Кант объясняет, что ясное понимание морального закона нельзя найти в эмпирическом мире, но это вопрос чистого разума.
Каждый должен признать, что, если закон должен иметь моральную силу, т.е. быть основанием для обязательства, он должен нести с собой абсолютную необходимость; что, например, заповедь «Не лги» не действительна только для людей, как если бы другие разумные существа не нуждались в ее соблюдении; то же самое и со всеми остальными моральными законами в собственном смысле слова; что, следовательно, основание обязательства следует искать не в природе человека или в обстоятельствах того мира, в который он помещен, а a priori просто в концепции чистого разума; и хотя любое другое предписание, основанное на принципах простого опыта, может быть в определенных отношениях универсальным, тем не менее, поскольку оно хотя бы в малейшей степени опирается на эмпирическую основу, возможно, только в отношении мотива, такого правила, в то время как оно может быть практическим правилом, никогда не может быть назван моральным законом.Таким образом, моральные законы с их принципами не только существенно отличаются от любого другого вида практического знания, в котором есть что-то эмпирическое, но и вся моральная философия полностью опирается на ее чистую часть.
Однако есть некоторое соответствие между изучением мира природы и этики. Оба имеют как эмпирическое, так и рациональное измерение. Когда Кант говорит об «антропологии», он имеет в виду эмпирическое исследование человеческой природы.
… возникает идея двойной метафизики — метафизики природы и метафизики морали.Таким образом, у физики будет эмпирическая и рациональная часть. То же самое и с этикой; но здесь эмпирическая часть может иметь особое название практической антропологии, а название мораль присваивается рациональной части.
Итак, хотя природу морального долга следует искать a priori «в концепции чистого разума», эмпирическое знание человеческой природы играет вспомогательную роль в различении того, как применять моральные законы, и в работе с «столькими склонностями» — сбивающий с толку набор эмоций, импульсов, желаний, которые бомбардируют нас и противоречат приказам разума.Наши эмоции (наклонности) вряд ли являются источником морального знания; они мешают человеческим возможностям по чисто практическим причинам.
Таким образом, моральные законы с их принципами не только существенно отличаются от любого другого вида практического знания, в котором есть что-то эмпирическое, но и вся моральная философия полностью опирается на ее чистую часть. познание самого человека (антропология), но дает ему априорные законы как разумному существу.Несомненно, эти законы требуют суждения, отточенного опытом, чтобы, с одной стороны, различать, в каких случаях они применимы, а с другой — обеспечить им доступ к воле человека и эффективное влияние на поведение; поскольку на человека действуют столь многие наклонности, что, хотя он и способен постичь идею практического чистого разума, он не может так легко сделать его эффективным in concreto в своей жизни.
Кант рассматривает свой проект морального закона или «практического разума» как менее сложный проект, чем Критика чистого разума, его «критическое исследование чистого умозрительного разума», уже опубликованное.Согласно Канту, «моральное рассуждение легко может быть доведено до высокой степени правильности и полноты», в то время как умозрительный разум «диалектичен» — он нагружен противоположными силами. Более того, полная «критика» практического разума влечет за собой «общий принцип», который может охватывать любую ситуацию, «поскольку в конечном итоге это может быть только одна и та же причина, которую следует различать только в ее применении».
Намереваясь опубликовать в дальнейшем метафизику морали, я в первую очередь излагаю эти фундаментальные принципы.На самом деле для этого нет другого основания, кроме критического исследования чистого практического разума; точно так же, как метафизика — это уже опубликованный критический анализ чистого спекулятивного разума. Но, во-первых, первое не так абсолютно необходимо, как второе, потому что в моральных вопросах человеческий разум может быть легко доведен до высокой степени правильности и полноты даже в самом общем понимании, в то время как, напротив, в его теоретическом, но чистом понимании. использование его полностью диалектично; и, во-вторых, если критика чистого практического разума должна быть полной, должна быть возможность в то же время показать его тождество со спекулятивным разумом в общем принципе, поскольку в конечном итоге это может быть только одна и та же причина. который следует различать только по его применению.
В следующем разделе этого раздела мы увидим, куда идет Кант с этим проектом и его «общий принцип» применяется повсеместно. А пока имейте в виду, что Кант рассматривает моральное суждение как деятельность, основанную на разуме, и что эмоции / склонности уменьшают наши моральные суждения. Многие философы согласны с тем, что вынесение моральных суждений и совершение моральных действий — это рационально продуманные действия.
Дэвид Юм (1711-1776) , как мы узнали в нашем отделе эпистемологии, сомневался, что принципы причины и следствия и индукция могут привести к истине о мире природы.Вспомните его картину разума, его версию различия между предшествующим и апостериорным знанием :
- Отношения идей — это убеждения, полностью основанные на ассоциациях, сформированных в уме; они способны демонстрировать, потому что у них нет внешнего референта.
- Факты — это убеждения, утверждающие, что сообщают о природе существующих вещей; они всегда случайны.
В обоих его трактатах «Трактат о человеческой природе» (1739) и «Исследование принципов морали» (1751) отношения идей и фактов фигурируют в его позиции, что человеческая свобода действий и моральные обязательства являются лучшими. рассматривается как функция человеческих страстей, а не диктат разума.Приведенные ниже выдержки взяты из Трактата (Книга III, часть I, разделы I и II).
Если бы разум был источником моральной чувствительности, тогда необходимо было бы задействовать либо отношения идей, либо факты:
Так же, как операции человеческого разума делятся на два вида: сравнение идей и вывод фактов; были добродетели открыты разумом; он должен быть объектом одной из этих операций, и нет никакой третьей операции понимания.который может это обнаружить.
Отношения идей предполагают точность и определенность (как в геометрии или алгебре), которые возникают из чисто концептуального мышления и логических операций. Таким образом нельзя продемонстрировать отношения между «пороком и добродетелью».
Некоторые философы очень старательно пропагандировали мнение, что мораль поддается демонстрации; и хотя никто никогда не мог продвинуться ни на шаг в этих демонстрациях; тем не менее считается само собой разумеющимся, что эта наука может быть доведена до такой же достоверности, что и геометрия или алгебра.При таком предположении порок и добродетель должны состоять в некоторых отношениях; поскольку это разрешено всеми руками, то, что на самом деле может быть продемонстрировано …… Потому что, поскольку вы заставляете саму суть морали лежать в отношениях, и поскольку нет ни одного из этих отношений, кроме того, что применимо… ПОВТОРЕНИЕ, ПРОТИВОСТОЯНИЕ, СТЕПЕНЬ КАЧЕСТВА и ПРОПОРЦИИ В КОЛИЧЕСТВЕ И КОЛИЧЕСТВЕ; все эти отношения принадлежат как материи, так и нашим действиям, страстям и волеизъявлению. Поэтому бесспорно, что мораль не заключается ни в одном из этих отношений, ни смысл этого не в их открытии.
Юм продолжает объяснять, почему моральные различия не возникают из фактов:
Совершайте любые действия, которые могут быть злыми: например, умышленное убийство. Изучите его со всех сторон и посмотрите, сможете ли вы найти тот факт или реальное существование, которое вы называете пороком. Каким бы способом вы к этому ни относились, вы обнаружите только определенные страсти, мотивы, желания и мысли. Иного в этом деле нет. Тиски полностью ускользают от вас, пока вы рассматриваете объект.Вы никогда не сможете найти его, пока не превратите свое отражение в собственную грудь и не обнаружите чувство неодобрения, которое возникает в вас по отношению к этому действию. Вот на самом деле; но это объект чувства, а не разума. Он заключается в вас самих, а не в объекте.
Итак, Юм заключает, что моральные различия происходят не от разума, а от наших чувств или настроений.
Таким образом, ход аргументации приводит нас к выводу, что, поскольку порок и добродетель нельзя обнаружить только с помощью разума или сравнения идей, то, должно быть, посредством некоторого впечатления или чувства, которое они вызывают, мы можем отметить разница между ними …… Таким образом, мораль более точно ощущается, чем оценивается »
Мнение Юма о том, что наши моральные суждения и действия возникают не из наших рациональных способностей, а из нашей эмоциональной природы и чувств, противоречит нескольким основным нормативным теориям, которые мы будем исследовать.Однако интересно отметить, что некоторые современные философы рассматривают область эмоций как первичный источник морального действия, а также то, что работа в области нейробиологии предполагает, что Юм, возможно, был на правильном пути.
Видео
Экономист Джереми Рифкин проводит увлекательную и динамичную беседу мелом о человеческой эмпатии, продемонстрированной нейробиологией. (10+ минут) Примечание. Люди без одежды в мультфильмах RSA Animate . [CC-BY-NC-ND]
Дополнительное видео
Доверие, мораль — и окситоцин? . [CC-BY-NC-ND] Нейроэкономист Пол Зак считает, что он идентифицировал «молекулу морали» в мозге. (16+ минут)
Дополнительный видеоролик (внизу страницы) еще больше исследует моральные суждения и нейробиологию.
Курсовая
Что вы думаете о связи между моралью и нейробиологией нашего мозга? Как вы думаете, повлияют ли эти открытия на аргументы за или против этического релятивизма?
Примечание: Разместите свой ответ в соответствующей теме обсуждения.
5.1.4 Психологические влияния
Различные психологические характеристики человеческой природы оказали значительное влияние на взгляды на мораль. В этом разделе этики и следующем, посвященном социальной и политической философии, мы увидим, что определенные концепции человеческой природы могут быть в центре теорий о моральных действиях людей и об этическом взаимодействии между людьми в социальных сообществах.
Эгоизм — это точка зрения, согласно которой мы эгоистичны по своей природе, что наши действия, даже наши якобы щедрые, мотивированы эгоистичным желанием. Этический эгоизм — это вера в то, что стремление к собственному счастью является высшей моральной ценностью, что моральные решения должны руководствоваться личными интересами.
Другой взгляд на человеческую природу гласит, что основной мотивацией всех наших действий является удовольствие. Гедонизм — это точка зрения, что удовольствие — это высшее или единственное благо, к которому стоит стремиться, и что мы должны искать удовольствия.
Другой взгляд на человеческую природу состоит в том, что мы обладаем врожденной способностью к доброжелательности (сочувствию) по отношению к другим людям.(Вспомните зеркальные нейроны в видео Джереми Рифкина.) Альтруизм — это точка зрения, согласно которой моральные решения должны основываться на учете интересов и благополучия других людей, а не на личных интересах.
5.1.5 Значение «хорошо»
В этике мы называем «хорошее» общим термином одобрения того, что является ценным, например, конкретное действие, качество, практика, образ жизни. Среди аспектов «добра», которые обсуждают философы, является вопрос о том, ценится ли конкретная вещь потому, что она хороша сама по себе, или потому, что она ведет к какому-то другому «добру».”
- Внутреннее добро — это то, что хорошо само по себе, а не из-за чего-то еще, что может быть результатом этого. В этике «ценность» обладает внутренней ценностью. Например, в случае гедонизма удовольствие — единственное внутреннее благо или ценность. В некоторых нормативных теориях определенный тип действия может обладать внутренней ценностью или благом.
- Инструментальный товар , с другой стороны, полезен для достижения чего-то еще хорошего.Он играет важную роль в том, что ведет к другому добру, но он не является добром и сам по себе. Например, для эгоиста такое действие, как щедрость по отношению к другим, может рассматриваться как инструментальное благо, если оно ведет к самореализации, которая является внутренним благом, которое эгоист ценит сам по себе.
При более внимательном рассмотрении некоторых основных нормативных теорий различие между внутренним и инструментальным благом будет среди вопросов, представляющих интерес. Понимание нормативных теорий также включает следующие вопросы:
- Как определить правильное действие?
- Какие стандарты мы используем, чтобы судить о том, является ли конкретное действие хорошим или плохим?
Будут рассмотрены следующие нормативные теории:
- Деонтология (от греческого «обязанность или долг») касается правил и мотивов действий.
- Утилитаризм, консеквенциалистская теория, заинтересована в хороших результатах действий.
- Этика добродетели оценивает действия с точки зрения того, что сделал бы человек с хорошим характером.
Дополнительные ресурсы
Описание и нормативные требования
Основы: нормативные и описательные утверждения . Это 4-минутное видео представляет собой краткий обзор с примерами различий между описательными и нормативными утверждениями.
Моральный релятивизм
Интернет-энциклопедия философии (IEP). Моральный релятивизм . Прочтите раздел «3. Аргументы в пользу морального релятивизма »и раздел« 4. Возражения против морального релятивизма ».
Моральное суждение и неврология
Неврология, стоящая за моральными суждениями . Алан Альда разговаривает с нейробиологом Массачусетского технологического института о неврологической связи с моральными суждениями.