Факультатив по истории. В гостях у Марины

Детские годы

Цветаева Марина появилась на свет 26 сентября 1892 года в Москве.

Её папа Иван Владимирович был учёным, занимался профессорской деятельностью в Московском университете, он изучал античное искусство, эпиграфику и историю. В 1911 году Цветаев создал Музей изящных искусств, и первое время работал в нём директором. С матерью Марины Иван Владимирович заключил второй в своей жизни брак, в первом он был счастлив, но после рождения двоих детей его жена умерла в молодом возрасте.

Оставшись с малышами на руках, мужчина женился второй раз. Марина Цветаева вспоминала своего отца как человека невероятной доброты, но постоянно занятого какими-то делами.

Мама Цветаевой, Мария Александровна Мейн, имела польско-немецкие корни, превосходно играла на пианино, обучал её этому Николай Рубинштейн, и, естественно, ей очень хотелось, чтобы дочь тоже связала свою жизнь с музыкой. Но когда Марине было всего лишь четыре года, её мать уже написала в своём дневнике: «Моя маленькая Муся бегает вокруг меня и из слов составляет рифмы. Быть может, она станет поэтом?» Так и вышло, несмотря на то, что Мария Александровна с ранних лет прививала дочери любовь к музыке.

У Марины Цветаевой было настоящее дворянское детство. Рождество обязательно сопровождалось ёлкой, подарками и маскарадом. По выходным семья ходила в театр, а на летний период переезжала на дачу. Её мама хорошо знала иностранные языки, так что Марина уже к шести годам говорила на немецком и французском. А из литературных произведений девочка больше всего любила А. С. Пушкина («Цыганы» и «Евгений Онегин»).

Детство и юношеские годы

Будущая поэтесса родилась в Москве 8 октября (по старому стилю 26 сентября) 1892 года. В этот день православные отмечают день памяти апостола Иоанна Богослова, о чем Цветаева впоследствии не раз упоминала в своих произведениях.

Иван Цветаев и Мария Мейн – родители Марины Цветаевой

Отец, профессор Московского университета, искусствовед и филолог Иван Владимирович Цветаев рано овдовел и остался один с двумя детьми на руках. Второй раз он женился на подруге покойной жены, талантливой пианистке Марии Мейн, которая заменила мать семилетней Валерии и годовалому Андрюше. В 1892 у супругов родилась общая дочь Марина, а еще через два года на свет появилась ее младшая сестренка Настя.

Настя и Марина Цветаевы

Отец был постоянно занят на работе, воспитанием четверых отпрысков занималась его супруга. Она была женщиной строгих нравов, держала детей в ежовых рукавицах и на корню пресекала малейшие шалости. Мария Александровна была прекрасно образована, знала несколько языков, виртуозно играла на фортепиано, рисовала и писала стихи.

Она уделяла много внимания интеллектуальному и творческому развитию детей, а вот хорошим манерам и правилам поведения не придавала большого значения. Малыши дрались между собой, ябедничали друг на друга матери, особенно доставалось Марине, с раннего детства державшейся от всех особняком.

Марина Цветаева с сестрой

Девочка жила в мире прочитанных книг и романтических образов, который полностью заменял ей окружающую действительность. Уже в шесть лет она сочинила первые стихи, и сколько мать не билась, чтобы сделать из Марины профессиональную пианистку, поэзия интересовала ее гораздо больше, чем ненавистные гаммы и этюды.

Благополучную и размеренную жизнь семейства неожиданно прервала болезнь матери – Мария Александровна заболела туберкулезом. Для эффективного лечения требовался теплый мягкий климат, и в 1902 году Цветаевы уехали за границу. Они жили на курортах Швейцарии, Германии и Франции, где дети получали образование в учебных заведениях Женевы, Лозанны и Фрайбурга. Несмотря на все старания европейских врачей, болезнь прогрессировала, и в 1906 году женщина умерла.

Юная Марина Цветаева с отцом

На руках Ивана Владимировича остались четверо детей, но из-за плотной занятости на службе он не мог уделять им должного внимания. Поэтому девочки рано повзрослели, начали активно интересоваться не только противоположным полом, но и общественной жизнью.

Вернувшись в Россию, Марина поступила в интернат московской женской гимназии Варвары фон Дервиз, где начала писать бунтарские стихи. За границей она познакомилась с русскими революционерами, идеи которых показались ей достаточно свежими и необычными. Девушка активно участвовала в деятельности московских литературных кружков, посещала собрания символистов и вела себя вызывающе: ночевала на кладбищах, курила, залпом пила рябиновую настойку, несколько раз обривала наголо голову и не стеснялась в высказываниях, которыми порой шокировала окружающих.

Марина Цветаева в юности

В элитной гимназии фон Дервиз не стали терпеть ее выходки и отчислили за дерзость и свободомыслие. Отец устроил Марину в интернат Алферовской гимназии, где она тоже пришлась не ко двору, так что седьмой класс девушка заканчивала уже в частой женской гимназии имени Брюхоненко. В 1910 году Цветаева издала свой дебютный сборник стихов «Вечерний альбом», который стал ее первой ступенькой в мир большой поэзии.

«Вечерний альбом» Марины Цветаевой

Произведения, написанные Мариной еще в школьные годы, привлекли внимание маститых искусствоведов, а поэт и литературный критик Максимилиан Волошин посвятил юной поэтессе большую хвалебную статью. Вскоре он стал ее близким другом, к чьим советам молодая бунтарка всегда прислушивалась. Под его влиянием она сама стала писать критические статьи, в которых анализировала творчество выдающихся современников.

Учёба

Поначалу Марина обучалась на дому, с нею занималась мама, также девочка посещала музыкальную школу. Потом она поступила на обучение в частную московскую женскую гимназию Брюхоненко. Вскоре мама заболела чахоткой, и в поисках лечения семья объездила всю Европу. Поэтому обучение в гимназии Цветаевой приходилось чередовать с немецкими, итальянскими и швейцарскими пансионами.

Мама умерла в 1906 году. Иван Владимирович снова остался один с детьми, теперь с четырьмя: Марина и её родная сестра Анастасия, и дети от первого брака Андрей и Валерия. Как бы ни было ему тяжело, мужчина приложил все усилия, чтобы дети получили достойное образование. Они изучали искусство и классическую литературу (отечественную и зарубежную), Марина в 1909 году в Париже была слушательницей Сорбоннского курса лекций на тему «Старофранцузская литература».

Но из-за того, что отец был слишком занят на службе, у него не получалось уделять достаточно времени детям. Так что девушки росли самостоятельными не по годам. Они довольно рано стали проявлять интерес к государственной политической обстановке, а также заводить отношения с противоположным полом.

Биография Марины Цветаевой

Марина Цветаева – великая русская поэтесса, талантливый прозаик, автор критических литературных статей и биографических эссе. Цветаеву называют самой романтической натурой Серебряного века русской поэзии из-за отчаянной страстности и неутолимой жаждой любви, которые часто не вписывались в общепринятые рамки и подвергались осуждению при ее жизни.

Марина Цветаева

Начало литературной деятельности

Первое собрание стихотворений Марины Цветаевой называлось «Вечерний альбом» и было напечатано в 1910 году, оно включало в себя работы, сочинённые ещё в школьные годы. На издательство книги девушка истратила собственные накопления. Её работы обратили на себя внимание таких поэтов, как Максимилиан Волошин, Николай Гумилёв и Валерий Брюсов. В этом же году Цветаева начала свою деятельность в качестве литературного критика, написав очерк «Волшебство в стихах Брюсова».

Марина стала постоянной участницей литературных кружков, в 1912 году выпустила свой второй поэтический сборник «Волшебный фонарь», в 1913 году – третий под названием «Из двух книг».

К сожалению, в полной мере творчество Цветаевой было признано уже после её смерти, поэтому издававшиеся сборники особого дохода не приносили. Марине пригодилось знание иностранных языков, она подрабатывала переводами.

В 1916 году Марина провела лето у своей сестры Анастасии в Александрове, где написала цикл стихов – «Стихи о Москве», «К Ахматовой».

В годы революции и Гражданской войны Цветаева жила в Москве. Она много работала, из-под её пера одна за другой выходили поэмы, стихи и пьесы:

• «Егорушка»;
• «Лебединый стан»;
• «На красном коне»;
• «Царь-девица».

Потом в жизни поэтессы была эмиграция. Проживая в Чехии, она написала свои знаменитые произведения «Поэма Конца» и «Поэма Горы».

Переехав в Париж, Марина издавалась в журнале «Вёрсты», где были напечатаны такие её произведения:

Год выхода произведения	Название
1926	Драма «Тезей»
1927	Поэма «С моря»
1928	«Новогоднее»
1928	«После России»
1930	«Маяковскому»
1933	«Живое о живом»
1934	«Дом у Старого Пимена» (проза)
1934	«Пленный дух» (проза)
1935	«Мать и музыка» (проза)
1936	«Нездешний вечер» (проза)
1937	«Мой Пушкин» (проза)
1938	«Повесть о Сонечке» (проза)

Реферат по литературе Марина Цветаева. Биография и творчество

«Стихи растут, как звезды и как розы, Как красота — ненужная в семье. А на венцы и на апофеозы — Один ответ: «Откуда мне сие?» Мы спим — и вот, сквозь каменные плиты, Небесный гость в четыре лепестка. О мир, пойми! Певцом — во сне — открыты Закон звезды и формула цветка.»

Марина Цветаева.

Марина Ивановна Цветаева (1892-1941) – русская поэтесса, прозаик, переводчик, одна из крупнейших русских поэтов XX века. Родилась 26 сентября (8 октября по новому стилю) 1892 года в Москве. Её отец, Иван Владимирович, — профессор Московского университета, известный филолог и искусствовед; стал в дальнейшем директором Румянцевского музея и основателем Музея изящных искусств. Мать, Мария Мейн (по происхождению — из обрусевшей польско-немецкой семьи), была пианисткой, ученицей Антона Рубинштейна.

Марина начала писать стихи — не только на русском, но и на французском и немецком языках — ещё в шестилетнем возрасте. Огромное влияние на формирование характера Марины оказывала мать. Она мечтала видеть дочь музыкантом. После смерти матери от чахотки в 1906 году Марина с сестрой Анастасией остались на попечении отца.

Детские годы Цветаевой прошли в Москве и в Тарусе. Из-за болезни матери Марина подолгу жила в Италии, Швейцарии и Германии. Начальное образование получила в Москве, в частной женской гимназии М. Т. Брюхоненко; продолжила его в пансионах Лозанны (Швейцария) и Фрайбурга (Германия). В шестнадцать лет предприняла поездку в Париж, чтобы прослушать в Сорбонне краткий курс лекций о старофранцузской литературе.

В 1910 году Марина опубликовала на свои собственные деньги первый сборник стихов — «Вечерний альбом». Её творчество привлекло к себе внимание знаменитых поэтов — Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина и Николая Гумилёва. В этот же год Цветаева написала свою первую критическую статью «Волшебство в стихах Брюсова». За «Вечерним альбомом» двумя годами позже последовал второй сборник — «Волшебный фонарь».

Начало творческой деятельности Цветаевой связано с кругом московских символистов. После знакомства с Брюсовым и поэтом Эллисом Цветаева участвует в деятельности кружков и студий при издательстве «Мусагет».

На раннее творчество Цветаевой значительное влияние оказали Николай Некрасов, Валерий Брюсов и Максимилиан Волошин (поэтесса гостила в доме Волошина в Коктебеле в 1911, 1913, 1915 и 1917 годах). В 1911 году Цветаева познакомилась с Сергеем Эфроном; в январе 1912 г. вышла за него замуж. В этом же году у Марины и Сергея родилась дочь Ариадна (Аля). В 1913 году выходит третий сборник — «Из двух книг».

Летом 1916 года Цветаева приехала в город Александров, где жила ее сестра Анастасия Цветаева с гражданским мужем Маврикием Минцем и сыном Андреем. В Александрове Цветаевой был написан цикл стихотворений («К Ахматовой», «Стихи о Москве» и др. стихотворения), а ее пребывание в городе литературоведы позднее назвали «Александровским летом Марины Цветаевой». В 1917 году Цветаева родила дочь Ирину, которая умерла от голода в приюте в возрасте 3-х лет.

Годы Гражданской войны оказались для Цветаевой очень тяжелыми. Сергей Эфрон служил в рядах Белой армии. Марина жила в Москве, в Борисоглебском переулке. В эти годы появился цикл стихов «Лебединый стан», проникнутый сочувствием к белому движению. В 1918—1919 годах Цветаева пишет романтические пьесы; созданы поэмы «Егорушка», «Царь-девица», «На красном коне». В апреле 1920 года Цветаева познакомилась с князем Сергеем Волконским. В мае 1922 года Цветаевой с дочерью Ариадной разрешили уехать за границу — к мужу, который, пережив разгром Деникина, будучи белым офицером, теперь стал студентом Пражского университета. Сначала Цветаева с дочерью недолго жила в Берлине, затем три года в предместьях Праги. В Чехии написаны знаменитые «Поэма Горы» и «Поэма Конца», посвященные Константину Родзевичу. В 1925 году после рождения сына Георгия семья перебралась в Париж.

В Париже на Цветаеву сильно воздействовала атмосфера, сложившаяся вокруг неё из-за деятельности мужа. Эфрона обвиняли в том, что он был завербован НКВД и участвовал в заговоре против Льва Седова, сына Троцкого.

В мае 1926 года с подачи Бориса Пастернака Цветаева начала переписываться с австрийским поэтом Райнером Мария Рильке, жившим тогда в Швейцарии. Эта переписка оборвалась в конце того же года со смертью Рильке. В течение всего времени, проведённого в эмиграции, не прекращалась переписка Цветаевой с Борисом Пастернаком.

Большинство из созданного Цветаевой в эмиграции осталось неопубликованным. В 1928 в Париже выходит последний прижизненный сборник поэтессы — «После России», включивший в себя стихотворения 1922—1925 годов. Позднее Цветаева пишет об этом так: «Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху — там, туда, оттуда…»

В 1930 году написан поэтический цикл «Маяковскому» (на смерть Владимира Маяковского), чьё самоубийство потрясло Цветаеву.

В отличие от стихов, не получивших в эмигрантской среде признания, успехом пользовалась её проза, занявшая основное место в её творчестве 1930-х годов («Эмиграция делает меня прозаиком…»). В это время изданы «Мой Пушкин» (1937), «Мать и музыка» (1935), «Дом у Старого Пимена» (1934), «Повесть о Сонечке» (1938), воспоминания о Максимилиане Волошине («Живое о живом», 1933), Михаиле Кузмине («Нездешний вечер», 1936), Андрее Белом («Пленный дух», 1934) и др.

С 1930-х годов Цветаева с семьёй жила практически в нищете. 15 марта 1937 г. выехала в Москву Ариадна, первой из семьи получив возможность вернуться на родину. 10 октября того же года из Франции бежал Эфрон, оказавшись замешанным в заказном политическом убийстве (ради возвращения в СССР он стал агентом НКВД за границей).

В 1939 году Цветаева вернулась в СССР вслед за мужем и дочерью. По приезде жила на даче НКВД в Болшево (ныне Музей-квартира М. И. Цветаевой в Болшево). 27 августа была арестована дочь Ариадна, 10 октября — Эфрон. В августе 1941 года Сергей Яковлевич был расстрелян; Ариадна после пятнадцати лет репрессий реабилитирована в 1955 году. В этот период Цветаева практически не писала стихов, занимаясь переводами.

Война застала Цветаеву за переводами Федерико Гарсиа Лорки. Работа была прервана. 8 августа Цветаева с сыном уехала на пароходе в эвакуацию; 18-го прибыла вместе с несколькими писателями в городок Елабугу на Каме. В Чистополе, где в основном находились эвакуированные литераторы, Цветаева получила согласие на прописку и оставила заявление: «В совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве посудомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 года». Но ей не дали и такой работы: совет писательских жен счел, что она может оказаться немецким шпионом. 28 августа она вернулась в Елабугу с намерением перебраться в Чистополь.

Пастернак, провожая в эвакуацию, дал ей для чемодана веревку, не подозревая, какую страшную роль этой веревке суждено сыграть. Не выдержав унижений, Цветаева 31 августа 1941 года повесилась на той самой веревке, которую дал ей Пастернак.

Марина Цветаева похоронена 2 сентября 1941 года на Петропавловском кладбище в г. Елабуге. Точное расположение её могилы неизвестно.

Тема необъятна,

Личная жизнь

Марина была очень влюбчивой женщиной, в её жизни было немало бурных романов, но настоящая любовь только одна.

В 1911 году Цветаева гостила в Коктебеле у Максимилиана Волошина, где произошло её знакомство с литератором и публицистом Сергеем Эфроном. Это был замечательный, жизнерадостный и весёлый человек, в любой компании он становился, как говорится, её душой. Но в этот год он приехал в Крым, чтобы поправить здоровье после перенесённой чахотки, а также оправиться от потрясения, вызванного самоубийством матери. В самом начале 1912 года Марина стала его женой, а ровно через девять месяцев, в сентябре, родила дочь Ариадну.

Первые годы супружества были счастливыми. Сергей подарил Цветаевой ощущение земных человеческих радостей, ведь до знакомства с ним она постоянно пребывала в каком-то своём мирке, полном иллюзий и собственных фантазий.

В 1914 году брак оказался на грани распада, а поводом тому стало знакомство Цветаевой с переводчицей и поэтессой Софией Парнок. В течение двух лет между ними были романтические отношения, которые позже Марина назвала «первой катастрофой в её жизни». В 1916 году она вернулась к супругу, а Софии посвятила цикл стихотворений «Подруга». Сергей переживал такую измену жены очень болезненно, но нашёл в себе силы её простить.

В 1917 году у супругов родилась вторая дочь Ирина. Но это был далеко не самый гладкий период их совместной жизни. Прошла революция, Сергей стал её противником и примкнул к белому движению. Марина осталась одна с двумя маленькими дочками и с домашним хозяйством. К этому она оказалась практически не готова. Она вынуждена была продавать вещи, голод вынудил её отдать девочек в подмосковный приют в Кунцево. Младшая умерла там в возрасте трёх лет, старшую Алю Цветаева забрала.

Весной 1922 года Марина с дочкой уехала за границу. Некоторое время они жили в Берлине, потом переехали в Прагу, где на тот момент проживал её супруг Сергей, офицер Белой гвардии, переживший разгром Деникина. Он учился в Пражском университете. Однако вскоре семья перебралась в глухую деревушку, где жизнь была немного дешевле, ведь им еле-еле удавалось сводить концы с концами. Стирка, уборка, поиск дешёвых продуктов – Марина охарактеризовала этот период своей жизни «между колыбелью и гробом».

Здесь же произошёл её очередной бурный роман с Константином Родзевичем. Супруг обо всём догадался по поведению Марины, она стала раздражительной, могла срываться на него либо по несколько дней замыкаться в себе и не разговаривать. Но когда настало время выбора, Цветаева снова осталась с мужем.

В 1925 году у них родился сын Георгий, она долго и очень сильно хотела родить именно мальчика, поэтому появление на свет малыша сделало Марину несказанно счастливой. Хотя длилась эта эйфория недолго. Семья переехала в Париж, где ещё в большей степени Цветаева ощущала нищету. Знакомые отмечали, что в этот период она как-то резко и сильно состарилась, совершенно перестала за собой следить. Доход от её писательской деятельности был мизерным, мало зарабатывала и взрослая дочь Ариадна, вышивавшая шляпки, муж был болен и не работал. Семье иногда помогали финансами друзья.

Поездка в Коктебель и замужество

Летом 1911 года Волошин пригласил Цветаеву к себе на дачу в Коктебель, где собирался весь цвет русской литературной богемы. Там Марина познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Эфроном. Еще до встречи с ним Цветаева загадала, что выйдет замуж за мужчину, который подарит ей ее любимый камень. И когда красивый стройный юноша с огромными синими глазами в первый же день знакомства преподнес ей сердоликовую бусину, она ни секунды не сомневалась, что встретила свою судьбу.

Марина Цветаева и Сергей Эфрон

Спустя полгода после знакомства молодые люди обвенчались, а в сентябре 1912 родилась их первая дочь Ариадна (1912 г.). В феврале того же года вышел в свет второй поэтический сборник Цветаевой «Волшебный фонарь», а в марте 1913 – третий «Из двух книг». Позже Марина признавалась, что это было самое счастливое и безмятежное время в ее жизни.

Софья Парнок

В 1913 году умер отец Цветаевой, а через год Марина познакомилась с переводчицей и поэтессой Софьей Парнок, с которой у нее завязались романтические отношения. Их связь, которую Цветаева позже назвала «первой катастрофой в своей жизни», продолжалась два года, и все это происходило на глазах у Сергея Эфрона.

Марина Цветаева. 1914 год

Чувства и эмоции Марины к Парнок нашли отражение в цикле стихов «Подруга», который стал одним из самых сильных образцов любовной лирики Цветаевой и первым проявлением лесбийской тематики в русской поэзии.

Дочери Марины Цветаевой – Ариадна и Ирина Эфрон

После расставания с Парнок Цветаева наладила отношения с супругом, но отнюдь не стала примерной женой. Ее новой возлюбленной стала 23-летняя актриса Софья Голлидэй, которой поэтесса посвятила свою «Повесть о Сонечке». Их роман пролился всего год – на гастролях Софья познакомилась с директором провинциального театра и вышла за него замуж. К этому разрыву Марина отнеслась философски – у нее хватало и других поклонников, к тому же она второй раз стала матерью, в 1917 году родив дочь Ирину.

Послереволюционные годы

Если Первая Мировая война прошла мимо Цветаевой, то послереволюционные годы оказались для поэтессы очень тяжелыми. Эфрон ушел сражаться с красными в рядах Добровольческой армии, а Марина осталась в голодной Москве с двумя малолетними детьми на руках. Цветаева пыталась с помощью поэзии отвлечься от ужасов реальной жизни и в период с 1917 по 1929 гг. написала несколько циклов стихотворений («К Ахматовой», «Стихи о Москве», «Лебединый стан» и др.) и шесть романтических пьес.

Марина Цветаева с дочерью Ариадной. 1924 год

Младшей дочери Ирине Цветаева совсем не уделяла внимания и относилась к ней совершенно равнодушно, а порой и с раздражением. В 1919 году она отдала обеих девочек в детский приют в расчете, что там их хотя бы накормят. Но директор приюта оказался бессовестным вором, дети постоянно болели и голодали. Когда старшая Аля заболела лихорадкой, Марина забрала ее домой, практически забыв про младшую дочь. В феврале 1920 года Ирочка умерла от голода, а Цветаева так и не признала своей вины, переложив всю ответственность за смерть Ирины на сестер Сергея Эфрона.

Возвращение в Советский Союз

В 1939 году Цветаева с 14-летним Георгием вернулась в Москву и узнала, что ее муж и дочь арестованы. Она написала несколько писем Сталину, но ответа на них так и не получила (Эфрона арестовало НКВД по подозрению в шпионаже, два года спустя его приговорили к высшей мере, 15 лет спустя реабилитирован посмертно). На грани помешательства Цветаева полностью утратила способность к творчеству, перебивалась мелкими переводами и практически превратилась в нищенку. Хуже всего, что сын обвинял ее во всех бедах, случившихся в семье, и открыто демонстрировал пренебрежение и неприязнь к матери.

Георгий Эфрон и Марина Цветаева

Начавшаяся война повергла Цветаеву в состояние полной паники. Она не захотела оставаться в столице, к которой рвались вражеские войска, и в начале августа вместе с сыном отправилась в эвакуацию. Вещи в дорогу помогал собирать Борис Пастернак – он увязал ее нехитрые пожитки веревкой, сказав при этом: «Смотри, какая прочная, хоть вешайся, в хозяйстве точно пригодится!». Поэт тогда еще не знал, что его слова станут пророческими, и до конца жизни не мог простить себе эту необдуманную фразу.

Марина Цветаева (1939 год)/Борис Пастернак

Работы в Елабуге, куда прибыли эвакуированные, для Цветаевой не было. Она пыталась хоть как-то устроиться, 26 августа написала заявление на работу посудомойкой в столовой Литфонда и была определена с сыном на постой в семью Бродельщиковых.

Смерть

31 августа 1941 года, пока Георгия и хозяев не было дома, Цветаева повесилась, оставив три предсмертные записки для сына и товарищей-литераторов. Муру она написала, что оказалась в тупике, из которого не видит другого выхода, а друзей просила позаботиться о мальчике.
Сын так и не простил мать и даже не захотел с ней попрощаться, мотивировав это желанием запомнить ее живой. Через три года Георгий ушел на фронт и геройски погиб в сражении под Друйкой.

Раскрашенное фото молодой Марины Цветаевой

Сергея Эфрона расстреляли в подвалах Лубянки в октябре 1941 года. Ариадна долгих пятнадцать лет провела в сталинских лагерях и вернулась в Москву больная и искалеченная после реабилитации в 1955 году.

Не похороните живой | Статьи

«Вся моя жизнь — роман с собственной душой», — писала сама поэтесса. И это действительно был роман — живой, насыщенный событиями и встречами, полный неожиданных поворотов, любви — и ударов судьбы. Цветаева не признавала компромиссов: ни в движениях чувств, ни в принципах, ни, главное, в творчестве. И когда закончилось оно — ушла она сама.

К 125-летию со дня рождения великой поэтессы портал iz.ru вспомнил, где находился «счастливый» дом поэтессы, какой ее запомнили жители Елабуги незадолго до гибели и что писал о самых трагических днях ее жизни сын Цветаевой, Георгий Эфрон.

Главный московский адрес

Марина Цветаева родилась в 1892 году в Москве, в семье профессора Ивана Цветаева, основавшего впоследствии Музей изящных искусств (сегодня — ГМИИ имени Пушкина). Первые стихи Марина написала в шесть лет, а в 18 лет на собственные деньги издала свой первый сборник — «Вечерний альбом». После этого на творчество девушки обратили внимание такие поэтические мастера Серебряного века, как Валерий Брюсов и Николай Гумилев.

В 1911 году в доме Максимилиана Волошина в Крыму она встретила Сергея Эфрона, который был младше ее на год. В 1912 году молодые люди поженились, а в 1914 году вместе с двухлетней дочерью Ариадной поселились в одной из квартир дома № 6 в Борисоглебском переулке в Москве.

Автор цитаты

Именно здесь Цветаевой на практике удалось воплотить замысловатый, прихотливый мир ее стихотворений и романтических пьес: с антикварной мебелью, изящными старинными безделушками, камином и звериными шкурами.

Дом, согретый изнутри любовью и энергией Цветаевой и Эфрона, стал важным адресом на карте литературной Москвы 1910-х годов. Цветаева прожила в нем восемь лет — вплоть до 1922 года. И именно на это время пришлось время расцвета ее творчества.

 Дом № 6 в Борисоглебском переулке в Москве

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Алексей Майшев

С 1914 по 1922 год поэтесса, помимо множества дневниковых заметок, прозаических эссе и бытовых зарисовок, написала здесь сотни стихотворений, шесть пьес и четыре поэмы.

 Интерьер дома № 6 в Борисоглебском переулке в Москве

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Алексей Майшев

Экскурсия в дом-музей Марины Цветаевой. Видео 360°:

Стихи на стенах и в тетрадях

В 1917 году Сергей Эфрон был призван в армию, а в 1918 году присоединился к Добровольческой армии.

Марина Цветаева осталась в Москве с двумя детьми — шестилетней Ариадной и Ириной, родившейся в неспокойном 1917-м.

В городе не хватало еды и дров, с таким старанием сотканное пространство дома словно пульсировало и сужалось — Цветаева с дочерьми в поисках тепла перебирались жить то в гостиную, то в кухню. Поэтесса сама носила воду со двора, рубила на дрова мебель красного дерева, работала в одном из столичных комиссариатов и ездила в другие губернии выменивать вещи на продукты.

Автор цитаты

Но всё же поэтесса отмечала, что эти дни, полные борьбы за выживание, отличались удивительным, невиданным творческим подъемом — по ночам она исписывала в промерзшем доме тетрадь за тетрадью, а если бумага заканчивалась — писала прямо на стенах. Наброски стихов, неоконченные фразы, наполняли дом, окружали ее повсюду.

Но выживать с двумя малолетними детьми становилось всё сложнее — в 1919 году друзья убедили Цветаеву отдать дочерей в интернат, где умерла младшая, Ирина. Ариадну Цветаева забрала домой.

Сергей Эфрон после разгрома Белого движения уехал в эмиграцию, Цветаева ничего не знала о его судьбе в течение нескольких лет. Лишь в 1921 году Илья Эренбург передал ей первое письмо от мужа. И в 1922 году она отправилась к нему, во Францию.

Марина Цветаева с мужем и детьми. Прага, 1925 год

Фото: Getty Images/Heritage Images

«Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант»

После воссоединения с мужем Цветаева некоторое время прожила в Чехии, а затем переехала в Париж. Она печаталась в эмигрантской прессе, но стихов почти не писала. «Эмиграция делает из меня прозаика», — сетовала Цветаева.

Автор цитаты

Сама Цветаева позднее сформулировала свое ощущение от своей жизни за границей так: «Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху, — там, туда, оттуда…»

Тем не менее именно в Париже в 1928 году вышел последний прижизненный сборник ее стихотворений.

А в начале 1930-х она неожиданно оказалась в центре шпионского скандала — ее муж, Сергей Эфрон, почти с самого отъезда тосковавший по Родине, начал сотрудничать с иностранным отделом ОГПУ. Представители эмиграции обвинили его в причастности к громким политическим убийствам и отвернулись от семьи. Цветаева с детьми и больным к этому моменту мужем бедствовали. Едва ли не единственным источником дохода стало ремесло дочери, Ариадны, — она на заказ расшивала шляпки французским модницам.

Сергей Эфрон с дочерью Ариадной

Фото: Getty Images/Heritage Images

В 1937-м в Советскую Россию уехала сначала Ариадна, а затем Сергей Эфрон. В 1939 году за ними последовала Марина Цветаева с родившимся в эмиграции в 1925 году сыном Георгием.

Семье предоставили государственную дачу в подмосковном Болшево, но счастье от очередного воссоединения продлилось недолго — в 1940 году арестовали сначала Ариадну, а затем и Сергея Эфрона.

Марину Цветаеву не тронули. Она осталась вдвоем с сыном — Георгий, или Мур, как звала его поэтесса, будет неотступно находиться при ней до самого последнего дня. Одаренный, серьезный, своенравный мальчик, он рано начал вести дневники. Часть его записей, в том числе сделанных в 1940 и 1941 годах, была опубликована на портале Prozhito.org. Речь в них идет в том числе о самом трагическом периоде в жизни Цветаевой — времени эвакуации в Елабугу в 1941 году.

«Положение наше продолжает оставаться беспросветным»

Тема отъезда в дневниках Георгия Эфрона возникает неожиданно — в конце первого военного июля. Если верить его записям, идея покинуть Москву изначально принадлежала самой Цветаевой. Сначала отъезд, к неудовольствию сына, оставлявшего в столице друзей и любимую девушку, был назначен на 4 августа. За несколько остававшихся до этой даты дней Цветаева несколько раз меняла свое решение. В конце концов она все-таки решилась ехать. Но почти сразу после прибытия стало понятно, что маленький провинциальный город с трудом может вместить всех, кого направлял сюда столичный Литфонд. Впрочем, вначале Георгий Эфрон еще сохранял оптимизм.

Сестры Марина и Анастасия Цветаевы в 1905 году

Фото: commons.wikimedia.org

Марина Цветаева в Коктебеле в 1911 году

Фото: commons.wikimedia.org

Елена Волошина, Вера Эфрон, Сергей Эфрон, Марина Цветаева, Елизавета Эфрон, Владимир Соколов, Мария Кудашева, Михаил Фельдштейн, Леонид Фейнберг (слева направо). Коктебель, 1913 год

Фото: Getty Images/Heritage Images

Марина в Феодосии в 1914 году

Фото: ТАСС

Марина с дочерью Ариадной в 1916 году

Фото: Getty Images/Heritage Images

Марина Цветаева зимой 1917 года

Фото: commons.wikimedia.org

Марина Цветаева (первая слева) и Сергей Эфрон (стоит слева) в Праге в 1923 году

Фото: Getty Images/Heritage Images

Марина в 1924 году

Фото: commons.wikimedia.org

Марина Цветаева и Сергей Эфрон с детьми в Праге в 1925 году

Фото: Getty Images/Heritage Images

Георгий Эфрон (Мур) в 1930-х годах

Фото: Getty Images/Heritage Images

Марина в 1935 году в Фавьере (Франция), где она с семьей провела всё лето

Фото: Getty Images/Heritage Images

Марина Цветаева, Лидия Либединская, Алексей Крученых, Георгий Эфрон в Кусково 18 июня 1941 года. Это последняя фотография Марины

Фото: Getty Images/Heritage Images

Дом в Елабуге, в котором Марина жила с сыном, фото 1990 года

Фото: ТАСС/Михаил Медведев

Записка Марины Цветаевой в совет Литфонда с просьбой о принятии на работу судомойкой в августе 1941 года

Фото: Getty Images/Heritage Images

«В Елабуге очень плохи жилищные условия; та комната, которую нашла Сикорская, малюсенькая, и я не вижу, как бы мы в ней жили. За медом на рынке нужно долго стоять в очереди, так что пропадает охота его покупать. Все скулят, что плохо. <…> Итак, всего вероятней, что поедем со Струцовской в Чистополь. Я почти что уверен, что как-то мы там устроимся», — писал он вскоре после приезда.

В городе не было не только жилья, но и работы, тем более для литераторов.

«Положение наше продолжает оставаться беспросветным. Ответную телеграмму из Чистополя всё еще не получили и, как мне кажется, совсем теперь не получим. <…> Сегодня мать была в горсовете, и работы для нее не предвидится; единственная пока возможность — быть переводчицей с немецкого в НКВД, но мать этого места не хочет. Никому в Елабуге не нужен французский язык», — записал он 20 августа, за 11 дней до гибели Цветаевой.

Без поэзии

Георгий Эфрон, 16-летний мальчик, помнивший еще совсем другую жизнь, тяжело переносил условия эвакуации в маленьком, затерявшемся в Татарии городе. Первые дни они с матерью жили в общежитии, после этого им выделили комнату.

Автор цитаты

«Вчера переехали из общежития в комнату, предназначенную нам горсоветом. Эта комната — малюсенькая комнатушка, помещается в домике на окраине города. Обои со стен содраны, оставив лишь изредка свой отпечаток на них», — написал Георгий Эфрон в своем дневнике 22 августа.

Цветаева, очень привязанная к сыну, тяжело переживала его недовольство, но изменить ситуацию была не в силах. Спустя десятилетия после ее гибели в Елабугу стали приезжать исследователи творчества Цветаевой. Они нашли хозяйку дома, в котором квартировала поэтесса, Анастасию Бродельщикову.

По воспоминаниям Бродельщиковой, Цветаевой, которой было к тому моменту 48 лет, тяжело давался быт. Она быстро уставала, могла забыть о хозяйственных делах — эту черту Цветаева знала за собой сама, еще с холодных времен Гражданской. Но тогда ее согревало творчество. А здесь, в Елабуге, Цветаева почти не писала собственных стихотворений, занимаясь только переводами.

«Кабы мы знали, что она такая известная»

Но если Цветаеву в Елабуге покинуло вдохновение, то редкий, присущий ей от природы магнетизм не оставил поэтессу. Хозяйка дома, в котором квартировали Цветаева с сыном, вспоминала о великой гостье с теплом.

— Но она какая-то печальная была, вы знаете, на фотографии она совсем не похожа. Такой вид у нее был: одета неважно была, длинное какое-то пальто и платье также, фартук с таким карманом большим. Так в нем и умерла она. Сандалии большие. <…> Но, между прочим, так она хорошая была. Вот придет ко мне в кухоньку вечером. Пришла, говорит, посмотреть на вас и покурить, — рассказывала она приезжавшим в Елабугу почитателям творчества Цветаевой.

Впрочем, тогда для обитателей города, в который Литфонд разом «сослал» сразу несколько семей, Марина Цветаева была безвестным очередным жильцом — в разных воспоминаниях о ней говорят то как о «писательнице», то как об «учительнице».

Автор цитаты

— Кабы мы знали, что она такая известная, мы бы ей подсобили в чем-то. Да и так <…> рыбу ей чистили, жарили, стирали. Что она за человек, за 10 дней не выяснишь, — сокрушались впоследствии местные жители.

«Сегодня царствует Марина»

31 августа 1941 года в доме Бродельщиковой в Елабуге Марина Цветаева покончила с собой. «Это уже не я», — написала она в оставленной сыну записке. В другой записке, адресованной всем, для себя она попросила об одном: «Не похороните живой! Проверьте хорошенько».

Дом Бродельщиковой в Елабуге

Фото: wikipedia.org

Похороны ее были безлюдными. Точное место захоронения остается неизвестным до сих пор. Но, как и предчувствовала поэтесса, ее стихотворения обрели признание уже после ее смерти.

Памятники поэтессе были установлены в Москве и в любимой ею подмосковной Тарусе, в окрестности которой она на лето часто выезжала с родителями. В Борисоглебском переулке и в Болшево открылись мемориальные музеи, в Елабуге — мемориальный комплекс. Память ее была увековечена в воспоминаниях сына, Георгия Эфрона, в 1944 году погибшего на фронтах Великой Отечественной, дочери Ариадны и сестры Анастасии.

Другая великая поэтесса Серебряного века, Анна Ахматова, к которой Цветаева всю жизнь относилась с восхищением, однажды, уже в послевоенные годы, сказала: «Сегодня царствует Марина».

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

смотрим новую выставку в Доме-музее Марины Цветаевой / Новости города / Сайт Москвы

В Доме-музее Марины Цветаевой открылась выставка «“Поэт с историей”. К 135-летию Николая Гумилева». Название отсылает к статье «Поэты с историей и поэты без истории», в которой Цветаева поделила собратьев по перу на две категории: тех, кто закалился, преодолевая препятствия, и тех, кто родился «с готовой душой». К первым, «поэтам с историей», можно отнести Николая Гумилева. Цветаева называла его «большим поэтом», он стал одним из рецензентов ее первого сборника «Вечерний альбом». При этом они никогда не встречались лично, хотя иногда оказывались совсем рядом, буквально в двух шагах.

О главных экспонатах выставки, предоставленных фондами музея, Российским государственным архивом литературы и искусства и частными коллекционерами, рассказала Мария Степанова, куратор выставки.

Путь юного конквистадора

О своем первом сборнике стихов «Путь конквистадоров», выпущенном в 1905 году на деньги родителей, Николай Гумилев вспоминать не любил. Более того — предпочитал делать вид, что этой книги и вовсе не было на свете. Критика и читатели встретили ее прохладно, и это смутило начинающего поэта. Гумилеву приходилось выслушивать обвинения в том, что его стихи подозрительно напоминают сочинения Константина Бальмонта, Андрея Белого, Александра Блока. Не подражает ли он? Почти никто всерьез не верил, что у 19-летнего автора есть поэтическое будущее.

«Путь конквистадоров» был выпущен крошечным тиражом, всего 300 экземпляров. Один из них можно увидеть на выставке. У него особая история: именно эту книгу с автографом Гумилев подарил директору своей гимназии поэту и критику Иннокентию Анненскому — одному из немногих, кто действительно верил в молодого поэта. На развороте написано:

«Тому, кто был влюблен, как Иксион, не в наши радости земные, а в другие, кто создал Тихих Песен нежный сон — творцу Лаодамии. От автора».

Здесь Гумилев перечислил сочинения Анненского, которые были опубликованы в сборнике «Тихие песни» — лирические трагедии «Царь Иксион» и «Лаодамия».

Благосклонно к Гумилеву в тот период относился и Валерий Брюсов, который писал, что в книге есть несколько прекрасных стихотворений и действительно удачных образов: «Предположим, что она (книга “Путь конквистадоров”. — Прим. mos.ru) только “путь” нового конквистадора и что его победы и завоевания — впереди». Брюсов даже пригласил его сотрудничать с журналом «Весы» — на выставке есть номер журнала 1906 года с первыми публикациями Гумилева. Николай Степанович всегда был благодарен старшему коллеге за помощь и веру.

Кроме того, в этом разделе представлена чернильница — та самая, которой пользовался Гумилев. На выставку она попала из частной коллекции.

Музы Гумилева

Гумилев часто влюблялся, в большинстве случаев — взаимно. Его музами в числе прочих были поэтессы Анна Ахматова и Елизавета Дмитриева, которая писала под псевдонимом Черубина де Габриак.

С Дмитриевой у Гумилева в 1909 году был роман, он даже сделал ей предложение. Однако в их отношения вмешался поэт Максимилиан Волошин, с которым Гумилев работал в журнале «Аполлон». Дело дошло до дуэли, но, к счастью, никто не пострадал — если не считать сердечных ран.

Через год Гумилев женился на Анне Ахматовой — своей давней возлюбленной, с которой был знаком со времен Царскосельской гимназии. Еще в своих первых стихах, опубликованных в «Пути конквистадоров», поэт связывал образ Ахматовой с чем-то потусторонним, демоническим. Так он писал в стихотворении «Осенняя песня»:

У той жены всегда печальной
Глаза являют полутьму.

На выставке представлены одна из визитных карточек, которыми в то время пользовалась Анна Ахматова, и сборник «Жемчуга» Гумилева, в котором Анна Андреевна делала пометки, вспоминая, как супруг создал то или иное стихотворение. На обложке — надпись, сделанная его рукой, простая и лаконичная: «Кесарево Кесарю». Есть и письмо, которое Ахматова написала мужу в 1914 году. Оно довольно будничное — в нем она пишет о погоде и шатком финансовом состоянии.

Путешествия в Африку

Ахматова всегда говорила, что от любви Гумилев лечится путешествиями. Он четыре раза посетил Африканский континент, манивший его с детства, — в 1908 году Гумилев побывал в Каире, в 1909–1911 годах — в Эфиопии (дважды)]. В 1913 году он снова отправился в Эфиопию уже в составе этнографической экспедиции. Экзотические пейзажи вкупе с исследовательской работой стали для него и вдохновением, и спасением от будничной жизни. 

Гумилева интересовала культура африканского народа, его фольклор. На память из поездок он привез множество сувениров. Сегодня они хранятся в Музее антропологии и этнографии (Кунсткамере) в Санкт-Петербурге. На выставке в Доме-музее Марины Цветаевой эту часть жизни Гумилева иллюстрируют предметы, привезенные писателем и путешественником Николаем Носовым, который через 100 лет повторил африканский маршрут Гумилева, — деревянная фигурка жирафа, крест абиссинского священника, картина на коже с изображением легендарного императора Эфиопии Менелика I.

Во время последней поездки у Гумилева родилась идея поэмы «Мик». Действие разворачивается в период правления Менелика II: невольник Мик и сын французского посла сбегают из города в джунгли. Среди выставочных экспонатов — издание поэмы 1918 года, которое вышло еще при жизни автора.

Истории вещей. Совершаем путешествие в Эфиопию XIX века с поручиком Машковым

Отважный воин

После возвращения из последней экспедиции в 1913 году Гумилев заскучал. Светские приемы и разговоры раздражали, не было отдушины и в семейной жизни — отношения с женой зашли в тупик. С началом Первой мировой войны Гумилев не раздумывая отправился добровольцем на фронт.

«Почти каждый день быть под обстрелом, слышать визг шрапнели, щелканье винтовок, направленных на тебя, — я думаю, такое наслаждение испытывает закоренелый пьяница перед бутылкой очень старого, крепкого коньяка…» — писал он своему другу, поэту и переводчику Михаилу Лозинскому.

Еще в 1907 году Гумилев был освобожден от воинской повинности по состоянию здоровья. Но на войне противопоказание к физическим нагрузкам поэт игнорировал. Он показал себя блестящим воином, получил два Георгиевских креста за подвиги и отличия в боях по защите Отечества. Гумилев продолжал писать стихи, и в 1916-м вышел в свет его сборник «Колчан», включающий в себя произведения и мирного, и военного времени. Экземпляр с автографом автора есть среди экспонатов.

Эта книга принадлежала Надежде Троицкой — сестре милосердия, с которой он познакомился, когда лечился в петербургском госпитале после службы. Гумилев был влюблен в Троицкую, но та не ответила ему взаимностью. «На добрую, долгую память», — написал он в книге, томимый грустью.

Вершины творчества

Марина Цветаева, безмерно уважавшая Гумилева, особенно ценила его сборник «Костер». Эта книга стала вершиной творчества Гумилева, она заставила тех, кто когда-то сомневался в его способностях, изменить свое мнение.

«Дорогой Гумилев, есть тот свет или нет, услышьте мою, от лица всей Поэзии, благодарность за двойной урок: поэтам — как писать стихи, историкам — как писать историю. Чувство Истории — только чувство Судьбы. Не “мэтр” был Гумилев, а мастер: боговдохновенный <…>, скошенный в самое утро своего мастерства-ученичества», — писала Цветаева в своей статье «История одного посвящения» уже после смерти Гумилева.

Сборник «Огненный столп» стал последним сборником поэта. На момент его выхода в 1921 году автор сидел в тюрьме, будучи обвиненным в участии в заговоре, который объединял недовольных советской властью солдат, офицеров и интеллигенцию. Арестовали его 3 августа. Друзья и коллеги, имеющие хоть какие-то связи, хлопотали за него, но из этого ничего не вышло. 26 августа поэта расстреляли.

Оба сборника — и «Костер», и «Огненный столп» — можно увидеть в музее. Оба датированы годами, когда впервые появились в печати, — 1918-м и 1921-м. Последний раскрыт на стихотворении «Память», написанном незадолго до смерти поэта. В нем есть такие строки:

Крикну я… но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.

Как сложилась судьба троих детей Марины Цветаевой

Жизнь Марины Цветаевой была запутанной и трагичной, как и у многих гениев Серебряного века, а споры о личности поэтессы ведутся до сих пор. Современники и биографы пишут о сложном характере Марины и постоянных романах как с мужчинами, так и с женщинами. Несмотря на это, Цветаева и ее муж, белый офицер и литератор Сергей Эфрон, прожили вместе много лет и родили троих детей – Ариадну, Ирину и Георгия. К сожалению, судьба потомков поэтессы оказалась не менее тяжелой, чем у матери. Ирина умерла в раннем детстве, Георгий погиб в девятнадцатилетнем возрасте, а Ариадна, которая дожила до преклонных лет, много времени провела в лагерях и ссылках.

Марина Цветаева с мужем Сергеем Эфроном и детьми. Фото: vao-mos.info

Ариадна Эфрон

Первая дочь в семье Марины Цветаевой и Сергея Эфрона родилась в сентябре 1912 года. Родители были совсем молодыми – обоим не исполнилось и 20 лет. Мать назвала девочку громким именем Ариадна, хотя отец настаивал на более простом варианте вроде Кати или Маши, а в семье ее прозвали Алей. Марина много занималась воспитанием дочери – научила читать и писать, а в 6 лет дочь поэтессы уже вела дневник и писала первые стихи. Цветаеву она любила безумно – обращалась по имени и редко называла мамой, но считала чем-то вроде кумира или божества. В 1919 году она вместе с младшей сестрой Ириной попала в подмосковный приют, чуть не умерла от болезней и голода, но все время безумно тосковала по матери и писала ей письма.

Марина Цветаева с дочкой Ариадной. Фото: sprint-olympic.ru

Ариадна быстро повзрослела – отчасти из-за чересчур серьезного отношения родителей, отчасти из-за сложностей эпохи перемен. В 1922 году Марина с дочерью оставила Россию и переехала к Сергею заграницу. Семья жила в Германии, потом в Чехии и Франции, голодала и бедствовала, но Аля некоторое время училась в гимназии, а потом закончила школу искусств при Лувре. Образованием дочери в основном занималась Цветаева – девочка отлично разбиралась в литературе и истории, знала несколько языков.

Аля рано начала зарабатывать. Чтобы помочь матери и отцу, она сотрудничала с французскими журналами, делала иллюстрации к сказкам и даже вязала на заказ. В 30-х годах в семье Цветаевой и Эфрона начался раскол по идеологическим мотивам. Сергей с дочерью сочувствовали советской власти и скоро вернулись в СССР, где в 1939 году их арестовали с разницей в несколько месяцев.

Портрет юной Ариадны Эфрон. Фото: m-tsvetaeva.org

После недолгого следствия Сергея расстреляли, а у Ариадны-Али под пытками выбили признание в шпионаже и отправили в лагеря. Началась бесконечные тюремные камеры, пересылки по этапу, душные вагоны, грязные бараки и тяжелая работа. Аля старалась не унывать, рассказывала сокамерницам о родителях и Европе, пересказывала прочитанные романы. В ссылке она узнала о гибели отца и матери, но выдержала и этот удар.

В 1948 году Ариадну освободили без права возвращения в Москву. Она поселилась в Рязани, некоторое время работала преподавателем в художественном училище, переписывалась с Пастернаком и другими литературными деятелями. Свобода продлилась недолго – повторно женщину арестовали в 1949 году и приговорили к ссылке в Красноярском районе без права возвращения. Ариадна работала художником-оформителем в клубе небольшого села и была реабилитирована только спустя 6 лет, когда ей исполнилось 43 года.

Фотография из личного дела Ариадны. Фото: memorial.krsk.ru

За годы ссылки дочь поэтессы практически разучилась жить на воле. Ей выделили небольшую квартир, и поначалу она спала на полу в окружении голых стен – у Али не было ничего, кроме рукописей матери и чудом сохранившейся большой плюшевой собаки. На помощь пришли литераторы и поклонники матери – дарили вещи, устроили на работу, подкармливали. К тому же, сильно подводило здоровье, подорванное годами тяжелого труда и голода – начались сильные боли в спине и груди.

Лечиться Ариадна уехала в город Тарусу, где когда-то бывала ее мать. Она надеялась, что чистый воздух, спокойствие и добрые воспоминания о родителях помогут ей восстановиться. В 1975 году женщина в очередной раз попала в больницу, где скончалась от обширного инфаркта, и была похоронена на местном кладбище. Создать семью Ариадна не успела – некоторое время она состояла в отношениях с Самуилом Гуревичем, но его расстреляли в 1951 году.

Ирина Эфрон

История Ирины Эфрон не менее печальна и трагична, чем истории двух других детей поэтессы. Чаще всего о ней говорят как о жертве – тяжелого времени или бездушия и холодности матери. Биографы размышляют, могла ли Цветаева, которой в голодные годы удалось вырвать из лап смерти старшую дочь, спасти и младшую. Ответить на этот вопрос спустя почти сто лет практически невозможно, как и определить отношение Марины к собственному ребенку.

Ира родилась в апреле 1917 года и сразу стала нелюбимым ребенком. Отношение к детям у Цветаевой вообще было своеобразным – она считала, что люди появляются на свет с «готовой» душой, поэтому должны быть одаренными и серьезными. Но, если старшая дочь Аля, которая с ранних лет писала стихи, попадала под эти критерии, то младшая совсем не соответствовала требованиям матери.

Ариадна и Ирина (справа). Фото: eksmo.ru

Ирина, по мнению некоторых современных психологов, отставала в развитии, что усугубляло неприязнь матери. Она не проявляла способностей к литературе, но очень любила петь мелодии собственного сочинения без слов. Но этого Цветаевой было мало. В итоге мать просто махнула рукой на «бездушного» ребенка и занялась старшей дочерью. О том, что отношение к младшему ребенку было по меньшей мере странным, вспоминают многие современники поэтессы. Вера Звягинцева говорила, что однажды Ирина просидела с ними целую ночь, но ее присутствие женщина заметила только под утро («в кресле, замотанном тряпками, болталась голова – туда-сюда»), причем Марина даже ни разу не подошла к девочке. А жена Мандельштама Надежда Яковлевна писала, что Цветаева привязывала малышку к ножке кровати в темной комнате. Причина заключалась в том, что однажды Ира в отсутствие матери и сестры съела полкочана капусты. Она вообще постоянно хотела есть, что тоже вызывало материнский гнев.

В 1919 году Марина отдала обеих дочерей в Кунцевский приют, выдав их за сирот. Скорее всего, это была вынужденная мера – наступили голодные годы, а на обеспечении государства дети могли получить хотя бы какую-то еду. Это оказалось серьезной ошибкой – Аля серьезно заболела. Навещая дочерей, Марина приносила еду только ей, а Ирину попросту игнорировала. Когда ей говорили, что ребенок часто кричит, она замечала: «При мне она не смела произнести ни звука. Узнаю ее гнусный нрав». Родственники не раз просили поэтессу отдать им девочку, но поэтесса отказывалась по непонятной причине.

В итоге Ирина умерла – как сказали в приюте, от голода и заброшенности. На похороны мать не приехала – объяснила это занятостью и тем, что психологически не могла появиться на погребении. И только спустя много лет Цветаева поняла, насколько ужасно поступила с младшей дочерью. Поэтесса просила у покойной прощения и даже написала проникновенное стихотворение, посвященное Ирине, но исправить уже ничего было нельзя.

Георгий Эфрон
Цветаева с сыном Георгием-Муром. Фото: t-smertina.narod.ru

Сын поэтессы и Сергея Эфрона появился на свет в феврале 1925 года. Отец много раз замечал, что мальчик в точности похож на мать – «вылитый Марин Цветаев!». С самого рождения Марина начала называть его Мур – производное от ее собственного имени и напоминание о любимом романе Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра».

Цветаева, которая ранее признавалась в неприязни к детям, переменилась как по волшебству. Она просто обожала сына и много писала о нем в дневниках. Георгий-Мур действительно рос очень умным и развитым мальчиком, рано научился читать и писать, но о матери отзывался скорее сдержанно и слегка презрительно. Возможно, Марина просто избаловала позднего ребенка, что и стало причиной подобного отношения. Он называл ее по имени-отчеству и нередко «проходился» на материнский счет в своих дневниках.

Юный Георгий Эфрон. Фото: kulturologia.ru

Особенном яркими в этом смысле получились записи, сделанные после переезда в СССР, когда Муру было 15-16 лет. Он абсолютно не жалел мать, которой приходилось буквально выпрашивать еду, не собирался помогать ей, обвинял в глупости и безволии. Подобная заметка была сделана за день до самоубийства Цветаевой, и вполне можно предположить, что некоторые мысли парень произносил вслух. Биографы поэтессы считают, что определенную роль в ее смерти он все-таки сыграл. Марина же осталась верной себе – в прощальных письмах она признавалась в любви к сыну и просила родственников забрать Мура к себе.

Близкие выполнили предсмертную волю поэтессы только частично. Парень оказался в Чистопольском интернате, потом в Москве, дальше попал в эвакуацию в Ташкент. Жизнь была голодной и тяжелой, а помощи от родственников ждать не приходилось – отца уже расстреляли, сестра находилась под следствием. Изредка Мур получал деньги от тети Лилии Эфрон и ее мужа Самуила, Литфонда и некоторых культурных деятелей, но хватало их ненадолго.

Георгий Эфрон незадолго до гибели. Фото: magazines.gorky.media

В 1943 году Георгию удалось вернуться в Москву и стать студентом литературного института. После первого курса его забрали в армию – Эфрон воевал в штрафбате, куда попал как сын репрессированных. Буквально через год он получил серьезное ранение в боях под Оршей, после чего судьба сына Цветаевой неизвестна. Большинство историков полагают, что он умер от ран и похоронен в братской могиле в небольшом белорусском селе.

Дети Марины Цветаевой не оставили потомков, поэтому хранителями наследия поэтессы считаются внуки и правнуки ее сестры Анастасии. Она была не менее талантлива, чем сестра, но прожила долгую жизнь и умерла в возрасте 98 лет.

Как сложилась судьба троих детей Марины Цветаевой

Возле маминого сундука. Переписка дочери Марины Цветаевой

Ариадна Эфрон. Нелитературная дружба: Письма к Лидии Бать / пред. Р. С. Войтеховича, прим. И. Г. Башкировой. – М.: Собрание; Дом-музей Марины Цветаевой, 2018.

Жила-была на свете девочка, мама ее писала стихи, отец до поры сражался с красными. В голодной Москве девочка носила богоподобной матери пшено в ладони из детского сада. В Чехословакии зеленоглазая, странная и дерзкая девочка жила в 10-м бараке русской гимназии в Моравской-Тршебове. О десятилетнем ребенке уже были написаны статьи Бальмонта и Волконского, а ее соученица Алла Головина позже вспоминала: «Она просто сознавалась стихами в ощущениях детского чуда:

Милая рождественская Дама,
Уведи меня с собою в облака.
Белый ослик выступает прямо,
Ты легка, и я уже легка.
Я игрушек не возьму на небо…
Ослик твой не хочет молока.
Да и я уже сыта без хлеба…
Ты – легка, как я теперь – легка».

Счастлива я была – за всю свою жизнь – только в тот период, с 37 по 39 год в Москве

В Париже девочка любовалась игрушками в Bon Marche и собирала рождественские подарки: «Маме – рубашка, которую сама сшила, с мережкой и вышивкой, папе – полдюжины платков (сама метила) и Мурру – очень миленького игрушечного баранчика, беленького, с голубенькой ленточкой» (А. Эфрон – Анне Тесковой, 19 декабря 1925). Она посещала Училища прикладного искусства и изящных искусств (при Лувре), рисовать ее учили, в частности, Н. Гончарова и В. Шухаев.

Потом девочка выросла, увлеклась идеей «возвращенчества» в СССР, кламарское бедное жилище стало ее тяготить, а еще более того – материнская вездесущая опека. Как снежный ком увеличивалось и недовольство Марины Ариадной: «Шесть лет школы пока что зря, ибо зарабатывает не рисованием, а случайностями, вроде набивки игрушечных зверей, или теперь, м.б. поступит помощницей помощника зубного врача – ибо жить нечем. Очень изменилась и внутренно… Вечное желание «компании» – какой бы ни было, т. е. просто хохотать вместе. Вечное и бессмысленное чтение газет – лишь бы «новости». Мне с ней скучно. И ей – со мной. На меня она совершенно непохожа: я никогда не была ни бессмысленной, ни безмысленной, всегда страдала от «компании», вообще всегда была – собой <…> Мне чужда ее природа: поверхностная, применяющаяся, без сильных чувств, без единого угла. Это не возраст, это – суть, вскрывшаяся с той минуты, когда она вышла из-под моего давления, стала – собой», – писала Марина Цветаева Анне Тесковой.

Я работаю буквально не вставая с места, с усидчивостью монумента Островскому у Малого театра

Ариадна первой из необыкновенного семейства вернулась в Советский Союз – в марте 1937 года, работала в Журнально-газетном объединении (ЖУРГАЗ) – в штате ежемесячного издания Revue de Moscou. Алис Феррон (псевдоним Ариадны) писала очерки «День отдыха в Москве», «День в магазинах», «День в лагере» (не пугайтесь, он был для «Красноармейского номера»), к делу этому относилась здраво: «Получилось, правда, г… – но ведь Красная армия вовсе не моя стихия!» 27 августа 1939 г. Эфрон арестовали, под пытками она дала признательные показания и была осуждена за «шпионаж» на 8 лет лагерей. Срок отбывала в Коми и Мордовии, работала на лесоповале, в швейном, химическом, деревообрабатывающем цехах. После освобождения в 1947–1949 годах жила в Рязани, преподавала в тамошнем художественном училище. В 1949 г. арестована повторно и отправлена в пожизненную ссылку в Туруханск (Красноярский край), где работала художником-оформителем районного Дома культуры: «Пишу лозунги, которые перестирываются, рекламы, которые вновь и вновь забеливаются, декорации, которые перекрашиваются и перестраиваются, и т. д.» 31 августа 1954 г. Ариадна получила паспорт с ограничением мест проживания, в Москву ей удалось вернуться год спустя – в июне 1955 г., вместе с подругой на всю оставшуюся жизнь – Адой Шкодиной-Федерольф (1901–1996, познакомились в рязанской тюрьме в 1949-м). Последние двадцать лет жизни Ариадна занималась подготовкой и публикацией наследия матери в СССР, жила многочисленными переводами – из Лопе де Веги, Арагона, Элюара, Верлена, Бодлера, Тирсо де Молины, Скаррона и др.: «Я работаю буквально не вставая с места, с усидчивостью монумента Островскому у Малого театра; только что голуби de la paix не какают на голову, а так – сходство полное». Сборники Марины Цветаевой с трудом одолевали рогатки советской цензуры, а труды переводческие были нерадостными: «Жалею ужасно, что связалась с Петраркой, – я способна переводить его лишь на мыло, а он по-прежнему верен лишь Лауре и не желает и взгляда бросить в мою сторону».

Дом-музей Марины Цветаевой выпустил книгу писем Ариадны Эфрон – Лидии Бать (1897–1980), сначала коллеге, а потом подруге и соседке. Если биография Ариадны Эфрон носила катастрофический характер, то жизнь Лидии Бать – пример образцовой судьбы второстепенного советского литератора. Она родилась и выросла в Одессе, в интеллигентной и преуспевающей семье (отец – кандидат права, мама – зубной врач). После революции и Гражданской войны Лидия стала служить в Одессе в системе просвещения (библиотеки, литературные секции, клубы), самой известной ее ученицей оказалась Маргарита Алигер. После мутной романтической истории – первый муж Бать как будто застрелился от ревности на пороге ее спальни – Лидия в 1923 г. вышла замуж за Самуила Мотолянского (1896–1970), юриста, статистика и проектировщика «городов-садов» (с 1933 г.). В 1932 г. Бать переезжает в Москву и начинает журналистскую работу. Решающим стало ее знакомство с «маленькой ходячей энциклопедией в больших очках» – Александром Дейчем (1893–1972), литератором из Киева, товарищем и коллегой Луначарского, Кольцова, Рыльского. Дейч устроил Лидию в систему ЖУРГАЗа: ее хороший французский язык пригодился на посту ответственного секретаря Revue de Moscou, работала она и в других редакциях «Интернациональной литературы». А. Дейч принимал деятельное участие в издании серии «Жизнь замечательных людей» и как редактор, и как автор. Он пригласил Лидию Бать в помощницы, вместе они написали биографии Нансена, Амундсена, Шевченко. Со временем она самостоятельно опубликовала беллетризованные жизнеописания Алишера Навои и А. С. Новикова-Прибоя, сборники очерков и воспоминаний. Помимо Дейча, покровительствовала Лидии Бать знаменитая коммунистка Елена Стасова, бывшая главным редактором «Интернациональной литературы» в 1938–1943 гг.

Л. Бать и С. Мотолянский благополучно пережили Большой террор и Отечественную войну, но вот брата Лидии – Александра расстреляли в декабре 1937 г. Когда возникла опасность падения столицы, Мотолянского оставили работать в Москве, а Бать с Дейчем эвакуировались в Ташкент. Там Лидия и заинтересовалась литературой Средней Азии, там была принята в Союз писателей, там общалась с Георгием Эфроном и немного помогала строптивому сироте.

Познакомились корреспондентки, как нетрудно догадаться, в коридорах редакций ЖУРГАЗа. Женщины подружились, и Лидия стала, кажется, единственной знакомой Ариадны, которую она познакомила со своими родителями. Дружеские отношения, несмотря на различие судеб, продолжались до самой смерти Эфрон в 1975 г.

Комната Эфрон и Шкодиной в Туруханске

Переписка началась вскоре после знакомства – в 1939 г., но надолго прерывалась по очевидным причинам, когда Эфрон находилась в заключении или на поселении. Регулярный характер она приобрела с конца 1954 г., сначала Ариадна писала из Туруханска, позже – из Тарусы, где поселилась вместе с А. Шкодиной. В 1962 г. Эфрон и Бать стали соседками: Ариадна получила кооперативную квартиру в одном из «писательских» домов у станции метро «Аэропорт».

Трудно ожидать сенсационных откровений от писем почти загубленного советским режимом человека, да и Лидия Бать не относилась к конфиденткам Эфрон. Тем не менее внимательный читатель немало узнает о времени и жизни Ариадны.

Выйдя из сундука, мамина жизнь туда не возвращается больше, над этим не закроешь крышку

Семья Эфронов была уничтожена в годы войн и репрессий, а после лагерей и ссылок Ариадна уже не пыталась обзавестись новой, довольствуясь испытанной компаньонкой Адой. С тетушками Ариадна соблюдала дистанцию: Валерия Цветаева была, скорее, соседкой; Елизавета Эфрон – болезненной старушкой; Анастасия Цветаева шутливо прозывалась Савонаролой-Аттилой. Ближайшими существами были зверушки: в детстве Ариадна обожала игрушечных, в зрелости – живых – бесчисленных и прехорошеньких Мурзиков и Шушек. Покидая ссыльный Туруханск, Ариадна огорчалась одним обстоятельством: «А собаку-то, собаку-то бросить! Такую милую, верную, красивую и умную собаку, которая решительно все понимает, настолько, что иногда приходится говорить по-французски! И никто ее брать не хочет, т. к. здесь все собаки – рабочие, воду возят и дрова, а моя только умеет ходить на задних лапах и кусать милиционеров».

Семьи не было, но оставалось трагическое семейное наследие: «Пока нашла 64 тетради. Из этого сундука, окованного железом, как из ящика Пандоры, встает вся та жизнь, которую я в себе держала, тоже, как в ящике, и не давала ей ходу. Выйдя из сундука, мамина жизнь туда не возвращается больше, над этим не закроешь крышку. Все это сильнее меня – и живее меня, живущей». Исправить это прошлое не могли никакие реабилитации, полученные в коридорах, пахнущих табачным дымом и уборными, или «компенсации» в виде позабытых в багаже Ариадны ботинок попутчика-следователя.

Ариадна Эфрон

Вернувшись из Франции, Ариадна Эфрон навсегда угодила в зловещий советский бермудский треугольник. С одной стороны, была провинция – необъяснимая, где зампредседателя колхоза оборачивался практикующим шаманом; агрессивная, с опасным татаро-монгольским огоньком в глазах, и неизменно бедная: «В магазинах – унылые ситцы и культтовары каменного века, в продуктовых – хлеб, конфеты «Весна» и рыбные консервы «Ряпушка». Другой стороной была Москва, с бытом литературной поденщицы: квартира с обстановкой – «мокрое пятно в углу и сухие пятна на обоях: все же не совсем пусто!» Свои интеллигентские будни Ариадна описывала с нескрываемой иронией: «На днях был у меня Орлов; говорили за литературу и пили чай из синего Веджвуда; к чаю была одна ложка серебряная и одна алюминиевая и еще немного варенья». Но Москва оказывалась источником помощи, в которой Ариадна постоянно нуждалась. Умирающий от рака Казакевич и одесская ученица Лидии Бать – Алигер организовали получение ссуды для кооперативной квартиры. Эренбург «подарил «Оттепель», семена голубого эвкалипта и еще какие-то пилюли от тошноты на самолете» (встреча состоялась в ноябре 1954 г. в Москве, куда Эфрон ненадолго приехала по делам реабилитации).

Все понятнее и ближе становятся здесь истоки маминого творчества – вскормившая и убившая ее Россия

Третьей и самой приятной стороной «социалистических Бермуд» была Таруса – «филиал Переделкина и Барбизона; пляж умощен телами окололитераторов и околохудожников; в воздухе висели исключительно интеллектуальные разговоры и философские термины». Проживавшая там единокровная сестра Марины Цветаевой – Валерия подарила Ариадне часть участка, где Эфрон и Шкодина построили скромный домик: «Мороз стучал кулаком в бревна домика; именно такое впечатление – вдруг раздается глухой удар в стену: от холода бревно дает трещину». Но была зато чудесная старинная идиллия: «Немного распущенный, но уютный, со всякими закоулочками, домик над Окой, изумительный сад с кустами сирени, жасмина, жимолости, бузины. Много деревьев, много малины и смородины. Есть бодучая коза с кошачьими глазами, и с такими же глазами очень милая кошка, и совсем маленький котенок, который прелестно шипит на меня. Есть и собачонка на коротких лапах, с которой мы уже никуда друг без друга. А главное – все вокруг почти такое же, как в мамином детстве… Все понятнее и ближе становятся здесь истоки маминого творчества – вскормившая и убившая ее Россия».

В Тарусе и Болшеве Ариадна с облегчением расставалась с сартровской тошнотой советской повседневности и переживала прустианское чувство обретенного времени. А Лидия Бать стала для Ариадны, пожалуй, своеобразной Тарусой, только среди людей: «Ты – кусок моей молодости и счастья, потому что счастлива я была – за всю свою жизнь – только в тот период, с 37 по 39 год в Москве, именно и только в Москве. До этого счастья я не знала, после этого узнала несчастье, и поэтому этот островок моей жизни так мне дорог и так дороги мне мои тогдашние спутники».

Дети Марины Цветаевой: фото | www.kakprosto.ru

Марина Цветаева – великая поэтесса с очень трагичной судьбой. Жизнь ее была короткой, однако кроме поэтической славы и признания общемировой литературной общественности ей удалось испытать семейное счастье: Марина была любящей женой и матерью. Она родила троих детей, но двое из них погибли слишком рано.

Ариадна Эфрон

Марина Цветаева вышла замуж очень рано – на момент свадьбы ей исполнилось 19. Избранник, Сергей Эфрон, был на год моложе невесты. Оба происходили из интеллигентных и очень обеспеченных семей, будущее семьи казалось абсолютно безоблачным. К тому же молодые супруги страстно любили друг друга.

В 1912 году родилась дочь, которую назвали поэтическим именем Ариадна. Счастливая Марина погрузилась в материнство, вся бытовая сторона полностью доверялась прислуге. Девочка росла умной, общительной, быстро взрослела и радовала родителей. К тому же она была очень привлекательной, Цветаева всюду брала дочь с собой и очень гордилась таким необычным ребенком.

После революции жизнь семьи резко изменилась. Отец ушел на фронт, Марина и Аля с трудом выживали в голодной Москве. Позже им удалось эмигрировать. Переехав сначала в Прагу, а затем в Париж. Ариадна сменила много школ, образование ее было несистемным, но мать много занималась с ней дома.

В подростковом возрасте Аля увлеклась политикой, горячо поддерживала отца, восхищавшегося Советской Россией. 1937 году девушка приняла решение вернуться на родину. Она быстро нашла работу, писала родителям восторженные письма. Вскоре у Ариадны появился и любимый человек. Однако уже через 2 года она была обвинена в работе на иностранную разведку и арестована. Аля провела в тюрьме несколько месяцев, а затем ее приговорили к ссылке. Вернуться к обычной жизни она смогла только через 15 лет. К тому моменту из небольшой семьи Эфронов-Цветаевых в живых осталась она одна. Замуж Ариадна не вышла (ее любимый был расстрелян уже после войны), детей у нее не было.       

Ирина Эфрон

Вторая дочь родилась в 1917 году, когда Сергей был на фронте. Время было по-настоящему страшным: голодным, опасным. Марина осталась одна с двумя детьми в мрачной Москве времен военного коммунизма.

Ирина очень отличалась от старшей сестры. Внешне они были похожи. Но в младшей не было блеска и красоты Ариадны. Марина признавалась, что не испытывает к маленькой дочери никаких чувств – она выполняла материнские обязанности, но любви не было. Сестры Сергея Эфрона предлагали забрать малышку к себе. Но Цветаева отказала. Она решила поместить обеих дочерей в детский дом – там дети хотя бы ели каждый день. Через некоторое время она забрала Ариадну домой: девочка заболела малярией. Выхаживая дочь. Марина забыла об Ире и даже не навещала ее. Суровой зимой 1920 года девочка умерла от лихорадки.  

Георгий Эфрон

Единственный, долгожданный и обожаемый сын Цветаевой появился на свет в эмиграции, в 1925 году. Родители жили в Праге, но скоро после рождения наследника перебрались в Париж. Марина влюбилась в сына, как только впервые увидела его. Удивительно, но у ребенка с матерью было почти портретное сходство, тогда как обе его сестры уродились в породу Эфронов. Мальчик был очень крупным, активным, мать не сомневалась, что ему уготована замечательная судьба.

К моменту рождения Георгия (быстро получившего ласковое семейное прозвище Мур) Ариадна была уже достаточно взрослый, поэтому ревности к брату не испытывала. Марина же полностью растворилась в сыне, выполняла каждое его желание, всюду брала с собой. Многие гости были шокированы слишком свободными манерами мальчика и полым отсутствием воспитания. Однако Цветаева воспитывала его – но на свой манер, уделяя максимум времени интеллектуальному развитию. Многие считали его избалованным, но мать будто предчувствовала трагическое будущее сына и старалась обеспечить ему самое счастливое детство.

Когда отец и старшая сестра стали готовиться к отъезду в Россию, Мур горячо поддержал их. Он мечтал о стране, о которой ничего не знал, запоем читал газеты, которые удавалось достать в Париже, уговаривал мать не тянуть с отъездом. Она сомневалась до последнего, чутьем угадывая, что счастья возвращение не принесет. Однако под напором других членов семьи сдалась.

Марина с Георгием приехали в Россию в 1939 году. Первое время они жили на даче НКВД, выделенной им как «возвращенцам». После ареста мужа и дочери Цветаева перебралась в Москву, Мур пошел в старшие классы школы. Он был очень самостоятельным, неплохо учился, занимался рисованием, много писал. Дневник Георгия Эфрона сохранился, он полон не только бытовыми заметкам. но и очень глубокими размышлениями о прошлом и будущем.

Будущее семьи оказалось нерадостным. В начале войны Марина с сыном эвакуировались и оказались в Елабуге. Жили очень тяжело, плохо приспособленная к быту Цветаева была растеряна, сломлена, испугана. Единственное, что держало ее – стремление заботиться о сыне. Однако выдержала она недолго. После трагической смерти матери Мур уехал в Среднюю Азию, закончил учебу. В 1944 году Георгию исполнилось 18, он был призван на фронт и очень быстро погиб.  

Цветаева-мать // Jewish.Ru — Глобальный еврейский онлайн центр

Мать с детства объясняла ей, какая это честь – быть дочерью Марины Цветаевой. Попутно обвиняла в смерти сестры и заставляла заботиться о маленьком брате. Родившись в роскоши в Москве, Ариадна Эфрон дважды отсидела в лагерях и умерла на казённой койке, похоронив перед этим всю семью.

Её детство прошло в изящном обрамлении поэтической богемы, в Москве и Коктебеле, среди удивительных людей, совсем не таких, как прочие. Крестила Алю Елена Волошина – мать знаменитого поэта. Бескомпромиссная женщина передовых взглядов, она носила короткую стрижку и просторные одеяния – в день крестин была одета в татарский кафтан собственного шитья, украшенный бисером. Священник принял её за мужчину и не хотел допускать к обряду в качестве крёстной матери. Недоразумение удалось уладить профессору Ивану Цветаеву – дедушке Ариадны. Почтенный директор Музея изящных искусств, одетый в парадный генеральский мундир, проявил немалую выдержку, убеждая служителя культа принять крёстную, как есть.

В московском доме, который её родители купили вскоре после женитьбы, у Али была просторная детская. Куклы, серая волчья шкура на полу возле ажурной кроватки, книжки, принадлежавшие ещё бабушке Ариадны – пианистке Марии Мейн, второй жене её значительного дедушки. Аля любила Шарля Перро и «Священную историю в иллюстрациях Гюстава Доре». Но центром вселенной для нее в детстве была, конечно же, Марина. Внимания со стороны матери было мало, но все это из-за того, думала Аля, что «Марина пишет стихи». «Ты будешь невинной, тонкой. Прелестной – и всем чужой. Пленительной амазонкой. Стремительной госпожой…» – написала Цветаева, когда девочке исполнилось два года. Их отношения с самого начала складывались как дружеские, партнёрские. Точнее, такими их складывала с момента рождения дочери сама Цветаева.

К 1918 году счастливое детство обратилось нуждой и скитаниями. Шла Гражданская война, отец сражался в добровольческой армии где-то на юге России. Але было шесть лет, её младшей сестре Ире – чуть меньше трёх, они жили с матерью в чердачной комнате в Борисоглебском переулке в Москве. В городе практически невозможно было найти продукты, дома из всей еды под столом – початый мешок картошки, и он скоро кончится. Цветаева не получала паек, хотя служила при комитете по делам национальностей. Положение было отчаянным. Обессиленные дети, открытые любым болезням, всё время просили есть. Кто-то подсказал, что можно пристроить девочек в приют в Кунцево – правда, для этого нужно выдать их за приёмных. Это чудовищно, безусловно, но там была еда, и после мучительных раздумий Цветаева отвезла девочек.

В конторе приюта Аля называла маму «крёстная». Через два месяца она заболела воспалением лёгких – при малярии и чесотке. Марина была рядом, сидела у кровати и кормила сахаром, чтобы не видел никто, даже алчущие глазки маленькой Ирины. Температура не спадала несколько дней, и мать забрала Алю домой – был январь 1920-го. Младшую оставила в приюте, и она умерла в следующем феврале. Цветаева узнала об этом, стоя в какой-то голодной московской очереди, ей никто не прислал извещения. Из-за болезни Али она не могла отлучаться к Ире, потом раскаивалась, винила себя в её смерти. Но когда Аля подросла, Марина сказала, что ради её, Алиного спасения она сделала этот страшный выбор, в те дни он бывал и похлеще. И попросила её об этом помнить, словно есть способ забыть о таком.

Сергей Эфрон отступил с остатками белогвардейцев и осел в Европе. Учился на философском факультете Пражского университета. Вместе с матерью Ариадна уехала к нему в 1922 году. Жили на его стипендию, Цветаева пыталась издаваться – сначала вроде бы с успехом, но потом стало совсем тихо. Быт и нищета продолжали гнести, зато в душе запели птицы. Константин Родзевич изучал право в Карловом университете и был приятелем Эфрона. Его роман с Мариной развивался бурно, на глазах всей эмигрантской тусовки: унижать враньём Эфрона она, конечно же, снова не стала, как и в прошлые свои любовные истории. В 1925-м у Марины родился сын Георгий, записанный как Эфрон. Она была счастлива, несмотря на все последующие тяготы, давно мечтала о мальчике. Они с Сергеем вместе об этом мечтали – так она и подала ему ребёнка. Родзевич отказался от отцовства, Эфроны переехали в Париж. В доме малыша называли Мур, Цветаева над ним порхала и ужасно гордилась. От всех хотела влюблённости в него – не все торопились отвечать, и Марина с усердием это компенсировала. Сестра Цветаевой, Анастасия, считала, что мальчик вырос колоссальным эгоцентриком, и вспоминала, что всю жизнь он вызывал у нее настороженность.

Аля довольно рано стала помогать матери не только по хозяйству, но и в поиске денег: где-то убирала, кому-то прислуживала. В Париже изучала оформление книги, гравюру и литографию в училище прикладного искусства, училась в высшей школе Лувра. Писала стихи, пробовалась в русскоязычных французских журналах, переводила Маяковского. Ещё когда ей было около 11 лет, мать записала: «Сплошные вёдра и тряпки, где уж тут развиваться. Мне её жаль, потому что она такая благородная и никогда не ропщет, но к 20 годам с такой жизнью она может озлобиться люто». Дома Аля чувствовала, что нужна только в качестве няньки для Мура. Однажды бросила матери: «Ты думала, я служить буду только вам?!» И ушла из семьи – устроилась помощницей к зубному врачу. Он в итоге денег не заплатил – пришлось возвращаться домой. Решила свести с жизнью счёты, даже записку оставила классического содержания. Открыла газовую духовку на кухне, пока дома никого не было, но не повезло – отец вернулся не вовремя.

Эфрон давно советовал Ариадне возвращаться в Советский Союз и сам хотел: за границей жизнь не клеилась, и тоска разъедала душу. Против была Цветаева – она считала, что возвращаться некуда. Страны, которую они любили, больше нет, а то, что есть, любить невозможно. Аля вернулась из эмиграции первой – в марте 1937 года. Ей очень понравилась обновлённая Москва. Она к тому же встретила Самуила Гуревича, ставшего её гражданским мужем. Он был женат, ей было на это плевать. Священная слепота любви. Арестов, шедших один за другим у друзей и соседей, она словно не замечала. Пятнадцать лет эмиграции здорово высушили её память.

Алю арестовали в августе 1939 года. Был обыск, её увезли тюрьму, на допросе сразу же избили. Требовали, чтобы сказала, что её отец принадлежит к французской разведке. Дальше пытали по накатанной, «гуманной» схеме: день арестованный проводит на ногах, а ночь – на допросе. Через месяц на вопрос, почему ваша мать уехала за границу, она всё-таки ответила: «Моя мать враждебно относится к советской власти», что, в общем-то, было чистой правдой. Сообщила, что та принадлежала к белоэмигрантской тусовке и сотрудничала с журналом «Воля России». Оговорила себя и отца. Ей дали в итоге восемь лет исправительно-трудовых лагерей за шпионаж. Поговаривали, что она действительно иногда помогала отцу, который на почве ностальгии по утерянной родине ещё за границей стал сотрудничать с НКВД. Сергея Эфрона арестовали в ноябре 1939 года. В своём последнем слове на суде он заявил: «Я не был шпионом, я был честным агентом советской разведки». Его расстреляли.

В заключении Ариадну спасала переписка с Пастернаком, дружеская, сердечная. Она первая написала подробный и обстоятельный критический разбор романа «Доктор Живаго». Главным событием времён заключения для неё стали вновь потеплевшие отношения с матерью. Марина поддерживала горячо и всецело, утешала как могла, даже веселила её в письмах, хотя сама зарывалась в пучину собственной депрессии всё глубже. Возвращение в несуществующую для неё страну только подкоптило горечь, семью Эфронов было не вернуть. Писать хотелось только о смерти, а ведь она всегда писала о любви. Отношения с Муром разлаживались день ото дня, она чувствовала, что становится ему всё более в тягость. Но его раздражало всё, что окружало, а не только Маринино тщедушное интеллигентство и бесконечная жажда заботы. Однажды он сказал ей, что хочет покончить с собой, и она поняла, что если сделает это сама, то освободит его. И весь грех возьмёт на себя. Перед тем как натянуть на свою шею верёвку в елабужских сенях дома Бродельщикова, она написала три письма: сыну, семейству Асеевых и ссыльным друзьям. Перед сыном извинялась, просила понять, остальных умоляла позаботиться о Муре.

Известие о смерти матери Ариадна получила тоже как-то случайно. И теперь уж точно ощутила, что ей надо во что бы то ни стало жить ради стихов Марины. По освобождении она была арестована повторно, но вскоре выпущена за отсутствием состава преступления. Получила паспорт, запрещающий проживание в крупнейших городах СССР, и только после реабилитации в 1955 году смогла вернуться в Москву. Жила в каморке у друзей, собирала ранее неизвестные тексты Марины, пыталась что-то публиковать, но с малым результатом. Берегла архив Цветаевой до лучших времён, написала собственные рассказы и воспоминания, украшала в них мать, идеализировала её, мистифицировала. Любила, искала способ простить и оправдать.

Всегда и везде, где видела красоту, чувствовала боль, обнаруживала тайну, Ариадна хотела писать. Но всякий раз не оказывалось то сил, то бумаги, то чернил – всё приходилось таскать «на сердце, которое вот-вот лопнет», жаловалась она дневнику. Она умерла в 1975 году от обширного инфаркта. Ей было 63 года. Врачи говорили, что при вскрытии на её натруженном сердце нашли рубцы от инфаркта, перенесённого «на ногах». «Воспоминания дочери» Ариадны Эфрон вышли в свет только через 14 лет после её смерти – в 1989 году.

Парижское обозрение — Десять афоризмов русской революции

Марина Цветаева

Марина Цветаева — один из самых известных русских поэтов двадцатого века. Она родилась в Москве в 1892 году у отца-классика и матери-пианистки. Свою первую книгу стихов она опубликовала в семнадцать лет. Она пережила русскую революцию и последовавший за ней голод в Москве и писала о них. В 1922 году Цветаева и ее муж Сергей Эфрон вместе с двумя детьми бежали из России.Они жили в условиях растущей бедности в Париже, Берлине и Праге. В 1939 году они вернулись в Москву, а через два года, в 1941 году, ее муж и дочь были арестованы по обвинению в шпионаже. Ее муж был казнен, а дочь заключена в тюрьму. Цветаева, похоже, не знала, что ее муж был шпионом: когда полиция допросила ее, она прочитала им французский перевод своих стихов и ответила на их вопросы с таким замешательством, что полиция пришла к выводу, что она невменяема. Цветаева и ее сын были эвакуированы в Елабугу, где в августе 1941 года Цветаева покончила жизнь самоубийством.Эти афористических фраз взяты из дневников и записных книжек, которые она вела, когда жила в Москве с 1917 по 1922 год:

1. Предательство уже указывает на любовь. Знакомого нельзя предать.

2. Вы не хотите, чтобы люди знали, что вы любите определенного человека? Тогда скажите: «Я его обожаю!» Но некоторые знают, что это значит.

3. Чувственная любовь и материнство практически исключают друг друга.Подлинное материнство мужественно.

4. Я должен пить тебя из кружки, но я пью тебя по каплям, от которых у меня кашляет.

5. Сердце: это скорее музыкальный, чем физический орган.

6. Сколько материнских поцелуев ложится на недетские головы — и сколько нематериальных — на детские головы!

7. Насыщенный раствор. Вода больше не растворяется.Таков закон. Вы раствор, насыщенный мной. Я не бездонный чан.

8. Все невысказанное не сломлено. Так, например, нераскаявшееся убийство — осталось. То же самое и с любовью.

9. Родство по крови грубое и сильное, родство по выбору — хорошо. А что нормально может порвать.

10. Любить — значит видеть человека таким, каким его задумал Бог, а его родители не смогли создать его.Не любить — значит видеть человека таким, каким его сделали родители. Разлюбить: значит вместо него увидеть стол, стул.

Выдержки из Земных знаков: Московские дневники, 1917–1922 гг. , Марина Цветаева, перевод Джейми Гамбрелл. Опубликовано с разрешения New York Review Books Classics.

Джейми Гэмбрелл — писатель о русском искусстве и культуре. Ее переводы включают «День опричника » Владимира Сорокина, «Метель » и, для NYRB Classics, Ice Trilogy .В 2016 году она была удостоена Премии Торнтона Уайлдера за переводы.

Марина Цветаева считается одним из самых известных поэтов России ХХ века. Наряду с многочисленными пьесами в стихах и прозе, ее произведения включают несколько длинных стихотворений, среди которых Поэма конца , Поэма горы и Крысолов .

«Так не суждено в этом мире»

Марина Цветаева

Марина Цветаева широко признана критиками и российскими читателями как ведущий русский поэт ХХ века.Райнер Мария Рильке писал Цветаевой в 1926 году: «Ты, поэт, чувствуешь, как ты меня поразил… Я пишу, как ты, и, как ты, спускаюсь на несколько ступенек вниз от предложения в антресоль скобок. . » (Пастернак, Цветаева, Рильке: Письма, лето 1926. Перевод Маргарет Веттлин и Уолтер Арндт. Нью-Йорк, 1985).

Марина Цветаева родилась в Москве в 1892 году. Ее отец был основателем Московского музея изобразительных искусств, мать — пианисткой. Марина издала свой первый сборник стихов, «Вечерний альбом », «» в семнадцать лет.После революции, когда ее муж Сергей Эфрон воевал в Белой армии, Цветаева и две ее маленькие дочери оказались в ужасной нищете. Ее младшая дочь умерла от голода. В 1921 году Цветаева эмигрировала сначала в Берлин, затем в Чехословакию, а затем в Париж к мужу. Ее сборник стихов « Mileposts I » был издан в Москве в 1922 году, когда она эмигрировала, и вызвал большое восхищение Бориса Пастернака. В Праге Цветаева написала несколько своих лучших стихотворений, опубликованных в Париже в ее сборнике « После России ».Другие книги, опубликованные ею в эмигрантский период, включают Расставание, (Берлин, 1921), стихов Блоку, (Берлин, 1923) и Психея, (Берлин, 1923). Бедность, которую Цветаева пережила в послереволюционной России, последовала за ней в эмигрантские годы. Верность мужу вернула Цветаеву в Советский Союз. Через два месяца после приезда Цветаевой в Москву ее дочь Ариадна была арестована; через месяц арестовали и ее мужа. Когда немцы напали на Россию, Цветаева была эвакуирована в Елабугу в Средней Азии.Не найдя работы для себя и еды для сына, она повесилась 31 августа 1941 года.

»Подробнее о Марине Цветаевой

Переведено с русского к Нина Косман

Нина Коссман, уроженка Москвы, является автором двух сборников стихов на русском и английском языках. Она перевела два тома поэзии Марины Цветаевой: В сокровенный час души и Поэма конца . Ее переводы русской поэзии были включены в книгу Нортона World Poetry и в антологии изданий Doubleday, Harcourt Brace и Oxford University Press. За границей, сборник рассказов о ее московском детстве, был опубликован Уильямом Морроу и Ко в 1994 году и переведен на японский язык (Токио, 1994). Ее проза транслировалась в программе рассказов Всемирной службы Би-би-си, а ее стихи и рассказы печатались в российских, американских, британских и голландских периодических изданиях. Она отредактировала Gods and Mortals: Modern Poems on Classical Myths, антологию, опубликованную Oxford Unversity Press в 2001 году. Две из ее пьес были поставлены в Нью-Йорке, а ее одноактный Miracles включен в Women Playwrights : Лучшие пьесы 2000 года.

»Подробнее о Нине Косман

Поэма недели | Поэзия

«Неподвижный триумф» … Пражские мосты в тумане. Фото: Reuters

Марина Цветаева, родившаяся в 1892 году, входила в выдающуюся «большую четверку» русских поэтов, в которую также входят Анна Ахматова, Борис Пастернак и Осип Мандельштам. Эти писатели, конечно же, принадлежат к более широкому современному движению, которое расцвело в Европе и Америке в начале 20 века. Хотя их поэзия не отрывается от традиционной формы, ее язык и выразительный диапазон создают новую территорию воображения.

Советская революция и последовавшая за ней борьба за власть обрекали этих поэтов стать жертвами и героическими свидетелями исторической травмы. Пастернак и Ахматова пережили Сталина и в конечном итоге получили ограниченное признание за пределами своей родины. Только в своих стихах Цветаева и Мандельштам осуществили старый русский афоризм о том, что «поэт переживает царя».

Цветаева была высокообразованной дочерью профессора изящных искусств Московского университета и матери-пианистки.Когда ее мать умерла от туберкулеза, 14-летняя девочка добровольно бросила учебу на фортепиано и погрузилась в сочинение стихов. У нее был ранний литературный успех и ранний брак с Сергеем Ефроном, от которого у нее было трое детей. Эфрон воевал с Белой армией в гражданской войне: его неоднозначная карьера закончилась казнью в 1941 году. Это был тот самый год, когда Марина, одна в маленьком городке Елабуга, прожила жизнь в крайней нищете и безвестности в различных эмигрантских общинах. никогда не мог эмоционально принадлежать, доходил до изнеможения.После ссоры со своим сыном-подростком, которого она обожала, она повесилась.

Как и многие английские читатели, своим открытием Цветаевой я обязан талантливой поэтессе и писательнице Элейн Файнштейн. Сотрудничая с различными российскими учеными, в частности с Ангелой Ливингстон, Файнштейн в начале 1970-х подготовил подборку переводов, которые оказали огромное влияние и постоянно переиздаются. Совсем недавно в сборнике стихов и переводов Файнштейна (Carcanet, 2002) добавлены тексты Цветаевой, а также множество других переводов стихов из России и других стран.

Файнштейн написал биографии Теда Хьюза, Пушкина и Ахматовой, а также Цветаевой. Но Цветаева — писатель, с которым ее творческая связь носит наиболее личный характер. В своем новом романе Русский Иерусалим именно Цветаева, как Вергилий, ведет автора в путешествие по подземному миру, во время которого она встречает или подслушивает литературных деятелей, которые ее вдохновляли, и наконец достигла Одессы своей еврейской общины. , Белорусские предки. «Все русские — евреи», — заявила Цветаева, не еврейка, и это типично смелое утверждение является эпиграфом к книге.Это не может просто означать, что русских поэтов боялись и преследовали как угрозы статус-кво: в этом отношении почти все независимые русские были евреями. Хотя они могли быть «внутренними», если не настоящими эмигрантами, русские поэты до недавнего времени обожествлялись простыми людьми. Но это правда в более глубоком смысле: эти писатели составляют творческую семью. Как показывает «Русский Иерусалим», это семья, превосходящая временные границы.

Переводы Файнштейна доказывают, что стихотворение может быть возрождено на его родном языке.В «Русском Иерусалиме» она вспоминает спор во время телеэкрана на Кембриджском фестивале поэзии между ней и Иосифом Бродским по вопросу о переводе рифмы и размера. Бродский до безумия настойчив: рифмовать сложно, но единственный способ попасть в Карнеги-холл — это «практика, практика, практика». Возмущенный Файнштейн указывает, что Мильтон, Шекспир и другие иногда отвергали рифму. Но Бродский непреклонен. В своей собственной работе он был, с разными результатами, переводчиком «рифм или перебор».

Подход Файнштейна более рискованный. В своем переводе она применяет модернистские методы, сохраняя скелет оригинальных форм строфы, но играя ритм, как шар из глины, растягивая его на промежутки между средними линиями, перекатывая вперед в анджамбле, оттягивая назад, прерывая, всегда делая он гибкий и непредсказуемый. Риски окупаются: стихотворение становится живым организмом, что бывает редко и, к счастью, с метрическим переводом. Борис Пастернак писал о поэтической форме Цветаевой, что она «возникла из жизненного опыта — личного, не узкогрудого и не одышки от строчки к строчке, но богатых, компактных и обволакивающих последовательностей строфы за строфой в ее обширных периодах непрерывного ритма».Это описание побудило Файнштейна изучать Цветаеву. И те качества, которые Пастернак находит в русской просодии Цветаевой, присутствуют и в английских переводах.

Цветаева переехала в Чехословакию в 1921 году, где снимался великолепный эпизод «Поэма конца», который заново переживает последние фазы ее самого интенсивного любовного романа. Я выбрал восьмое стихотворение цикла, мощное, почти гипнотическое произведение, которое, кажется, повторяет собственный путь пары, когда они пересекают Прагу, цепляясь друг за друга и обсуждая их надвигающееся расставание.(Обратите внимание, что в предпоследней строфе «как он заканчивается» в оригинале имеется отступ, важный эффект, который может быть воспроизведен не во всех браузерах, но который могут себе представить читатели.)

Я благодарен Майклу Шмидту из Carcanet Press и Элейн Файнштейн за разрешение представить это стихотворение — прекрасное завершение нашего небольшого «фестиваля переводов» последних недель.

Последний мост Я не сдамся и не вырву свою руку это последний мост последний мост между

водой и твердой землей: и я откладываю эти монеты на смерть для Харона, цена Леты

эта тень -деньги из темной руки я беззвучно вдавливаю в темную тьму его

теневые деньги не мерцают и звенят в нем монеты для теней: у мертвых хватит маков

Этот мост

Влюбленные по большей части без надежды : страсть тоже всего лишь мост, средство связи

Приятно прижаться к ребрам, двигаться в призрачной паузе ни к чему, кроме ничего

ни рук, ни ног, только кость моего бока живое там, где оно давит прямо на вас

жизнь только в этой стороне, ухо и эхо это: там я прилипаю, как белок к яичному желтку, или эскимос к его меху

клей, прижимая к вам: сиамские близнецы a не ближе.Женщина, которую вы называете матерью

, когда она все забыла в неподвижном торжестве, только для того, чтобы нести вас: она не держала вас ближе.

Пойми: мы спали в одно целое, и теперь я не могу прыгать, потому что не могу отпустить твою руку

и меня не оторвут, когда я прижмусь к тебе: этот мост не муж а вот любовник: а просто проскальзывает мимо

наша опора: ибо трупами питается река! Я кусаюсь, как клещ, ты должен вырвать мои корни, чтобы избавиться от меня

, как плющ, как клещ, бесчеловечный, безбожный, чтобы выбросить меня, как вещь, когда нет

в этом пустом мире вещей, которые я когда-либо ценил .Скажем, это всего лишь сон, ночь, а потом утро

экспресс в Рим? Гранада? Я не узнаю себя, когда отталкиваюсь от Гималаев постельного белья.

Но эта тьма глубока: теперь я согреваю тебя своей кровью, слушай эту плоть. Это гораздо правдивее, чем стихи.

Если тебе тепло, то к кому ты завтра пойдешь за этим? Это бред, пожалуйста, скажите, что этот мост не может закончиться

, так как он заканчивается

— Так вот? Его жест мог сделать ребенок или бог.- Так что? — Кусаюсь! Еще немного времени. Последний из них.

Плененный дух: Россия Марины Цветаевой

В России больше музеев, посвященных русской и советской поэтессе Марине Цветаевой и ее семье, чем любому другому поэту. Вот список лучших мест для посещения в России Цветаевой, которые разбросаны по всей стране, от Тарусы до Феодосии. Приступим, или, как говорят русские — Поехали!

Мемориальная квартира-музей Марины Цветаевой в Москве

Марина Цветаева, ее муж Сергей Эфрон и их двухлетняя дочь Ариадна переехали в квартиру на втором этаже четырехэтажного дома в Борисоглебском переулке в сентябре 1914 года.Семья занимала единственную двухуровневую квартиру в доме, № 3, с выходом на чердак, и прожили здесь восемь лет.

Это «Дом-Корабль» с его «Чердачным дворцом» и величественной старинной лестницей, имевшей почти домашний шарм русской усадьбы, которую Марина Цветаева считала своим домом всю свою жизнь. Из 15 книг, изданных Цветаевой за свою жизнь, 11 написаны именно в этой квартире.

В 2017 году в музее была проведена реконструкция, для посетителей открыли гостиную, «Ренегат-комнату», как ее называла Цветаева.В доме сохранился дух семейной жизни Цветаевых: старые фотографии, «гора рукописных бумаг», мебель XIX века, фарфор, игрушечные домики и граммофон в углу.

Музей открыт с 12:00 до 19:00 (21:00 по четвергам) каждый день, кроме понедельника и последней пятницы каждого месяца. Билет для взрослого стоит 200 рублей, а для лиц, имеющих право на скидки, 100 рублей. Тематические и индивидуальные экскурсии по дому можно заказать по телефону +7 (495) 697-53-69; за дополнительную плату от 400 до 500 рублей с человека.По четвергам в 19:00 и каждую субботу и воскресенье в 12:30 проводятся обзорные экскурсии для групп, которые не нужно бронировать заранее, достаточно прибыть в назначенное время. Аудиогид также доступен на сайте музея.

Дом-музей семьи Цветаевых в Ново-Талицах

Деревянное здание прихода в селе Ново-Талицы на берегу реки Вергуза близ Иванова было приобретено дедом поэта и священником Владимиром Цветаевым в 1853 году.До 1928 года здесь проживало три поколения семьи Цветаевых. Здесь выросли четверо братьев Цветаевых: Петр, Иван (основатель и первый директор ГМИИ им. А.С. Пушкина, отец Марины), Федор и Дмитрий. В последние годы здесь жила семья старшего сына Петра.

Дом стал Домом-музеем семьи Цветаевых в 1995 году. В музее можно не только узнать о жизни семьи поэта, но и о крестьянской жизни и жизни сельского духовенства в России XIX века. .Здесь также выставлены личные вещи, книги, молитвенники и архивные фотографии. Сейчас здесь проводят экскурсии для взрослых и игры для детей, а также проводят свадебные церемонии. Ежегодно в последние выходные мая в музее проходят чтения произведений Цветаевой.

Музей открыт с 11:00 до 17:00 ежедневно, кроме понедельника. Взнос для взрослых — 50 рублей, для школьников и студентов — 20 рублей. Стоимость экскурсии 350 руб. Добраться до музея можно на общественном транспорте из центра Иваново маршрутными автобусами №№.119, 121а, 129 и 141 через Пушкинскую площадь (площадь Пушкина) или на автобусе № 111, 119 от Площади Победы (Площадь Победы) через Пушкинскую площадь.

Мемориальный комплекс Марины Цветаевой в Елабуге
В августе 1941 года Марина Цветаева была эвакуирована в Елабугу, где ей и ее сыну Георгию была предоставлена ​​комната в семейном доме Бродельщиковых. В Елабуге она прожила всего 11 дней — 31 августа Марина Цветаева покончила жизнь самоубийством, так жить дальше не могла.

Интерьер комнат мемориального комплекса Марины Цветаевой полностью восстановлен. Ее берет лежит на ее нераспакованных чемоданах, а на диван наброшено вязаное одеяло. Вы можете почувствовать «вечные сумерки и вечные колокола». Самым ценным из экспонатов коллекции является французский блокнот в марокканском кожаном переплете, вынутый из кармана ее фартука после трагедии.

Этот дом и музей являются частью Елабугского мемориального комплекса, в который также входит площадь Марины Цветаевой (Площадь Марины Ивановны Цветаевой) с бронзовым памятником, могилой поэта и культурным центром ее имени.

Дом-музей Елабугского мемориального комплекса Марины Цветаевой находится на Малой Покровской улице, 20. Музей открыт с 9:00 до 18:00 ежедневно, кроме понедельника.

Музей Марины и Анастасии Цветаевых в Феодосии

Марина и Анастасия Цветаевы жили в Феодосии с 17 октября 1913 года по 1 июня 1914 года. Этому периоду жизни двух сестер посвящена выставка в городском музее. В комнатах хранятся личные вещи семьи, их сочинения, уникальные фотографии и книги.Этот музей и квартира пытается воссоздать атмосферу довоенной Феодосии, «полную уютных семей, дружеских праздничных посиделок, ожиданий гостей и наивного преклонения перед талантами».

«Это сказка Гауфа, кусочек Константинополя … и мы поняли — мы с Мариной — что Феодосия — волшебный город, и что мы полюбили его навсегда», — написала Анастасия Цветаева в «Воспоминаниях». (Воспоминания).

Летом музей открыт семь дней в неделю с 10:00 до 18:00; и с 12:00 до 20:00 по пятницам (касса закрывается в 19:15).Зимой он открыт с 10:00 до 16:00 и закрыт по понедельникам. Стоимость билетов для взрослых — 80 рублей, для детей и студентов — 50 рублей, включая экскурсию.

Литературно-художественный музей Марины и Анастасии Цветаевых в Александрове

Марина Цветаева провела свое «Александровское лето» в 1916 году, в то время как ее младшая сестра Анастасия жила в городе со своим мужем Морисом Минцем. Он работал на стройке местного военного завода. Семья сняла полуразрушенный дом, построенный в первой половине XIX века на окраине Александрова — городка Владимирской области.

«Хижина на берегу воды (а что есть в этом городе, что не на берегу?), Выходящая крыльцом на овраг. Маленькая деревянная избушка, как у Бабы Яги. Зимой — только печь (с вилками, с очагом!), Летом — только дикая жизнь: зелень, прорастающая через окно », — написала Цветаева.

Дом, в котором когда-то жила семья Цветаевых, находится в аварийном состоянии. Экспозиция музея находится в соседнем здании — в доме Лебедева. Он воссоздает атмосферу Серебряного века русской поэзии с мебелью начала 20 века, немецкими пианино Bechstein и архивными фотографиями.Здесь почти не выставлено никаких личных вещей Цветаевой, за исключением стола, на котором она сидела и писала стихи. Это «музей метафор», где каждый экспонат — отражение чего-то в творчестве Цветаевой.

Музей открыт ежедневно с 8:30 до 17:00, кроме понедельника и вторника.

Тарусский музей семьи Цветаевой

Марина и Анастасия Цветаевы зимовали в городе Таруса с 1907 по 1910 год.Сестры жили в так называемом «Доме Тио», купленном в 1899 году их дедом по материнской линии Александром Даниловичем Майном. Дом находится на улице Розы Люксембург, 30.

В музее представлена ​​мебель из московского дома (в Трехпрудном переулке), где родилась Марина Цветаева, а также предметы, принадлежащие поэту, ее родным, близким и друзьям из Таруса.

Раз в два года в октябре в музее проводятся научные чтения произведений поэта, а каждый год в первую субботу октября отмечается день, посвященный Марине Цветаевой.

Музей открыт с 10:00 до 17:00, кроме понедельника и последней пятницы каждого месяца.

(по российским источникам)

Кларенс Браун · Не нравится Цветаева · LRB 8 сентября 1994

Одна женщина
Остальные смотрят вниз.

Уоллес Стивенс

Цветаева мне никогда особо не нравилась. Грубый способ начать: я делаю это просто потому, что думаю, что, не любя ее очень сильно, я солидарен не только с большей частью ее потомков, но и почти со всеми ее современниками.На пути к тому, чтобы подвергнуть опасности некоторые непопулярные взгляды, неплохо начать с того, которое, если не признается, широко распространено.

Никто не осознавал созданный ею эффект лучше, чем сама Цветаева. Выйдя из испорченного романа с Константином Родзевичем, она написала доверенному лицу А.В. Бахрах: «Быть ​​любимым — это искусство, которым я никогда не овладел». И снова в краткой автобиографической заметке она написала о своем гораздо более раннем «я»: «Мама гордилась мной; другого она любила ». Она искала любви всю свою жизнь или хотела верить, что она это делает, но ее эгоцентризм равнялся почти презрению к любви других.

И все же не любить Цветаеву — это очень неприятно. В самом деле, часть неприязни, несомненно, проистекает из обиды на нее, из-за которой человек чувствует себя таким виноватым. Еще более невыносимо оказаться в лагере, пусть и незначительного, в лагере свинского Зелинского, который в «внутренней рецензии» (прием тайного осведомителя в государственной издательской империи) осудил ее работу как непригодную для советских глаз.

Марина Цветаева — одна из трех или четырех величайших поэтов современной России — шагов новая колумбийская энциклопедия за 125 долларов , где она не упоминается даже в списке, и одна из самых оригинальных и проницательных критиков.Она была женщиной необычайной моральной отваги, отваги tout court , с решимостью жить своей собственной жизнью в аду, несмотря на то, что это, вероятно, не имеет себе равных в недавнем опыте. Она во многом напоминает Симону Вейль. Безусловно, сочетание поэтического гения такого масштаба с этими качествами уникально. Целью жизни Вейля была справедливость в каком-то космическом масштабе; Цветаевой это были стихи.

Тем не менее, это правда, что даже читая о поистине жестоком обращении с ней со стороны русской эмигрантской общины в Париже, человек беспомощно им сочувствует.Если каким-то чудом удастся исправить трагедию самоубийства Цветаевой в 1941 году и вернуть ее на землю, чтобы закончить отведенное ей время, то, увидев ее приближение, все же можно было бы перейти на другую сторону улицы. В жизни она была просто плохой новостью. Она представляла собой непонятное сочетание ранимой и тщеславной женщины с детьми, которых она обожала и которых едва могла накормить (маленькая дочь умерла от голода), с ребенком-мужчиной мужа, которому она была рабски предана — как собака, в своей собственными словами — хотя именно его бестолковый политический авантюризм привел к ее роковому возвращению в Советскую Россию и гибели; но писала как мужчина.

В возмутительном конце этого предложения вы видите еще одну причину ее неприязни. Невозможно писать о ней, не рискуя гневом, который встретит такую ​​мысль, которую половина ее читателей могла бы молча развлечь, но сегодня выразили бы только марсиане. По мужски? Разъяренные руки взметнутся по залу: как именно пишет «мужчина»? Объясните подробно, даже если это означает отказ от настоящего эссе. Я не могу. Я не знаю. Но ломающий кости барабанный бой, топот копыт, бессловесный, колотящий натиск, свистящее столкновение безжалостных существительных, удары ружья в дверь, синтаксис, перекрученный, как шея лошади в Гернике, всеобщая оглушительность — это не так, кто-то как-то отчаянно чувствует, что это не по-мужски.

Это не так, как писала София Парнок, лесбиянка, с которой у Цветаевой была страстная короткая интрижка. Не так, как писала Ахматова, даже в «воинственных» стихах, которыми она пыталась укрепить советские хребты во время гитлеровского вторжения. Не так, как писала Каролина Павлова, современница Пушкина и предшественница, которой дорожила Цветаева. Те, кто пишет о Цветаевой, склонны искать образы насилия и принуждения: прекрасная недавняя статья Клаудии Рот Пирпон в New Yorker была озаглавлена ​​«Ярость Афродиты».Ее проза собрана под рубрикой A Captive Spirit ; ее лучший переводчик, Элейн Файнштейн, взяла строчку «Пленный лев» как название своей прекрасной биографии.

Цветаева писала как мужчина. Теперь, когда я написал это дважды, это кажется менее страшным. Она писала как жестокий мужчина, разъяренный пленом, как полагают ее лучшие летописцы, мужчиной и женщиной. Что на самом деле делает признание этого таким пугающим с самого начала? Если музыкант, слушающий кассету, может определить, черные или белые пальцы на клавишах, следует ли дрожать, чтобы признать, что живой голос, мгновенно различимый как мужской или женский, оставляет свой отпечаток на странице? Русский — это язык, в котором по законам грамматической согласованности лирическое «я» должно указывать свой пол на всей странице.Я помню раздражение Анны Ахматовой, когда она обнаружила в американском издании своего произведения, которое я только что тайком привез и подарил ей, стихотворение инопланетянина, написанное не ею. «Это мужского лица!» — «И это говорит мужское лицо!» — сказала она. Это было уже слишком. Цветаева, не разделявшая его политики, восхищалась силой (ее выражением) поэзии Маяковского. На мой взгляд, стихи Маяковского — это разновидность нервного, подросткового битья в грудь рядом с ее натиском на чувства читателя.

Но если она писала как мужчина, она также писала как женщина, с женской нежностью, женским ясновидением и женской силой.Этот разрушенный роман с Родзевичем, который умер в 1988 году (после карьеры в КГБ, по словам Виктории Швейцер), произвел Поэму конца , мучительный памятник неудавшейся любви, которую никто не приписал бы мужскому сознанию и с чем не могла сравниться даже поэтесса, лауреат обреченной любви Ахматова.

Как мужчина, так и женщина. Стоит ли мне принять решение? Невозможно. Она никогда не принимала собственных решений и не видела в этом необходимости. Кажется, теперь я слышу ее презрение к болтовне, когда она пытается отнести свою работу к гендерным категориям.Сама по себе эта попытка является категориальной ошибкой.

Она провела решающее различие между двумя царствами, аккуратно названными по-русски byt и bytie , и почти непереводимыми на английский без малейших перефразировок. Первоначальное русское название книги Виктории Швейцер: Быт и бытие Марины Цветаевой ; В примечании к английскому переводу Анджела Ливингстон правдоподобно объясняет, почему от этого отказались в пользу простого названия: могло ли оно быть переведено как «Жизнь и бытие Марины Цветаевой»? Или «Марина Цветаева: ее повседневное существование и ее высшее — или внутреннее — бытие»? Или «Повседневные детали и опыт реального»? Для Цветаевой нет ничего проще. Byt , ежедневная рутина, когда люди писали как мужчины или как женщины, было чем-то, что нужно терпеть, ненавидеть и осуждать; бытие было тем местом, где был и писал, как Данте, или Гете, или Цветаева. Байт было тем, что убило Маяковского, и у нас есть его предсмертная записка в качестве доказательства; В итоге только Марина Цветаева смогла убить Марину Цветаеву.

Цветаеву не любят, потому что, в какое бы время ни пытались к ней подойти, она уже оставила это время (и вас) — в конце концов, это было всего байт — и создала для себя одно из будущих.Мандельштам в своем эссе «О собеседнике» утверждал, что единственной достойной аудиторией, которую можно представить поэту, является его будущий читатель. Цветаева хотела и считала возможным писать оттуда. На машинописном тексте книги, «убитой» в ноябре 1940 г. Зелинским, одним из ритуальных обвинений которого было обвинение ее в «формалисте», она написала: «Человек, способный называть эти стихи формалистом , просто не имеет совесть. Я говорю это из будущего ».

Ее толстовская ярость против навешивания ярлыков, включая гендерные роли, проистекает из строки из The Ratcatcher , шедевра повествовательной инвективы, основанной на сказке о Крысолове:« девушки носят и мальчики охотятся.’Крысолов явно был ее версией (самцом), спасающей детей, чтобы они не были обречены на мечты добрых бюргеров и даже на своих животных: жена мечтает о своем муже, о ребенке соски, а собака даже не из кости, а из ошейника. Она узнала свой воротник, но никогда не делала его объектом сладких снов. По-собачьи она могла быть в своей преданности своему мужу Сергею Эфрону, но единственное, что ее когда-либо действительно волновало, — это, как она сама писала, заставить человеческую речь передавать нечленораздельные шумы инстинктивных эмоций.Фатический протоязык стона, крика и рычания должен был быть написан кириллическими буквами.

Читателя стихов Цветаевой поражает, во-первых, то, что они не похожи ни на какие другие, а во-вторых, они опасны. Вы можете, например, вывихнуть челюсть или сломать струну гортани, но вскоре вы можете исчерпать свой русский словарный запас и ваше знакомство с русской историей и, прежде всего, фольклором. «Истерия» было обычным термином увольнения. С одной стороны, это может быть легко перевести, хотя английский, любой английский, имеет тенденцию выглядеть бледно-лимонным желе рядом с мегафоническим гранитом и колючей проволокой оригинала.Знаю: у гранита и колючей проволоки нет голоса, а у Цветаевой — нет. В бесценной заметке Анджелы Ливингстон «О методе работы», приложенной к переводам Элейн Файнштейн в « Избранных стихотворениях » (1983), можно найти множество недостатков: «В целом английские версии сознательно менее выразительны, менее громко, менее жестоко, часто менее тревожно и тревожно, чем русские оригиналы ».

Читатели в целом великолепных версий Файнштейна часто задаются вопросом, как они могут быть более решительными или жестокими.Поэзия сама по себе была разновидностью самоубийства перед реальными вещами:

Я вскрыл себе вены. Непреодолимо бьёт
жизней, и ничего не исправить.
Теперь я ставлю миску и тарелки.
Каждая чаша будет мелкой.
Каждая тарелка будет маленькой.
И переливая свои края,
в черную землю, чтобы питать
камыши неудержимо,
без заботы, льется
поэзией.

Если Файнштейн — лучшие стихотворения на основе Марины Цветаевой, то лучшие переводов часто представляют собой простые прозаические тезисы таких ученых, как Саймон Карлинский и Майкл Макин, которые иногда достигают грубой народной правоты, будучи просто правдой.

Кто не прокись — окрыся!
Если не гнилой — давай крысу! (Макин)

Цветаевой в посмертной судьбе так же повезло, как и в жизни ей очень не повезло. До недавнего распада Советской империи вряд ли можно было адекватно написать о ней на ее родной земле. На Западе ее выход из безвестности начался в 1966 году с магистерского исследования Симона Карлинского, Марина Цветаева: ее жизнь и искусство . Вся последующая работа была в долгу перед этой книгой, хотя и немногословной, она должна была касаться нескольких еще живущих людей, и хотя это было ограничено из-за недоступности некоторых стихов Цветаевой.Поклоняясь торжествующей, хотя и менее точной транслитерации, Карлинский через несколько десятков лет опубликовал вторую монографию: Марина Цветаева: Женщина, ее мир и ее поэзия (1985). Он свободен от всех строгостей и приоритетов и может позволить расслабиться в городской среде.

Михаила Макина Марина Цветаева: Поэтика присвоения — бесценный ответ на то, что Осип Мандельштам объявил единственным интересным вопросом о поэте: откуда он? Книга похожа на расширенную сноску к замечанию Карлинского о том, что она (как и Шекспир) никогда не пыталась придумать сюжет.

В случае Цветаевой тема переписывания — по сути, бесконечная, учитывая, что вся литература в некотором смысле происходит от более ранней литературы — требует больше такта и рассудительности, чем обычно. Изучение Макин того, что она сделала из того, что она получила от традиции, позволяет мастерски читать такие важные работы, как The Ratcatcher . Он гениально замечает, например, что это длинное стихотворение жестоко обращается с сюжетами и литературными источниками точно так же, как сам Волынщик обращается с комфортабельными бюргерами Гамельна.Его книга ex hypothesi должна освещать главные произведения иного рода, такие как Поэма конца , которая является повествовательной по своей тенденции, хотя в ней нет реального сюжета, кроме эмоциональной травмы обреченного романа. С легким натяжением будет сказать, что это тоже своего рода присвоение, хотя бы универсальной метафоры путешествия, но даже об этом Макин может сказать очень полезные вещи.

Одна из стратегий для нерусского читателя может заключаться в обращении к Цветаевой через ее прозу.Это было бы средством встречи с уникальным голосом в среде, которая требует от читателей меньше творческой акробатики и интуиции. Превосходный перевод прозы Дж. Марин Кинг доступен в «Марина Цветаева: Плененный дух» , впервые опубликованном Ардисом в 1980 году, а затем в Лондоне Вираго в 1983 году.

Несравненно лучшим кратким введением в поэзию является необыкновенное внимательно прочитал одно стихотворение «Новогоднее поздравление», которое сначала появилось на русском языке, а затем было переведено для его сборника эссе Less Than One (1986).С обманчивой скромностью озаглавленная «Сноска к стихотворению», это введение не только к творчеству Цветаевой, но и к творчеству Бродского, и великолепный памятник той просветительской критике, которая быстро исчезает.

Лучшее общее введение в жизнь Марины Цветаевой — это работа Виктории Швейцер. Впервые опубликованный на русском языке в Париже в 1988 году, теперь он был тщательно сокращен и великолепно переведен на английский язык. Любое другое исследование ее, каковы бы ни были его достоинства, — это извне.Только Швейцер занимается поэтессой и ее творчеством изнутри — из жизненного опыта русской женщины ХХ века и москвички в придачу. Впервые я встретил Викторию Швейцер в Москве в 1966 году, вскоре после того, как ее уволили с работы в Союзе писателей из-за ее соучастия в деле Синявского-Даниэля. Уже тогда она была настолько поглощена сбором всех обрывков, каждой фотографии Марины Цветаевой, что ее личные проблемы почти не беспокоили ее. Никто, даже Карлинский, не может сравниться со Швейцером в отношении сочувствия к Цветаевой, почти идентичного личности.Не могло быть никакого такого преимущества, как недра цитадели советского литературного соответствия и репрессий, с которой можно было бы оценить опасности и победы поэта в ее родной стране.

Что касается ее жизни за границей, Швейцер несколько великодушно пытается оправдать эмигрантское сообщество от самых худших обвинений, даже от собственного самообвинения, и указывает на простой и далеко не несущественный факт, что Цветаева публиковала много и, само собой разумеется, с гораздо большей свободой, чем в Советском Союзе.

Швейцер начинается с поездки в Елабугу, город, где повесилась Цветаева. Она болтает с пожилой парой, которая сняла уголок для незнакомой женщины. Она посещает не могилу, а общее место, где, скорее всего, находится могила. Тон прямой, интимный, сцена тихо регистрируется для читателя, который волен делать из нее все, что ему заблагорассудится. На авторитете писателя не настаивают. В результате получается бесконечно увлекательный рассказ об одной из самых выдающихся литературных жизней нашего времени.Швейцер помогает мне понять Цветаеву лучше, чем когда-либо. Я очень благодарен за это. Это начало.

Научно-образовательный сайт — Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Иногда мелкие ошибки приобретают большое значение и фактически влияют на то, как мы воспринимаем литературную классику. Прекрасный тому пример — новый сборник стихов Марины Цветаевой от издательства «Азбука». На обложке есть фотография другой женщины, взятая из Интернета.Светлана Салтанова, редактор портала IQ.HSE и автор книги о Цветаевой, объясняет, как появилась «фальшивка» и почему читатели больше не узнают и не понимают настоящего поэта.

Девушка с воротником

В 2008 году некто под псевдонимом «Пионы» опубликовал «новый вклад в сообщество двойников» в LiveJournal. Он состоял из серии фотографий известных людей, каждая из которых была соединена со знаменитым двойником. Некоторые спички выглядят потрясающе естественно, а другие — плод воображения Пиони.Среди парных симпатий Пионы были: Муслим Магомаев — Иосиф Кобзон, Надежда Мандельштам — Борис Пастернак, Галина Волчек — Валерия Новодворская. Полный список впечатляет, но только автор знает, было ли все это шуткой.

Следующая часть в серии была самой заманчивой: Пиони нашла двойника… себе. Ее двойником оказалась Марина Цветаева. На своей странице в Живом Журнале Пиони разместила фотографию поэта, сделанную в Париже в 1925 году, а рядом с ней — изображение женщины в ошейнике 1970-х годов.

Марина Цветаева и Пионы

Отслеживание следа Пиони в социальных сетях быстро привело к ее истинной личности. Ее зовут Елена Ерыхова. В 1970 году окончила Ленинградскую школу № 263, в 1972 году — физико-математический лицей № 293, затем Санкт-Петербургский университет. Ее имя в браке — Елена Керзнер, сейчас она живет в Хьюстоне, штат Техас, США.

Обычно это знаменует конец истории, но на самом деле это только начало.

Эффект снежного кома

Теперь любой, кто ищет в Интернете фотографию Марины Цветаевой, с большей вероятностью найдет вместо нее фотографию Пионы. Это не вина любящей близнецов миссис Керцнер. Что сделано, то сделано. Но то, что начиналось как муха слона, с тех пор превратилось в гору.

Теперь фальшивый портрет поэта вырвался за пределы Интернета и попал в печать. Фальшивая Цветаева появилась на страницах книги «Ариадна Эфрон: Неизвестная Цветаева.Воспоминания о дочери », выпущенного издательством« Алгоритм »в 2012 году, в документальном фильме« Марина Цветаева: Последний журнал », который транслировался на канале« Культура », и на мемориальной доске поэту, установленной в Самаре в 2016 году.

Самарский инцидент произвел фурор. В соцсетях разгорелись страсти, активисты забили тревогу, а чиновники пообещали провести расследование. Местная администрация написала в Москву и получила экспертное заключение Дома-музея Марины Цветаевой. Через несколько месяцев город установил новую мемориальную доску, на этот раз с правильным изображением, но все же с неправильным отрывком из одного из стихотворений Цветаевой.Кажется, всего не может быть…

Затем, в 2017 году, «близнец» Марины Цветаевой снова появился — на этот раз в рекламном ролике на канале «Культура», посвященном 125-летию со дня рождения поэта. А совсем недавно издательство «Азбука» напечатало 3000 экземпляров сборника стихов Цветаевой «Любовь плоть и кровь» с юношеской фотографией Ерыховой на обложке.

Обложка «Love is Flesh and Blood…»

Вирусы современности

Девушка с ошейником вошла в историю, так и не сделав ничего, чтобы заслужить эту честь.А история взаимоотношений классики и современности была обновлена ​​с причудливым поворотом.

Ситуация со случаем ошибочной идентификации поначалу казалась счастливой. Но эта случайность повторяется так часто, что указывает на тенденцию.

Мемориальная доска в Самаре — дело любви, и организаторов местных школ, родителей и учителей вряд ли можно было обвинить в безразличии. От начала до конца они преследовали вполне достойные мотивы.

Филологи и художники выпустили книгу с неправильной фотографией на обложке. Были ли они непрофессиональными? Едва ли.

Тогда что здесь происходит? Ушедшие великие люди представляют собой меру любого общества. Но неправильное отношение к человеку и наследию этих гениев говорит не столько о них, сколько о недостатках еще живых.

Одно из недугов, приписываемых сегодняшнему «цифровому» обществу, — это его неспособность правильно работать с информацией, адекватно воспринимать ее, критически оценивать ее по сравнению с альтернативными источниками и отличать реальное от фальшивого.Ученые называют этот навык «медиаграмотностью». По данным социологов, 26% россиян имеют низкую медиаграмотность, 44% — среднюю, а 30% высоко оценивают этот навык. В Минкомсвязи считают это положительным знаком: ученые, однако, не видят повода для радости.

Все-таки проблема не в самих цифрах, а в их последствиях. Благодаря Интернету нас наводняет море информации. Мы занимаемся серфингом буквально по поверхности, имея небольшой уклон или время, чтобы погрузиться глубже.Всегда легче и комфортнее оставаться с привычными. По крайней мере, до тех пор, пока мы не начнем генерировать информацию сами или не будем нести ответственность за свои слова и действия. Но, возможно, мы никогда не достигнем этой точки, и в этом случае мы страдаем от другого великого «вируса» современного общества — отсутствия аутентичности.

По легкомыслию, некомпетентности или недосмотру вирус распространяется со скоростью молнии. На данный момент приключения «девушки в ошейнике» могут вызвать безобидную улыбку, но кто знает, не перестанут ли поклонники Цветаевой через X лет после неоднократных появлений в популярных публикациях и национальных телепрограммах читать ее стихи к образу близнеца?

Охотники за обманом

Есть разные виды подделок.Использование неправильного имиджа — это одно, но «идеологические» ошибки, которые выставляют людей в плохом свете, так же легко закрепляются и распространяются.

Популярные имена хороши для повышения рейтингов СМИ. Создание ажиотажа, ажиотажа, лайков и увеличение количества подписчиков или фолловеров — все, что имеет значение, это результат, будь к черту правда. Имена из прошлого вдвойне хороши: мертвые не приведут вас в суд и не оспорят вашу ложь.

Цветаева — прекрасный тому пример: исключительная открытость и искренность ее писаний делают ее особенно соблазнительной мишенью для нападок («Что бы со мной ни случилось, случится — и об этом я напишу.’) И это чревато как для ее жизни, так и для ее смерти.

Тем, кто охотится за ажиотажем, есть во что погрязнуть в отношении Марины Цветаевой: вопросы материнства, личной жизни, ее отъезда из России и самоубийства… Интернет переполнен всем этим, и на чем сосредоточен каждый человек. зависит от того, ставит ли их цель очернить или обожествить поэта.

«Как Цветаева убила дочь и была отравлена ​​сыном», «Шокирующая история бессердечной матери и поэта» — такие вещи постоянно публикуются и перепечатываются, попутно собирая комментарии, выражающие различную степень враждебности (обвинения, проклятия). , и отказываться читать «хорошие стихи плохого человека»).

Вы можете отклонить Интернет как глобальную кучу мусора и заявить, что вы не «опускаетесь на этот уровень из принципиальных соображений». Но хотим мы этого или нет, именно здесь общественное мнение и информационная повестка дня в значительной степени формируются — и особенно для молодежи. Таким образом, вирус распространяется все быстрее и быстрее — по телевидению, которое 69% россиян смотрят каждый день, и через Интернет, которым ежедневно пользуются 60%.

В марте 2019 года Первый канал запустил программу «Живая жизнь», посвященную Марине Цветаевой.Результат был беспрецедентным: никогда раньше не было такой массовой публики, сидящей на суде. Ужасная мать, плохая жена — журналисты свободно высказывали свое мнение о ней. Но вот вопрос: откуда они взяли информацию, если экспертам музея Цветаевой потребовалось более двух часов, чтобы перечислить все фактические ошибки, содержащиеся в программе? Обратите внимание, что это не призыв к поэзии о ее трудной судьбе, а желание построчно опровергнуть всю неправду, на которой программа основывала свою информацию.

Мелким шрифтом — навсегда

Ровно сто лет назад, в 1919 году, Марина Цветаева написала свою знаменитую строчку: «Ты, через сто лет» как обращение к тому человеку, который придет и услышит. И она закрепила его такими словами: «Стихи написаны — тот человек явится».

Прошло 100 лет, и мы пришли. Но мы часто слышим не поэта, а смотрим в глаза чужой фотографии.

При чем здесь Цветаева? Возможно, ничего.Даже для такого человека, как она, с сильным чувством судьбы, было трудно предсказать будущее. Но, возможно, в каком-то смысле виновата она.

Последняя прижизненная книга Цветаевой вышла на ее родине в 1922 году. За 17 лет вынужденной эмиграции читатели вообще забыли ее имя. Ее возвращение на Родину ничего не изменило — советские критики запретили печатать ее произведения. Прошло еще 17 лет, прежде чем советские власти начали публиковать ее стихи.В 1957 году журнал Crocodile откликнулся на одно из первых публикаций ее работы в печати. Великий фельетон Ивана Рябова, сделав ряд заявлений в духе соцреализма, пришел к выводу, что место Цветаевой «в русском Парнасе очень скромное»

.

Однако заслуга ее соратников-писателей, которые потребовали извинений. В частности, Лидия Чуковская писала: «Поэзия Марины Цветаевой принадлежит будущему. Что же касается Рябова, то если его потомки и запомнят, то только как одного из недоброжелателей великого поэта: в каком-то непонятном месте мелким шрифтом в примечаниях к «Полному собранию сочинений Марины». Цветаева », будет упомянута его нынешняя позорная статья.’

Прошло шестьдесят лет, и все сложилось примерно так, как предсказывала Чуковская. Но тот факт, что «Полное собрание сочинений» поэта еще не опубликовано, возможно, означает, что Рябов не единственный, кто заслуживает того, чтобы его помнили мелким шрифтом.
IQ

---

Том 73 Номер 1 Тезисы

Через призму утраты: элегическая фотопоэтика Марины Цветаевой

Molly Thomasy Blasing

Марину Цветаеву часто называют поэтессой с острым слухом, тогда как визуальный мир считается для нее второстепенным.Это исследование влияния фотографии на поэтическое письмо Цветаевой дает новые доказательства роли визуальной культуры в ее творческом мире. Подробно описывая опыт Цветаевой с материальными и метафизическими свойствами фотографических образов, Молли Томаси Близинг утверждает, что фотография сыграла значительную роль в формировании элегических произведений поэта о смерти, утрате и разлуке. В статье представлен ряд ранее не публиковавшихся архивных фотографий Цветаевой, которые напрямую связаны с ее циклом стихов, посвященных Николаю Гронскому, Надгробие .Блейсинг контекстуализирует это открытие в сети других фотопоэтических встреч в жизни и творчестве Цветаевой, показывая, насколько мысли поэта о фотографии связаны с целями ее поэтической практики.

Изображений

Художественная литература как картограф: Москва как дворец русской памяти Ивана Бунина

Анджела Бринтлингер

В своей художественной литературе, написанной с 1920-х по 1940-е годы, Иван Бунин привел ряд рассказов о Москве, назвав конкретные места, многие из которых были закрыты или разрушены после революции 1917 года советским режимом или нацистскими бомбардировками во время Второй мировой войны.При этом Бунин использовал Москву для нанесения на карту культурной памяти русской эмиграции, при этом древний город Москва выступал в качестве «дворца памяти» и одновременно вносил свой вклад в «Московский текст». В частности, в своем рассказе 1944 года «Очищающий понедельник» Бунин провел этот мнемонический проект на трех уровнях: историческом, духовном и дидактическом. Он сделал это как для российских читателей — его соотечественников за границей и потенциальных (будущих) читателей дома, — так и для иностранной аудитории, которая все больше интересуется Россией.Внимательно прочитав рассказ, дневниковые записи и биографию Бунина, эта статья исследует идею дворца памяти и четырех конкретных образов памяти, сравнивая изображение России Буниным с изображением 1915 года английским путешественником Стивеном Грэмом.

Изображений

Транснациональные идентичности в письменности диаспоры: рассказы Василия Яновского

Мария Рубинс

Сосредоточившись на прозе Василия Яновского как на конкретном тематическом исследовании, эта статья ставит модернистские нарративы, основанные на изгнании, перемещении и миграции, в диалог с развивающейся теорией транснационализма.Взаимодействуя с гибридным, межкультурным характером письма диаспоры, это исследование бросает вызов традиционным мононациональным классификациям, основанным на языке и происхождении автора. Ключевые тексты Яновского, выходящие за пределы ряда границ (между русским и английским, художественной и научной, русской духовностью и западной мыслью, наукой и фэнтези), призваны продемонстрировать, что язык может быть вопросом личного эстетического выбора писателя, а не фиксированный маркер принадлежности к национальному канону.В этой статье также приводится довод в пользу транснациональной идентичности как интеллектуальной и эмоциональной и, следовательно, переводимой принадлежности, сформированной через национальные разломы и культурные традиции.

Политика, закон и справедливость в народной Польше: файл Филдорфа

Агата Фиялковски

В этой статье рассматривается дело против польского борца сопротивления Августа Эмиля Филдорфа и последующий судебный процесс над ним. Судебные чиновники в составе советской тайной полиции или тесно сотрудничавшие с ней принимали решения, затронувшие жизни многих людей в Польше в 1944–1956 годах.Рассмотрение судебного процесса и опыта избранных судебных должностных лиц позволяет лучше понять природу сталинского правосудия. Ключевые вопросы, лежащие в основе судебного разбирательства, связанные с политическим контекстом, правовыми маневрами и более широкими соображениями, окружающими обвиняемого глазами его преследователей, проливают свет на скрытый механизм сталинского правосудия в действии и на то, что составляет судебное преступление. Хотя в центре внимания этой статьи находится Филдорф, в этой статье утверждается, что польское тематическое исследование может быть поучительным при анализе того, как закон использовался в качестве политического оружия в других государствах и регионах с аналогичным опытом тоталитарного правления.

Продажа рыночного социализма: Венгрия в 1960-е годы

Бет Грин

Бет Грин обсуждает медийное изображение продаж и маркетинговой деятельности на ранней стадии венгерских рыночных реформ в конце 1960-х годов. Используя статьи из популярной и специализированной прессы и архивные источники Венгерского радио и телевидения, автор утверждает, что в рамках Нового экономического механизма (НЭМ) продавцы считались символическими фигурами рыночного социализма и, следовательно, современной социалистической экономики.Средства массовой информации изображали торговую деятельность как решение эндемичных проблем командной экономики, посредничество между производством и потреблением и создание рынка покупателя, на котором продавцы будут конкурировать за покупателей. Эта статья предлагает уникальный подход к изучению роли продавцов и продаж в условиях рыночного социализма, дополняя богатую литературу о государственном социалистическом потреблении и оспаривая традиционную точку зрения, согласно которой правительства советского блока стремились контролировать производство и потребление независимо и независимо от их связи с ними. магазин.

Изображений

Непокорные женщины: интернационализм и новое определение границ благосостояния в чехословацко-вьетнамской программе обмена рабочей силой

Алена Аламгир

В этой статье я анализирую изменения в чехословацко-вьетнамской программе обмена рабочей силой в период с 1967 по 1989 год, в частности, государственную политику Чехословакии в отношении беременных вьетнамских рабочих. В программе приверженность чехословацкого государства к обеспечению благосостояния противопоставлена ​​его приверженности социалистическому интернационализму.Политика по отношению к беременным вьетнамским работницам составляла часть процесса, посредством которого чехословацкое государство пересматривало пределы заботы, которую оно считало обязанным оказывать. Конфликт между двумя государствами из-за надлежащего обращения с беременными вьетнамскими работницами также явился следствием более общей черты чехословацкого государственного социализма: противоречия между давлением, направленным на повышение (или, по крайней мере, поддержание) производительности, и давлением, направленным на повышение рождаемости. Постепенное преобразование программы в более децентрализованную и подобную рыночному обмену форму сформировало характер конфликта, попытки его разрешения и ограниченную эффективность решений.

.